Страница 81 из 102
— Но именно нёго и заставила меня задуматься над этим предложением. Она написала мне, что изнывает от скуки, решительно не зная, чем занять себя, а потому надеется, что общие с Государем попечения о столь юной особе помогут ей рассеяться.
От Найси-но ками все отправились к Третьей принцессе. У нее никогда не было недостатка в посетителях. Одни почитали своим долгом навещать ее в память о милостях ее отца — Государя из дворца Судзаку, другие были так или иначе связаны с домом на Шестой линии и тоже не упускали случая выказать ей свое почтение.
Сыновья Найси-но ками — Тюдзё, Бэн и То-дзидзю — присоединились к Правому министру, отчего свита его стала еще внушительнее.
Вечером в дом Найси-но ками приехал Дзидзю Четвертого ранга. За день в доме перебывало немало молодых людей, и все они были хороши собой, однако Дзидзю появился, когда остальные уже разъехались, и все взгляды невольно сосредоточились на нем.
— Ах, лучше его нет! — как обычно, зашептались восхищенные дамы.
— Он и наша юная госпожа… Вот была бы достойная пара!
Ну что за дерзкие молодые особы! Впрочем, юноша в самом деле был очень красив, к тому же при каждом его движении вокруг распространялся аромат, которого сладостнее и вообразить невозможно. Самая неопытная юная девица (разумеется, не лишенная чувствительности) и та не усомнилась бы в его превосходстве.
Найси-но ками находилась в молельне.
— Проведите его сюда, — приказала она, и юноша, поднявшись по восточной лестнице, расположился перед прикрывающим дверь занавесом.
На растущей неподалеку молодой сливе уже набухли почки, слышались первые, совсем еще робкие трели соловья… Плененные красотой гостя, дамы пытались шутить с ним, но, к их величайшей досаде, юноша держался церемонно и отвечал с холодной учтивостью. В конце концов прислужница высшего ранга по прозванию госпожа Сайсё произнесла:
«Недурно!» — подумал Дзидзю и ответил так:
Если не верите, дотроньтесь до моих рукавов…
— В самом деле, «едва ль не прелестней…» (380) — зашептали дамы, как видно готовые на все, лишь бы возбудить в госте любопытство. Но тут из внутренних покоев вышла Найси-но ками.
— Как вам не стыдно! — тихонько попеняла она дамам. — Неужели вас не смущает присутствие благонравнейшего из мужей?
Дзидзю знал, что люди называют его Благонравнейшим, и нельзя сказать, чтобы ему это нравилось.
Тут же находился сын Найси-но ками, То-дзидзю, который пока еще не прислуживал во Дворце, а потому мог не ехать с новогодними поздравлениями.
На двух подносах из аквилярии гостю подали плоды и вино. «Правый министр с годами все более напоминает ушедшего, — думала Найси-но ками. — А этот юноша совсем на него не похож. Но каким спокойствием дышит его лицо, как изящны манеры… Вероятно, ушедший был таким в молодости».
Мысли ее унеслись в прошлое, и слезы невольно навернулись на глазах.
После ухода Дзидзю в доме долго еще витал чудесный аромат, волнуя воображение дам.
Недовольный тем, что его назвали благонравнейшим из мужей, Дзидзю в двадцатые дни Первой луны, когда сливы стояли в полном цвету, снова приехал навестить То-дзидзю, преисполненный решимости доказать этим ветреным особам, что он вовсе не так суров, как им показалось.
Приблизившись к срединным воротам, он приметил стоящего неподалеку человека в таком же, как у него, платье. Тот попытался скрыться, но Дзидзю велел его задержать, и оказалось, что это Куродо-но сёсё, постоянно бродивший вокруг дома Найси-но ками. «Наверное, его привлекли звуки бива и кото „со“, доносящиеся из Западных покоев, — подумал Дзидзю. — И все же трудно оправдать его. Слишком большим бременем отягощает свою душу человек, с таким упорством стремящийся к запретному». Но скоро звуки струн смолкли.
— Не соблаговолите ли вы стать моим проводником? — попросил Дзидзю. — Я плохо знаю дорогу.
Напевая вполголоса «Ветку сливы», юноши приблизились к красной сливе, растущей перед западной галереей. Одежды Дзидзю источали благоухание куда более сладостное, чем цветы, и привлеченные этим дивным ароматом дамы, распахнув боковую дверь, стали довольно искусно подыгрывать юношам на кото. Приятно удивленный мастерством, с которым они справлялись с ладом «рё», представлявшим немалую трудность для японского кото, Дзидзю пропел песню еще раз. Бива тоже звучало прекрасно. Восхищенный подлинным благородством обитательниц дома, Дзидзю держался в тот вечер куда непринужденнее обыкновенного и даже пытался шутить с дамами. Кто-то из них выдвинул из-под занавесей японское кото. Юноши с таким упорством уступали друг другу честь играть на нем, что пришлось вмешаться Найси-но ками.
— Я слышала, что господин Дзидзю играет на кото почти так же, как когда-то играл мой покойный отец, — передала она им через То-дзидзю. — Мне давно уже хотелось послушать его. Может быть, сегодня, «соловьиными трелями завороженный…»[138].
Стоит ли чиниться, когда тебя так упрашивают? Юноша, хотя и неохотно, повиновался, и раздались стройные, певучие звуки японского кото. Найси-но ками никогда не была близка с родным отцом своим, но мысль о том, что его больше нет в мире, вовлекала ее в глубокое уныние, и она вспоминала его по любому, самому незначительному, казалось бы, поводу. Неудивительно поэтому, что ее растрогала игра Дзидзю.
«Он поразительно похож на покойного Уэмон-но ками! — подумала она. — Как странно! Да и манера игры на кото у него совершенно такая же…» И Найси-но ками разразилась слезами. Впрочем, она была немолода, а у пожилых людей вечно глаза на мокром месте.
Куродо-но сёсё, имевший красивый голос, запел: «Листьями трехслойными…»[139]. Молодые люди с упоением музицировали, воодушевляя друг друга и наслаждаясь свободой, вряд ли возможной в присутствии умудренных опытом знатоков. То-дзидзю, так же как некогда и отец его, не отличался особыми дарованиями в этой области и только слушал, угощая гостей вином.
— Спойте хотя бы что-нибудь заздравное! — пеняют ему, и он, вторя Дзидзю, поет «Бамбуковую реку»[140]. Голос у него еще неокрепший, но довольно приятный.
Из-под занавесей появляется чаша с вином для гостя, но Дзидзю не спешит ее брать.
— Я слышал, что во хмелю человек выдает самые сокровенные думы и способен на любое безрассудство, — говорит он. — Как же прикажете понимать?
Найси-но ками преподносит в дар гостю женское платье и хосонага, пропитанное изысканными благовониями.
— Что вы, такая честь… — конфузится юноша, предпринимая робкую попытку вернуть дар и уйти, но То-дзидзю останавливает его и принуждает принять платье.
— Зашел лишь пригубить вина, словно участник Песенного шествия, а просидел до поздней ночи, — говорит Дзидзю и все-таки уходит.
«Если этот Дзидзю будет часто показываться здесь, — не без досады думает Куродо-но сёсё, — перед ним никто не устоит». Совсем пав духом, он говорит, тяжело вздыхая:
Видя, что он тоже собирается уходить, кто-то из дам отвечает:
138
...соловьиными трелями завороженный»... — Намек на стихотворение Бо Цзюйи «Весенняя река»: «Жара и прохлада, сумерки, свет неизменно сменяют друг друга. / И так незаметно два года прошли, как я поселился в Чжунчжоу. Утром и вечером двери закрыв, слушаю стук барабана. / На башню поднявшись, бесцельно смотрю на лодки, снующие по реке. / Соловьиными трелями завороженный, вниз спускаюсь к цветам. / Плененный яркостью трав и цветов, долго сижу у воды. / Просто смотреть на весенний поток и то не может наскучить. / Омывая гальку, струясь меж камней, изумрудно вьется-журчит».
139
Листьями трехслойными... — См. песню «Этот дворец» («Приложение», с. 101).
140
«Бамбуковая река» — песня, исполнявшаяся обычно во время Песенного шествия (см. «Приложение», с. 101).