Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 92

— Это жрец нашей деревни, — нашелся он, — а о «политиках» я слыхивал от заезжих торговцев из больших городов.

Зана помолчала, опустив длинные ресницы.

— Я думала, что жрецы диких племен умеют излечивать травами и кореньями. Этот Обиус хотя бы сказал тебе название куста, о который ты оцарапался?

Конан раздумывал не слишком долго. Про себя он уже решил, что назовет Зане и ее лекарю растение, из сока которого карлик изготовил свой яд. Возможно, Родагр, о котором он слышал еще двадцать лет назад как об искусном лекаре и тайном чернокнижнике, услугами которого негласно пользовался сам король Риманендо и некоторые придворные, сможет помочь. И тогда — прощай навсегда лукавый брегон, прощай безумный Арель и неведомый остров Фалль! У Конана не было ни малейшего желания участвовать в чужих интригах, он объелся своими за годы царствования в Аквилонии. Если Родагр излечит его от яда, он двинется на север, дождется кануна Аскольда Мечника неподалеку от Турна, а там… В мире не может существовать двух Конанов, один должен исчезнуть. И киммериец надеялся, что это будет тот, кто сейчас вторично проживает его судьбу, охотясь и пируя в Озерном Крае.

— Этот куст назывался сихаскхуа, — сказал он. Родагр, слушавший дыхание варвара через костяную трубочку, отшатнулся и уставился на своего подопечного с нескрываемым изумлением.

— Название тебе, кажется, знакомо? — спросила Зана лекаря.

— Да, госпожа. Я читал об этом растении. Но оно не встречается в Бритунии. Сикаскхуа вообще неизвестно на гирканском материке — ни в странах Запада, ни на Востоке. В одном древнем манускрипте сказано, что сей кустарник, имеющий прозрачные мясистые ягоды, произрастает только на далеком континенте My, и яд его столь силен, что от него нет спасения.

Зана нахмурилась.

— Что скажешь, бритунец?

Конан махнул рукой.

— Ладно! Мы, северяне, не любим посвящать чужих в подробности своих дел, но раз уж Родагру известно это растение, я скажу. В наши края явился однажды карлик, из тех что шляются по земле в поисках собственной погибели. Он хотел выполнить какой-то обет и убить нашего жреца Обиуса отравленным ножом. В последний момент я заслонил Пресветлого. Потом карлик стал молить о смерти. Я исполнил его просьбу, признаюсь, не без удовольствия.

— Похоже на правду, — заметил лекарь, — я слышал о карликах-самоубийцах. Некоторые утверждают, что они из проклятого племени, живущего в землях My. Непонятно мне лишь одно. Яд убивает за семь дней. Ты не мог добраться сюда из Бритунии за столь короткий срок.

— Ты прав, — отвечал Конан, — но наш жрец совершил надо мной тайный обряд, что ослабило действие яда, хотя и не устранило его полностью. Он же посоветовал мне отправиться в Кордаву и поискать знаменитого Родагра. Я нанялся в телохранители к аквилонскому вельможе, чтобы иметь возможность бесплатно добраться до Зингары. Я достиг цели. Сможешь ли ты помочь мне, лекарь?

Родагр вопросительно взглянул на хозяйку. Та величественно кивнула головой и произнесла:

— Я сдержу слово, Бастан, и награжу тебя. За то, что ты спас меня возле ипподрома, мой лекарь даст тебе универсальное противоядие. Однако принимать его нужно небольшими дозами довольно долго. Это время тебе придется пожить у нас. Думаю, в благодарность за кров и пищу ты согласишься послужить: мне нужен телохранитель, а в твоей силе и ловкости я могла сегодня убедиться дважды. Когда поправишься, получишь корабль и деньги, чтобы нанять команду.





Конан решил умолчать о том, что в случае выздоровления ни корабль, ни шайка головорезов ему не понадобятся. Он лишь кивнул, давая понять, что согласен на условия Заны.

Родагр удалился и вскоре вернулся, бережно неся хрустальную склянку, наполненную переливающейся всеми цветами радуги жидкостью. Конан принял из его рук этот сосуд и осторожно понюхал. Пахнуло морем, солью, горячим прибрежным песком… Он словно услышал плеск волн за кормой, крики чаек, звуки боцманской дудки… Эти запахи и звуки манили в океанский простор, навстречу свежему ветру и новым приключениям. Конан собрался уже сделать глоток, как вдруг ощутил еще один едва заметный терпкий аромат — словно влажные джунгли дурманили голову неведомыми испарениями…

— Пей! — услышал он голос женщины. — В этом зелье твое единственное спасение!

Словно прыгая с высокой скалы, Конан решительно осушил склянку. Жидкость напоминала слабый муст, немного терпкий, но приятный. Теплая волна растеклась по уставшему телу, мускулы расслабились, и Конан откинулся на спинку стола. Его грудь высоко вздымалась, дыхание было ровным и глубоким, словно у спящего, хотя киммериец бодрствовал, наблюдая за лекарем и хозяйкой виллы.

Родагр, еще недавно казавшийся неприятным и вызывавший в душе варвара, как и всякий чернокнижник, подозрения, превратился в почтенного мудрого старца, готового бескорыстно служить своему подопечному. «Не то что какой-нибудь лживый фаллиец, — лениво размышлял Конан, — это настоящий ученый… как Афемид, пожертвовавший жизнью… мой бедный преданный магистр…» Он и не вспомнил, что, благодаря магии Да Дерга, перенесся в прошлое, и сейчас живой и здоровый Афемид вовсю трудится на благо славного Турна. Мысли плыли тяжело и вяло, словно дождевые облака под слабым ветром.

Комнату все более наполнял красноватый полумрак, хотя курильницы не дымили, а многочисленные светильники горели в полную силу. Шелест ткани привлек внимание варвара, и он глянул в сторону ложа. Он увидел сказочный грот, в таинственной полутьме которого возлежала самая прекрасная и соблазнительная женщина из всех, которых он когда-нибудь встречал. Лучезарными звездами блестели ее драгоценности, полупрозрачная одежда не скрывала манящих прелестей, высоко открытые стройные ноги дразнили воображение.

Конан встал и медленно, словно во сне, двинулся к ложу. Лекарь куда-то исчез, светильники погасли, остались гореть лишь три небольшие лампы. Зеленые глаза женщины блестели в полумраке, они манили, притягивали, готовились поглотить…

Когда Конан приблизился, Зана томно потянулась и опытным жестом развязала узел на его набедренном поясе.

— Ты прекрасен, — страстно прошептала она, касаясь губами его обнаженного бедра, — ты просто создан для жарких поединков под овации переполненного стадиона! Или под стоны изнемогающей от любви женщины… Иди ко мне!

Она словно заглянула ему в душу. Смертельная схватка переполняла его обжигающим чувством и, одолевая врага, он часто испытывал упоение экстаза, который способна подарить мужчине лишь опытная любовница. Движения, жесты, запах духов кофитки наносили неотразимые удары, словно его многочисленные поверженные противники слились сейчас в этой женщине, чтобы взять реванш.

Склонившись над постелью, киммериец стремительным движением сорвал полупрозрачную циклу Заны. Тонкая ткань легко разорвалась и опустилась на пол клочьями лилового тумана. Сделав гибкое движение корпусом, Конан скользнул по ее телу, коснувшись темно-алых сосков упругих грудей. Он положил ладони на бедра женщины, услышал томный стон и почувствовал, как изогнулся ее стан в сладостном предвкушении любовной битвы.

Губы Конана дрогнули в улыбке, а потом запечатлели на ее губах, распахнувшихся навстречу, страстный поцелуй. Его язык проскользнул внутрь, нанося дразнящие уколы, словно он орудовал шпагой, распаляя противника и вынуждая его к неосторожному движению. Ему понадобились считанные мгновения, чтобы подчинить ее тело и волю, готовые отдаться на милость победителя. Он наслаждался этой властью, испытывая остро-сладостные ощущения, словно дразнил на арене цирка коварного и безумно опасного зверя. Только смертельному врагу он готовил бы гибель, а этой женщине был готов отдать свою любовь…

Прикосновения его губ, сравнимые с жаркими языками пламени, зажигали кофитку, словно пожар сухой вереск, а ласки сильных пальцев подливали масла в огонь. Она готова была сгореть заживо, сгореть мгновенно и ждала этого с такой силой, как будто никогда раньше не была с мужчиной. Удивительно: опытная и расчетливая, донна дель Донго привыкла к совсем иным любовным играм, но этот северянин покорил ее неожиданной мощью, взял приступом, как воители берут на копье город… Ничего, она еще отыграется и возьмет свое, а сейчас… Иштар Всемилостивая, но что же он медлит? Она застонала, поняв, что получит облегчение лишь в последний момент своего изнеможения и, не в силах справиться со своими чувствами, бросилась в это бушующее пламя.