Штам. Начало

Эф увидел перекрестья шрамов на голых руках артиста и вспомнил, что Боливар любил полосовать себя на сцене — это была его фишка.

— У нас возникли некоторые проблемы с идентификацией багажа пассажиров.

— Тут все просто. У меня с собой ничего не было. Никакого багажа, только мобильник. Чартерный самолет сломался, и я попал на этот рейс буквально в последнюю минуту. Разве мой менеджер вам не сказал?

— Я с ним еще не говорил. Меня особо интересует большой ящик.

Боливар уставился на Эфа.

— Это какой-то тест? Проверка умственных способностей?

— В грузовом отсеке. Старый ящик, частично заполненный землей.

— Понятия не имею, о чем речь.

— Вы не везли его с собой из Германии? Такие люди, как вы, могут коллекционировать подобные вещи.

Боливар нахмурился.

— Это же игра на публику, чел. Гребаное шоу, спектакль. Готический грим, жесткие тексты. Набери меня в «Гугле» — сразу узнаешь, что мой отец был методистским священником. Единственное, что я коллекционирую, так это кисок. И раз уж о них зашла речь, когда я, черт побери, смогу отсюда выйти?!

— Мы должны сделать еще несколько анализов, — ответил Эф. — Хотим отпустить вас совершенно здоровым человеком.

— А когда мне вернут телефон?

— Скоро, — пообещал Эф, направляясь к выходу.

Дежурная о чем-то спорила с тремя мужчинами перед входом в изолятор. Двое из них — верзилы, каждый на голову выше Эфа — явно числились телохранителями Боливара. В третьем — невысоком, с портфелем в руке — все выдавало адвоката.

— Господа, это режимная зона, — заявил Эф.

— Я здесь для того, чтобы мой клиент, Габриэль Боливар, был немедленно освобожден, — важно сказал адвокат.

— Господин Боливар проходит обследование. Он будет выписан при первой возможности.

— И когда это произойдет?

Эф пожал плечами:

— Через два дня, может, через три, если все будет хорошо.

— Господин Боливар потребовал освобождения под ответственность его личного врача. Я не только представляю интересы господина Боливара, но и уполномочен вести его дела в случае полной или частичной недееспособности моего клиента.

— Кроме меня, к этому пациенту никто допущен не будет, — ответил Эф и повернулся к дежурной: — Распорядитесь, чтобы здесь немедленно выставили охрану.

Адвокат выступил вперед.

— Послушайте, доктор, я не очень хорошо знаком с карантинным правом, но, как мне представляется, для того, чтобы держать кого-либо в медицинском изоляторе, необходим приказ президента. Кстати, мог бы я посмотреть на упомянутый приказ?

Эф улыбнулся.

— Господин Боливар ныне — мой пациент. Он выжил в катастрофе, повлекшей массовые человеческие жертвы. Если вы оставите номер своего телефона старшей сестре, я сделаю все возможное, чтобы вы получали своевременную информацию о ходе выздоровления господина Боливара. Разумеется, с его согласия.

— Слушай, док. — Адвокат непринужденно положил руку на плечо Гудуэдера, и Эфу это очень не понравилось. — Я могу добиться своего быстрее, чем это сделает суд. Мне стоит только мобилизовать бешеных фэнов. Хочешь, чтобы толпа готок и прочих уродов устроила демонстрацию протеста перед больницей? А потом они ввалятся сюда и будут носиться по этим коридорам, пока не прорвутся к своему кумиру.

Эф смотрел на руку адвоката до тех пор, пока тот не снял пальцы с его плеча. Гудуэдеру необходимо было повидаться еще с одним выжившим — Энселом Барбуром, программистом из Бруклина.

— Послушайте и вы меня. У меня совершенно нет времени на пустые разговоры. Поэтому позвольте задать вам несколько прямых вопросов. Болеет ли ваш клиент заболеваниями, передающимися половым путем, о которых мне следовало бы знать? Есть ли сведения об употреблении им наркотиков? Я спрашиваю лишь потому, что, если мне потребуется заглянуть в его историю болезни, она… Знаете, эти вещи, случается, попадают совершенно не в те руки. Вы же не хотите, чтобы полная история болезни вашего клиента стала достоянием прессы, верно?

Адвокат изумленно уставился на Эфа.

— Это закрытая информация. Ее разглашение — уголовно наказуемое деяние.

— Сулящее вашему клиенту массу неприятностей. — Эф выдержал паузу, глядя в глаза адвокату, чтобы до того дошло. — Я хочу сказать, вообразите себе — кто-то вывешивает в Интернете на всеобщее обозрение вашу историю болезни.

Адвокат потерял дар речи, а Эф обогнул двух телохранителей и был таков.

Джоан Ласc, партнер в юридической фирме, мать двоих детей, выпускница Суортмор-колледжа,[24] жительница Бронксвилла, член «Молодежной Лиги»,[25] сидела на поролоновом матрасе своей больничной койки в изоляторе, все еще в этой дурацкой больничной сорочке, и строчила карандашом на обратной стороне матрасного чехла. Она строчила, но при этом изнывала от нетерпения так, что у нее сводило голые пальцы ног. Поскольку мобильный телефон Джоан не вернули, ей пришлось унижаться и прибегать к угрозам, чтобы получить хотя бы грифельный карандаш.

Она уже собралась вновь позвонить, когда открылась дверь и в палату вошла медсестра. Джоан мгновенно включила улыбку из серии «сейчас вы у меня запляшете».

— Привет, ну вот, наконец-то. А то я уже начала беспокоиться. Как зовут доктора, который сюда приходил?

— Он не работает в нашей больнице.

— Понимаю. Но я спросила, как его зовут.

— Доктор Гудуэдер.

— Гудуэдер. — Джоан накорябала на чехле фамилию. — А имя?

— Доктор, — с вымученной улыбкой ответила медсестра. — Для меня у них у всех одно и то же имя — Доктор.

Джоан сощурилась, словно не зная, правильно ли она расслышала последнюю фразу Поерзала на жесткой простыне.

— И его прислали сюда из Центра по контролю заболеваний?

— Полагаю, что да. Он распорядился сделать несколько анализов…

— Сколько еще людей выжило в катастрофе?

— А никакой катастрофы не было.

Джоан улыбнулась. Иногда приходилось притворяться, что английский — твой второй язык, иначе тебя просто не понимали.

— Я спрашиваю вот что: сколько еще людей не погибло на борту рейса семьсот пятьдесят три, прилетевшего из Берлина в Нью-Йорк?

— В этом крыле отделения, помимо вас, еще три человека. А теперь по назначению доктора Гудуэдера я возьму у вас кровь и…

Джоан на секунду отключилась. Единственная причина, по которой она еще оставалась в этой тошнотной палате, была проста: разыгрывая из себя больную, Джоан хотела собрать как можно больше информации. Однако игра приближалась к концу. Джоан Ласc была специалистом по деликтному праву, а «деликты», если кто не знает, — это гражданские правонарушения, служащие основанием для возбуждения иска. Й вот картина: самолет, полный пассажиров, терпит аварию; все погибают, кроме четырех человек; и одна из этих четырех — виртуоз деликтных исков.

Бедная компания «Реджис эйрлайнс»! Для них все было бы куда проще, если бы выжил кто-нибудь другой.

Сестра принялась перечислять назначения, но Джоан оборвала ее:

— Мне нужен экземпляр моей истории болезни, полный список уже проведенных лабораторных анализов и их результаты…

— Госпожа Ласc! Вы уверены, что с вами все в порядке?

Джоан качнуло. Должно быть, сказывались остаточные явления кошмара, который приключился с ними в самом конце того ужасного полета. Она улыбнулась и энергично помотала головой. Джоан знала, что ярость, которую она испытывала, поможет ей пережить хоть тысячу, хоть две тысячи часов (тем более что они будут хорошо оплачены), но в конце концов она обязательно разберется в причинах катастрофы и посадит эту преступную авиакомпанию на скамью подсудимых.

— Конечно, уверена, — сказала Джоан. — Я в полном порядке. А скоро буду чувствовать себя еще лучше!

24

Суортмор-колледж — престижный частный четырехлетний колледж в г. Суортмор, штат Пенсильвания. Входит в число лучших вузов общенационального значения. Основан в 1864 г.

25

«Молодежные лиги» — в США, Великобритании, Канаде и Мексике: женские благотворительные организации, ставящие перед собой задачу улучшения жизни гражданских сообществ за счет добровольческой деятельности и воспитания у членов лиг лидерских качеств и гражданского самосознания.