Страница 54 из 92
Конан отчаянно пытался удержаться, но пальцы его превратились в скользких змей, а сам он — в беспомощную ящерицу, покрытую отвратительной слизью. Так ему, во всяком случае, казалось. За пределами круга уже оказались плечи и грудь, потом живот, бедра, колени…
И тут ударил гонг.
Цукава сразу же убрал ногу и в раскачку пошел к центру круга, подняв в приветствии руки. К его ногам упало несколько букетиков.
— Первый шар! — возгласил один из судей. — Соперники удаляются для отдыха!
Только оказавшись в комнате с кожаным топчаном, Конан понял, что истекло время первой части схватки, и удар гонга спас его от неминуемого поражения.
— Сколько всего этих… «шаров»? — спросил он у Мамбы, обмахивающего его куском полотна.
— Не знаю, господина, — отвечал раб, — самое большое, что Мамба видел — пять шаров, шесть — уже Цукава победил.
Снова прозвучал гонг, и Конан, поминая Нергала и все закоулки Серых Равнин, вернулся в круг. Цукава опять раскланялся, все так же улыбаясь.
— Да пошел ты… — пробурчал киммериец и тут же услышал жестяной голос Заны: «Осторожнее, Бастан, оскорбления противника запрещены!»
Пришлось варвару поклониться, хотя с большим удовольствием он раскроил бы камбуйцу череп. Подавляя гнев, Конан отчаянно искал выход из положения. Впервые, вступив в драку, он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Не было привычного оружия, он не мог ударить противника в самые уязвимые места, не мог распалить его оскорблениями, чтобы, ослепив яростью и заставив броситься вперед, увернуться и позволить сопернику вылететь из круга… Вытолкнуть же тушу Цукавы представлялось задачей безнадежной, тем более, что волосы на подошвах камбуйца надежно предохраняли его ноги от опасного скольжения по мраморным плитам. Стоило же Конану упасть, и Цукава опять сможет катить его к роковой черте, словно сани по снежному насту…
Гигант топтался посреди круга, а киммериец кружил возле, не осмеливаясь сходиться вплотную с опасным противником. И все же он упустил момент: Цукава вдруг сделал резкое движение и толкнул Конана в плечо. Очевидно его неповоротливость во многом была напускной. От этого толчка варвар крутанулся на пятках, и, продолжая вращаться, словно юла, покатился к роковой черте. Только упав на живот и обломав ногти о мраморные плиты, он сумел замедлить роковое скольжение возле самой окружности.
Вскочив и заревев от бессильной ярости, Конан бросился к улыбающемуся камбуйцу, нырнул ему под руку и охватил противника за колени. Ему не удалось сомкнуть пальцы — ноги Цукаты были толсты, словно корни мощных деревьев, но отчаянным усилием Конан смог оторвать камбуйца от пола и сделать шаг к белой черте. Изумленные крики раздались с помостов: никто не ожидал, что найдется человек, способный приподнять гиганта.
В глазах варвара потемнело, мышцы его готовы были вот-вот лопнуть, грудь сдавил огненный обруч… И все же Конан сделал еще шаг и еще…
Его усилия оказались напрасны. Мощный удар обрушился на спину киммерийца, бросив его на красный мрамор: Цукава согнутыми локтями ударил его сверху между лопаток. Зрители разразились торжествующими воплями: как ни надоели гостям Заны постоянные победы камбуйца, все же его поражение многие восприняли бы как личное оскорбление. А ведь этот бритунец был в нескольких шагах от победы!
Цукава не торопился поставить ногу на спину поверженного противника, чтобы вытолкать его за черту. Конан не видел, чем занят камбуец, но подозревал, что тот по своему обыкновению приветствует публику, помахивая ладонями, каждая из которых была величиной с тележное колесо. Голова варвара лежала на сгибе его локтя и, когда из глаз исчезла красная пелена, он заметил, что крышечка оставленного Да Дергом перстня открылась, а оживший жучек шевелит лапками. Короед выбрался из перстня, спустился по пальцу человека на пол и быстро побежал вдоль стыка плит, словно вдоль русла застывшей реки. «Давай, — подумал Конан, — уноси ноги, жук, я не хочу, чтобы ты видел позор своего хозяина…»
Его тело снова заскользило по полу: Цукава, наконец, решил окончить поединок. Плиты были слишком гладкими, а стыки между ними чересчур плотными, чтобы надеяться зацепиться и затормозить роковое скольжение. Отчаянным усилием Конан вывернулся из-под ноги гиганта и перекатился на спину. Цукава больше не улыбался, его поросшая черной шерстью пятка целила в грудь киммерийца…
И вдруг камбуец отпрянул. На его лице отразилось несказанное удивление, потом маленький ротик расплылся в безумной усмешке и все услышали тоненький, повизгивающий смех! Цукава запустил руку под набедренную повязку и принялся отчаянно чесаться. Второй рукой он скреб у себя под мышкой. Он поджал левую ногу и похожими на недозревшие помидоры пальцами яростно тер огромную свою голень. Впечатление было такое, словно камбуйца внезапно одолел целый сонм невесть откуда взявшихся блох…
Конан не стал размышлять о причинах столь странного явления. Вскочив, он плечом изо всех сил ударил в необъятный живот Цукавы. Гигант качнулся на одной ноге и сделал шаг назад. И тут же поджал правую ногу, продолжая хихикать и чесаться. Новый толчок заставил его отступить еще, миг — и Цукава оказался у роковой черты… Он даже не пытался сопротивляться, настолько одолела его непонятная чесотка.
Памятуя о своем недавнем унижении, Конан нанес эффектный заключительный удар, в точности повторив свою первую атаку. На этот раз стоявший с поджатой ногой камбуец не удержался, попятился и с ужасным плеском рухнул в бассейн, выплеснув на пол зала добрую половину его содержимого.
Лишь несколько одобрительных возгласов раздалось с помостов. Судьи в растерянности застыли, поднеся дудки к губам, но не осмеливаясь дать сигнал к окончанию поединка. И тут раздался голос Заны:
— Что ж, бритунец, ты победил и заслужил награду. Думаю, ты останешься доволен щедростью хозяйки виллы дель Донго.
— И все же твои правила — жульнические, — сказал Конан.
Он сидел в опочивальне Заны на резном табурете, и лекарь Родагр выстукивал, осматривал и даже вынюхивал его со всех сторон. На Конане по-прежнему была лишь набедренная повязка, хотя резко пахнущее масло уже смыла вода купели, в которой варвар омылся после поединка с Цукавой.
— Почему же? — лениво спросила хозяйка виллы, возлежащая среди многочисленных подушек на своем широком ложе.
— Я победил этого бегемота, когда взобрался к нему на спину. Один крепкий удар по затылку — и его можно было бы свежевать.
— Фу, — поморщилась Зана, — ты настоящий варвар, милый мой! Это всего лишь соревнования, которые ведутся по правилам.
— Тогда правила должны быть честными. Твои девки натерли мне пятки маслом, превратив их в подобие коньков, на которых у нас катаются зимой по льду замерзших озер. А у камбуйца подошвы заросли шерстью. По-твоему, это справедливо?
— Ты не поверишь, камбуйские борцы вживляют в кожу ступней волоски горной обезьяны, — рассмеялась Зана. — Операция болезненная, но приносит неоспоримое преимущество. Кстати, насчет честности. Никому из соперников не возбраняется проделать то же самое.
На этот раз улыбнулся Конан.
— Ты столь же хитроумна, как Пресветлый Обиус. Из тебя бы вышел неплохой политик.
— Я и есть политик. Ты слышал о партии «фиолетовых»? Я имею честь быть лидером последователей Авванти. И вот что еще. Если уж говорить о поединках по всем правилам — думаю, чесотка напала на великолепного Цукаву отнюдь неспроста.
Киммериец невольно коснулся медного перстня. После схватки он заметил, что крышечка встала на место, а, заглянув внутрь, обнаружил короеда, снова впавшего в спячку. То ли жучок вернулся, то ли еще что…
— Никому не возбраняется почаще мыться в бане, — сказал Конан.
Зана снова расхохоталась. Эта женщина умела ценить шутку.
— А кто такой Обиус? — спросила она.
Конан понял, что сболтнул лишнее, и еще раз дал себе слово быть осторожнее в разговорах с донной дель Донго.