Страница 13 из 87
Отряды сближались, и трудно было предугадать - московский ли отряд повернет отступающие эшелоны к Архангельску или захлестнут беглецы и повернут вспять, к Вологде.
Во время последней перед Тундрой остановки, на станции Холмогорская, Видякин, переходя от теплушки к теплушке, спросил у Мити:
- Ну, как у тебя? Чем хвастаешь? Как с отрядом?
Митя озабоченно насупился и привычным жестом почесал переносицу:
- Хвастать, пожалуй, нечем. Публика довольно разношерстная.
- Постой, - оборвал Видякин. - Ты это о балтийцах?
- Нет. Балтийцы ребята прекрасные и хорошо организованы. Я о седьмой теплушке. Там какой-то сводный отряд, верней не отряд, отряда пока, собственно, нет…
- Ага, - кивнул Видякин. - Отряда, значит, нет? А что есть?
- По существу, есть толпа вооруженных людей, если хочешь.
- Толпа вооруженных людей! Гладко! Мудрец! Сократ Иваныч? Из гимназистов, наверно?
Видякин прищурил хитроватые глаза. Митя сжал челюсти и, глядя ему в лицо, ответил раздельно и холодно:
- Из большевиков!
Видякин погладил широкой ладонью коротко стриженную голову и внимательно оглядел Митю немигающими глазами. Ответ Мити ему понравился. Он взял его за плечи и, сильно тряхнув, сказал:
- Так вот, парень, маленькое поручение тебе от партии, коли так - сделать из толпы отряд. Да чтоб боевой был, ходовой, чтобы дрался как полагается. Так с тебя и спросим. Понял?
- Понял.
- Ну и ладно. - Видякин сунул руку в карман и вытащил холщовый кисет. - Коли понял, так можно и закурить. Или ты всё ещё некурящий?
- Уже курящий, - сказал Митя, и оба засмеялись.
Паровоз протяжно свистнул, густо задышал, двинулся. Они разбежались в разные стороны. Поезд бестолково застучал буферами, потом деловито зататакал колесами и к полуночи добежал до станции Тундра. Архангельские эшелоны стояли в хвост друг другу и буйно шумели. Поезд № 1000 стал им в лоб и замкнул дорогу, а спустя час все эшелоны свели в один и повернули на Архангельск.
Не доходя до города верст пятнадцать, пришлось, однако, застопорить, да так энергично, что лежавшие на верхних нарах красноармейцы попадали на пол. Сперва, как в таких случаях положено, помянули крепким словом «Гаврилу», потом пошли узнавать, в чём дело.
Рельсы перед поездом оказались разобранными. Поперек пути запрокинулись темные туши двух паровозов. Они были ещё теплы. Их было жаль какой-то живой жалостью - они напоминали сильных, бессмысленно убитых животных.
Рыжебородый Аксенов, глядя на них, вздохнул так, как вздохнул бы над павшим на борозде конем. Это был тяжелый хозяйственный вздох, и он перешел в мрачную ярость, когда Видякин нашел в лесочке, неподалеку от места происшествия, виновника катастрофы. Видякин же установил, что это «чистоганная белогвардейская сволочь вообще и начальник путевого участка в частности».
Аксенов, медленно и грузно ступая, подошел к пойманному и уставился на него тяжелым взглядом. С минуту он молчал, разглядывая в упор, потом выговорил глухо:
- Хозяйство наше рушишь. Народ свой продаешь, Иуда!
Потом передернул ремень висевшей за спиной винтовки и уронил отрывисто:
- Пойдем.
Его никто не остановил. Он увел предателя в лесок и там оставил навеки.
Теплушки стояли длинной тоскливой вереницей. После короткого совещания решили направить к городу пешим порядком отряд человек в двести. Приступили к отбору самых надежных людей.
Из своей теплушки Митя должен был отобрать человек десять. Он начал с того, что выказал полное и очевидное презрение к их боевым качествам. Это их задело за живое, и после короткой перепалки семь человек, во главе с круглолицым Маенковым, сами набились в уходящий отряд.
Митя сдался не сразу. Он очень серьезно оглядел маенковскую гвардию и сказал:
- Без агитации и по делу, братишки. Тут нужны люди верные, преданные, сознательные пролетарии.
- Так, - мрачно сказал веселый Маенков. - На сознательность, значит, напираешь? А мы, значит, дерьмо собачье, а не пролетарии? Получается так!
Широкое добродушное лицо Маенкова налилось кровью. Митя заглянул в его потемневшие глаза и сказал с радостным волнением, положив ему руку на плечо:
- Ладно! Выступаем через час!
- Есть, выступаем через час, - гаркнул Маенков и, нагнувшись к Мите, прошептал: - Еще б маленько поволынил, так я стукнул бы тебя! Совестно сказать, какой горячий!
Он дружелюбно подмигнул Мите и улыбнулся. Митя, оборотясь к стоявшему в стороне Черняку, бросил резко:
- Возьмешь у каптера продовольствие на девять человек! - и, круто повернувшись, пошел прочь.
Черняк, играя бровью, поглядел ему вслед. Митя шагал не торопясь, твердо. Мысли его были, однако, более торопливы и менее тверды. Верно ли он угадал этого легонького матроса, подхваченного горячими ветрами революции, подобно ленточкам своей бескозырки? Вот он стоит на широкой кочке возле рыжего болотца, подняв воротник бушлата, сунув руки в карманы брюк, поплевывая на колючий куст можжевельника, и кто его знает, о чём он думает! Митя замедлил шаг и украдкой обернулся. Черняк легкой развальцей шел в каптерку…
Спустя час отряд в двести человек был готов к выступлению и около четырех часов утра оставил поезд и пешим порядком направился к Архангельску. Двигался он нестройно. Шагали врассыпную, кто по шпалам, кто по узкой тропинке возле полотна. «Максимы» несли на себе. Вправо, за чахлым ольшаником, нежно розовело предутреннее небо. Росистая трава по откосам и в выемках тускло поблескивала. Идти было легко.
Мите вдруг показалось, что он возвращается домой после недолгой отлучки… Он знал все подгородные деревни, часто бывал в них летом, облазил мальчишкой все окрестные леса, все рыбные речушки и заводи. Вблизи Исакогорки, к которой сейчас подходил отряд, не раз собирал Митя желто-красную морошку и пухлую водянистую голубель. Но тогда под рукой у него был берестяной туес для ягод, а сейчас кобура нагана. Митя опустил руку на холодную кожу кобуры. Вдали показалась станция Исакогорка. Она была пустынна, только на телеграфе сидела дежурная телеграфистка, ревностно оберегая свои аппараты.
Помедлив на Исакогорке, отряд двинулся дальше и занял станцию Бакарица. Отсюда до города оставалось верст шесть. И тут наконец появился противник. Он налетел внезапно. Это были английские гидропланы. Они закружили над станцией, открыв по ней пулеметный огонь.
Им ответили из винтовок. Стрельба была беспорядочной и бесполезной; отряд потоптался на месте и отступил обратно на Исакогорку.
Но и здесь он долго не задержался. Со стороны реки грянули бортовые орудия английского крейсера «Аттентив», и за вокзалом, возле деревни, называвшейся, как и станция Исакогоркой, легли первые снаряды. С высоты железнодорожной насыпи видно было, как заметались между изб перепуганные люди, как побежали к лесу, гоня перед собой скот, как в несколько минут деревня опустела.