Страница 32 из 54
– Да, как же я мог тебе такое сказать коли я в портовом управлении был? – по-бабьи всплеснул руками демонстративно удивившийся купец.
– Врешь! Туда ты уже опосля побег!
Я уже начал жалеть, что отпустил рабочих по домам. Свидетели бы нам не помешали. Но, как оказалось, любопытных оставалось ещё предостаточно.
– Не дело, это Александр Захарович вину на других перекидывать, – донеслось до меня из-за спины.
Я оглянулся. За свитой и полицейским оцеплением беззвучно стояла никуда не думавшая расходиться толпа из рабочих.
– Ну-ка, ну-ка, иди сюда. Говори, что слышал.
– Самого разговора-то я не слыхал. А вот то, как едва пожар занялся и я к складу подбёг, так видел, – непонятно ответил работяга.
– Что видел? – поняв, что рабочий закончил, уточнил я..
– Ну, того, как Александр Захарович с Сенькой, сучьим сыном, – сквозь зубы прошипел рабочий, – засов налаживали.
– Язык, попридержи! С государем говоришь! – подскочил к говорившему стоящий неподалеку полицейский.
– Отставить! – остановил я уже замахнувшегося стража порядка.
– Что скажешь Сашка? Было?
– Так я ж не и запираюсь! – развел руками приказчик. – Было. Как мне велели, так я и сделал.
– Ах, ты паскудник! На честного купца клеветать вздумал! – разъярился Иннокентий.
– Где ты тут честного купца увидал! А ну покажи, дай посмотрю!
– Тихо! – остановил я начавшуюся перебранку. – Кто-нибудь слышал, как тебе склад закрыть приказали? Говори! Нет? Сашка затравленно огляделся.
– Один я был. Но ведь приказал же! Приказал! Ей богу не вру, – вдруг распалился крепыш. – Хоть на кресте поклянусь, – и вправду достав из под рубахи нательный крест начал истово клясться он.
– Врешь! Христопродавец! Побойся бога! – вскричал купец и подскочив к Сашке рванул того за рубаху. Оба повалились на снег.
– Разнять! Быстро!
Нда, вот значит как. Купцы приказывают, а крайние у нас приказчики. Ну что сделаешь – не пойман, не вор.
– Значит так. Тебе, – я указал на Сашку, – пятнадцать лет каторги и потом на поселение в Сибирь. Раз твои слова никто подтвердить не может, и слышать ничего не желаю! – резко сорвал с губ приказчика уже почти сорвавшиеся мольбы о милости. – Тебе, – я указал на немного помятого недавней потасовкой купца, – тридцать тысяч штрафа за то, что за приказчиком уследить не можешь.
– Ой-е, – завыл купец… – Не казни государь, по миру пойду…
– Всё слышали? – обратился я к городовым. – Увести в полицейскую управу! Где портовое управление? Из толпы «невиновных» несмело вышли чиновники.
– Ну что толстобрюхие? Небось и слыхом не слыхивали что склады запирали? Я угадал? – оскалился я.
– Все так! Не вели казнить государь! – тут же упал на колени один, а за ним и другие чиновники.
– Ну что ж. Не знали, так не знали, – участливо сказал я. – Всякое бывает, – на испуганных лицах чинуш робко промелькнула надежда. – Ну а раз не знали, то какой же с вас спрос? За что же вас теперь наказывать? – не замедлил подкрепить их робкую надежду я. С минуту понаблюдав за самой откровенной радостью избежавших наказания подлецов я припечатал, – ну разве только за то что из-за вашего служебного несоответствия люди погибли.
– Александр Аркадьевич, голубчик, – отвернувшись от всё ещё ничего не понимающих мерзавцев, мягко обратился я к градоначальнику, – сделайте милость, а сошлите-ка их каторгу в Сибирь. Лет на пятнадцать. Само собой чинов, званий и наград надо лишить. И… да! Чуть не забыл! Будьте любезны половину имущества изъять в пользу казны. Не видали и не знали, хотя были должны, или знали да не донесли, тут мне без разницы, – отрезал я отчаянно взвывшему всем скопом портовому управлению, наконец осознавшему, что их ждет.
Возможно, кому-то показалось, что я стал похожим на одного из кровожадных тиранов прошлого. На этих страшных, классически-злобных диктаторов, которые с удовольствием забавлялись мучениями ни в чем не повинных людей. Должен заметить, что это не совсем верно. Почему именно компромиссное 'не совсем', а не твердое и решительное 'совсем не'? Да потому, что, забавляясь с портовым управлением, я испытал странное, непривычное удовольствие – мне было чертовски приятно играть с мерзавцами в кошки мышки, до последнего оттягивая оглашение приговора. Был ли я, в своем праве усугубляя мучения подлецов ложной надеждой или излишние страдания были ни к чему? Может быть, нужно было сразу выносить приговор?
Господи, да что за глупости! Конечно, я был в своем праве! Тряхнув головой, я решительно развеял все свои сомнения. В конце концов, излишнее морализаторство и преступная мягкость одного слишком образованного и гуманного императора (не будем показывать пальцем) как-то раз уже поставила мою Родину на колени. Так какие могут быть сомнения, когда господа, валяющиеся в снегу, явно попустительствовали случившемуся недавно преступлению? Попустительствовали жестокому убийству ни в чем не повинных людей? Да, за такое безо всяких сомнений карать надобно! И карать жестко, даже жестоко. Нечего миндальничать и надевать розовые очки. Как, впрочем, и нечего ронять сопли над каждой невинно-загубленной душой. Нужно без эмоций и нервов, спокойно (ну насколько это возможно) принять меры, чтобы такое впредь более не повторялось. Нет, погибших, конечно, жаль, но… множество несправедливостей случается постоянно. Ежечасно и ежедневно. Переживать и скорбеть по каждому удел монахов и схимников, а не мой.
Вынырнув из своих мыслей и осудив на Сибирь с частичной конфискацией, ещё с десяток человек и оправдав одного, я понял, что конца этому суду даже не видно.
– Александр Аркадьевич, думаю, вы и сами справитесь, – обратился я к внимательно наблюдавшему за мной столичному градоначальнику. – Чем руководствоваться при вынесении приговора вы поняли. Оставляю их в полном вашем распоряжении.
– Всенепременнейше, Ваше Императорское Величество, – склонил голову Суворов и добавил. – Если мне будет позволено заметить, то вам и вправду было бы лучше отдохнуть. На вас просто лица нет, – 'стоит ли так себя мучить, да ещё после недавно перенесенной болезни!' ясно читалось у него на лице.
Во дворец я вернулся только во второй половине дня. Да, съездил немного развлечься, нечего сказать! На пожар посмотрел!
Тем не менее, должен признаться, что поездка оказалась очень даже результативной и познавательной. К примеру, то, что простой русский мужик, находится в самом что ни на есть скотском и бесправном положении я знал. Но одно дело отвлеченно знать и совсем другое видеть… А ведь ближайшие десять лет особо к лучшему эти условия менять я даже и не собираюсь. Прикрывшись своими благими намерениями, я безучастно к страданиям народа буду думать лишь знаменитое 'Цель оправдывает средства'. Ну что ж пусть так. Пускай. И главное что в конце цели как обычно лежит банальное благо для всего народа, подумал я напоследок с сарказмом и, не раздеваясь, упал на кровать, заснув ещё в падении.
Едва проснувшись, я вспомнил свои планы на рыбалку, относящиеся, правда, к уже прошедшему вчера дню. Я поинтересовался у заспанного Владимира, как обстоят дела со сборами, и, получив неутешительный ответ. Императрица запретила из-за опасений за мое здоровье. В общем, правильно. Лучше раненых в больнице навещу и прослежу, чтобы Суворов дело до конца довел.