Короли и Звездочеты

- А может, шашлычок? - автоматически повторил предложение торгаш.

- Сказал же - давай, - повторил Октавио и отправился знакомиться с молодежью.

Волков едва не пристрелил «Октавина» на месте.

Под разнос попали Прытковецкий и Курезадов. Первому Волков велел превратиться в тень «сержанта Октавина», следовать за ним всюду и ни на миг не упускать из виду, а второго, проводив за угол, схватил за грудки, поднял в воздух и спросил бешеным шепотом: что, падла, тебе жить надоело? Тебе ж сказали, чтоб завязывал со своим туристическим бизнесом! Чего, твою досаду, не понятно?

- Так мне Анна Никаноровна по велению Мазая Арутюновича сами сказали, что все уже кончилось, - пролепетал перепуганный бизнесмен. - Утром, когда мы по телефону разговаривали… Я и решил, что уже опять можно…

- Ты, баран усатый, еще скажи, что думать умеешь, - рыкнул Волков. - Убирай их всех отсюда к ядреным матренам! Если до ночи они не уберутся, я из тебя самого шашлык сделаю!

- Мамой клянусь - не могу! - запричитал Курезадов.

Из судорожных клятв выяснилось, что автомобильные рейсы нынче в цене, урожай клубники доставляются в город усиленными темпами; последний шофер, присутствующий на ферме, уже сдал свой пост и тут же, отойдя от автобуса на пятнадцать шагов, поспешил напиться. В качестве страховки, - объяснил Курезадов, - чтоб ночью не работать. Волков лично не погнушался произвести оценку недееспособности трудяги - тот отыскался на сеновале, где сладко спал, зарывшись в душистое сено. И действительно был нетрудоспособен - Волков и материл, и отвесил солидный подзатыльник, но шофер только невнятно послал донимающего его «комарика», перевернулся на другой бок и продолжил сладко мечтать о чем-то приятном, распространяя ароматы молодого вина.

- Завтра же утром, - грозно потребовал Волков у Курезадова. - Погрузишь всех в автобус, и пусть уматывают обратно в город.

- Слушаюсь, - козырнул левой рукой Курезадов. - А… а деньги?

- Деньги оставь себе, - раздраженно отмахнулся Волков, прикидывая свои дальнейшие действия.

- А может, коньячок? - оживился Курезадов. - У меня есть нечто замечательное - для себя берег, мамой клянусь, но, ради встречи с вами, дорогой Константин Сергеевич…

- Иди ты…

Спустившись с сеновала, Волков застал картину, способную вселить мир и спокойствие в девяносто девять процентов страждущих душ. Туристы под чутким руководством Прытковецкого складывали костер, а в стороне, у небольшого загона, двое работников Курезадова, плюс «сержант Октавин», выбирали из десятка барашков самого вкусного. Девушки - усиленные тремя поколениями женщин семьи Курезадовых - сновали между домом и импровизированным лагерем, организовывая сервировку и закуску.

На этом празднике жизни хмурый, мрачный, подмигивающий нервным тиком Волков выглядел инородным телом.

Впрочем, выбор был невелик - пристрелить всех оболтусов и идиотов, мешающихся под ногами, сейчас, или дождаться ночи и сделать задуманное с меньшим треском и при минимальном количестве свидетелей…

В сердцах плюнув, Волков выбрал второе.

Барашек отблеял свое, Курезадов, на радостях, что новый сотрудник охраны Объекта демонстративно игнорирует его дочь, пожертвовал бутылку коньяка и целую баклагу вина; костер играл золотистыми языками, шашлычок шипел на угольях… Один из туристов настроил гитару и торжественно объявил:

- «Серенада Солнечной Равнины», исполняется в пятьсот пятый раз.

Девчонки засмеялись и поддержали «менестреля» бойкими звонкими голосами.

- А вы, наверное, воевали? - не оставляла «нежный пэрсик» попыток завязать знакомство с «сержантом Октавиным».

Прытковецкий, не отходивший от объекта своей слежки, больше, чем на десять шагов, смотрел на красавицу и завистливо вздыхал.

- Было дело, - признал Октавио.

- Вы такой сильный, - продолжала наезды девица, проводя пальчиком по плечу героя.

Тот хмыкнул и скорчил рожицу, дескать, отрицать не буду, а подтверждать сам боюсь.

- Ой, а что у вас там, - дочка Курезадова заметила слабый золотистый отсвет, мелькнувший в кулаке героя ее грез.

- Да так, пустяки, - попытался уйти от настойчивых расспросов Октавио.

- Покажи, - требовательно протянул руку Волков. -… те, - добавил он, натолкнувшись на прищуренный, тяжелый взгляд своего «добровольца».

Тот нехотя разжал кулак, показывая весьма оригинальную золотисто-желтую татуировку на широкой, как лопата, ладони.

- Подарок невесты.

- Невесты, - фыркнула «нежный пэрсик» и, оскорбившись, оставила мужчин в покое.

Вечер катился своим чередом - юнцы смеялись, наперебой рассказывая какие-то шутки и вспоминая общих знакомых. Их, оказывается, друзья предупреждали, что в степи есть режимный объект с очень негостеприимной охраной, а вы, оказывается, такие душки и лапушки… «Душка и лапушка» Прытковецкий, разомлев от горячих взглядов девчонок, показал, как умеет балансировать пирамидой из консервных банок и выигрывал пари, показывая, как он, оказывается, умеет поедать тушенку, Октавио в ответ жонглировал тремя факелами, пугая подступающую темноту огненными сполохами. Старушка Курезадова, сорвав с белоснежной головы черный плат, станцевала лезгинку под пиликание мобильных телефонов, а ее сын в помрачении рассудка, не иначе, выставлял на стол вино и деликатесы, даже не спрашивая, могут ли его гости всё это оплатить.

- Чего? - не понял Прытковецкий сердитого взгляда начальника.

- Я говорю: хватит пить! Ночью нам работать надо! - напомнил Волков.

- Так это ж ночью, - безмятежно ответил Октавио, наполняя пластиковый стаканчик рубиновой влагой. - А сейчас, пока светло да шумно, они все равно не сунутся.

- Кто - они? - тут же спросил Прытковецкий.

Волков велел придержать языки.

Ветер нес в полынную степь смех и перебор гитары, девчонки принялись танцевать, отчего у «сержанта Октавина» выступил застенчивый румянец и он шепотом на ухо поведал Волкову, что даже будучи с дипломатической миссией в Омаре такого непотребства не видел… Хотя хороши, чего тут скажешь… Вечер был теплый - и невозможно было поверить, что кому-то из веселящихся людей не суждено дожить до рассвета.

- Ты у меня попляшешь, - пообещал Лот, пытаясь перехватить Черно-Белого так, чтобы когти и зубы оказались по одну сторону от руки. Кот извивался, как червяк, причем червяк сплошь покрытый острыми крючками, стальными лезвиями, хитрый, упорный и изворотливый:

- Мяуконький… неу наудоуу…

- Надо, еще как надо, - решительно ответил Лотринаэн. В одном из боковых помещений он обнаружил огромную емкость с водой и сейчас собирался перейти к «водным процедурам». По-хорошему, Кота, после оргии, которую тот устроил в состоянии валерианового опьянения, следовало утопить. Единственным доводом против этого, вне сомнений, угодному хоть какому-то из многочисленных богов поступка, было соображение, что Кот - такая же жертва стечения обстоятельств и перемещения в чужой мир, как и сам Лотринаэн.