Страница 26 из 32
— Это же надо, кто нас посетил! — насмешливо бросил стигиец. — Ну, наслаждайся! Созерцай!
И он громко рассмеялся.
После ванны, наполненной чистейшей родниковой водой, им захотелось массажа и других плотских удовольствий. Но сколько Рамон ни представлял себе туранских танцовщиц и шемитских массажисток, ничего у него не вышло.
— Ладно, потом разберемся, — буркнул помрачневший стигиец. Ему очень не понравилось то, что его власть имеет ограничения.
Он представил себе роскошную трапезную, и они там и оказались. Настроение сразу же поднялось.
— Угощайтесь, друзья мои! — громко воскликнул стигиец.
Торн с наслаждением принялся вкушать долгожданную пищу, а вот перед пленником появились лишь кувшин с водой да краюха черствого хлеба. Как это было ни унизительно, но он набросился на пищу.
— Вот, Торн, и такие твари смеют называть себя людьми! — с наигранным возмущением воскликнул Рамон. — Ни манер, ни гордости…
Он отщипнул холеными пальцами кусочек цесарки, а затем отпил вина.
— Вот я, к примеру, тоже голоден. Но это вовсе не значит, что можно позволить себе опустится до уровня свиньи.
Рамон продолжал разглагольствовать, пробуя разнообразные кушанья, коими был уставлен весь стол.
— Увы, но мир, по большей части, населяют грубые и грязные людишки. Вот как этот, например.
Стигиец бросил бедняге недоеденную кость, и тот принялся старательно ее обгладывать.
— О чем и речь! — печально произнес Рамон. — Зато такие люди, как я, рождаются раз в столетие. А может и реже. Я велик! Что, впрочем, осознаю в полной мере. Так выпьем же за мою скромную персону и пожелаем ей, как говорят в Кхитае, процветать еще тысячу лет!
Асир вскочил на ноги и поднял бокал. Вся эта клоунада изрядно забавляла его, но он не показывал вида.
— За тебя, мой бог. Славься же и процветай три тысячи лет!
Рамон захохотал:
— Ты прав, друг мой! Три тысячи, а не одну. Три!
Они пили и ели до тех пор, пока не свалились без сил. Последним усилием мысли стигиец перенес их в спальню. После этого они отключились.
Огромный кузнечный молот нещадно бил по голове, и Рамон застонал. Распухшие веки никак не хотели раскрываться, а во рту пересохло, как во время перехода по степи, когда у них совсем не было воды.
Наконец веки приподнялись, и стигиец увидел потолок. Однако тот тут же куда-то уплыл, вызвав приступ тошноты.
А великан, лупивший молотом по голове, все не желал убираться прочь.
— Торн, — выдавил из себя стигиец, примерно спустя один колокол.
Очень нескоро варвар отозвался:
— А-а-а…
На большее его не хватило.
Рамон знал, что лучше всего сейчас могло помочь охлажденное вино. Вот только откуда его взять? Как он ни тужился, но представить себе кувшин с напитком не смог.
После нескольких неудачных попыток новоявленный бог задремал. Находящемуся здесь же пленному воину их мучения были единственным утешением. Проснувшись поутру, он снова попытался избавиться от кандалов, но цепи были слишком тяжелы.
Кроме этого, пленник вновь и вновь повторял слово «Сиптах», Однако полное отсутствие магических способностей не позволяло ему воспользоваться волшебством замка.
Когда Рамон снова пришел в себя, ему стало несколько полегче. В этот раз стигиец сумел даже наколдовать столь вожделенную жидкость. Он залпом ополовинил кувшин и снова отключился. Торну пришлось намного хуже. Варвару пришлось проползти почти всю комнату, прежде чем он достиг желанного сосуда. Кроме того, этому гиганту, требовалось нечто большее, нежели полкувшина жиденького стигийского пойла.
«Ах, сейчас бы кувшинчика два красного аргосского», — мечтательно подумал он, но делать было нечего. Рамон уже спал, а будить его Торн не решился.
Еще через день они смогли окончательно отойти от последствий своих неумеренных алкогольных возлияний. Правда, для этого обоим пришлось долго пролежать в холодной воде бассейна.
Ломтики фруктов помогли избежать новых приступов тошноты. И только после этого Рамон опять вспомнил о пленнике.
Надо его поберечь для жертвоприношения, решил он и наколдовал солдату воду и пищу. Все эти дни, пока они мучились от похмелья, воин сидел на цепи, лишенный каких-либо удобств. Ему даже пришлось ходить под себя, отчего комната стала смердеть. Иногда ему надо мыться, решил стигиец, и бросил солдата в ледяную воду… естественно, не в тот бассейн, где прохлаждались они с Торном.
Памятуя о последней трапезе, они не стали налегать на вино, лишь немного подкрепились. Хотя и аппетита-то особого не было. И лишь после всего этого, удобно устроившись возле небольшого камина, новые хозяева замка перешли к обсуждению дел насущных.
— Пора вызывать дух мага, — произнес Рамон. — Думаю, он прольет свет на происхождение и свойства этих змей. Будем надеяться, что они просто охраняют замок. А вот если нет, то у нас могут возникнуть проблемы.
В подвал они отправились пешком. Рамон не решился перенести их туда с помощью магии. Все-таки казематы могли оказаться заполненными всякого рода тварями, и было бы неприятно очутиться вдруг среди них.
Спуск был столь же долог, как и подъем в обсерваторию. Но они осилили и его.
Подвальный воздух был затхлым и крайне тяжелым. Рамон поднес к носу платок и старательно не опускал его.
Как стигиец и предполагал, внизу находились казематы и зал для жертвоприношений. Только вот какому богу поклонялся Сиптах, было непонятно.
Рамон нигде не видел изображения Сета, из чего сделал вывод, что колдун и впрямь был отщепенцем.
Прямо в центре зала высилась гигантская необтесанная глыба бурого цвета. Была ли то кровь, пролитая здесь за века, а может, таковым был настоящий цвет камня, — оставалось только гадать.
Но вот тьма, витающая над глыбой, была чем-то большим, нежели просто тьма. Это была Тьма, истинная и неповторимая. Вглядываясь внутрь нее, Рамон понял, что все темные земные боги — не более чем младенцы по сравнению с этим.
«В какие же глубины преисподней заглядывал Сиптах?» — пронеслось в голове жреца-недоучки. Впрочем, если этим для получения своего могущества пользовался Сиптах, то почему тем же самым не мог воспользоваться и Рамон?
Пора, — произнес стигиец, и его голос, прокатившись по залу, вернулся назад, многократно усиленный эхом.
Сиптах! — громко произнес Рамон, в надежде зажечь светильники. Но ничего не вышло. Огромные медные треноги, стоящие по периметру всего зала, так и не вспыхнули.
— Придется зажигать обычным способом.
Но для этого им понадобилось подняться наверх, и только там Рамон смог наколдовать несколько факелов.
А затем — снова бесконечный спуск в глубины ада. Магия хозяина замка не переносила их в эту обитель зла.
Когда треноги уже полыхали, Рамон хлопнул себя по лбу.
— Проклятье, надо было сразу прихватить с собой этого ублюдка. Теперь придется идти и за ним. Перенести его сюда я не смогу.
Торн окинул взглядом пентаграмму, которую начал создавать стигиец, и ответил:
— Я приведу его, господин. То есть, мой…
— Тс-с, — оборвал его Рамон. — Здесь не следует бросаться подобными словами.
Торн и сам чувствовал это. А потому молча пошел наверх.
Все нужные ингредиенты для волшебства Рамон отыскал в кладовой Сиптаха. Тут были тела еще не рожденных детей, кровь девственниц, собранная в полнолуние, и многое, многое другое.
Наконец пленник оказался в подвале, и асир уложил его в указанный волшебником сектор пентаграммы.
Сама пентаграмма была довольно большой и запутанной. Причудливо переплетенные круги пересекались квадратами и треугольниками, а те, в свою очередь, — с пяти-, шести- и восьмиконечными звездами.
— А вот и наш гость, — весело усмехнулся Рамон, подойдя к пленному воину. — Я рад, что ты решил присоединиться к нам в столь важном деле. Конечно же, ты знаешь, что у нас тут будет маленькое жертвоприношение? По глазам вижу, что знаешь. Надо заметить, это поистине решительный и самоотверженный шаг с твоей стороны.