Страница 35 из 128
Сам Волков, чтобы убедиться в словах Лукина - чуяло сердце бывалого вояки, что от «доброго доктора» можно ожидать чего угодно, ох, чуяло, - потребовал, чтобы Октавио рассказал о себе второй раз. И третий. И четвертый - отвечая на задаваемые Волковым вопросы, да не простые, а с подковырочками. Снял с шеи шнурок с хрустальным шариком и еще раз пересказал свою историю - чтобы, значит, уважаемый господин Константин убедился в том, что без этой простенькой штучки речь пленника абсолютно не понятна.
Да ладно вам… Вон, когда Петренко и тетя Люда объявляют временное перемирие и вместе садятся смотреть бразильский сериал, который им ловит спутниковой антенной Объекта Сашка Глюнов, иногда и забавнее лопочут. Из другого мира он, как же…
Всё может быть. Волков снова и снова рассматривал квадратную, немного разбойную физиономию «сержанта Октавина». В серой униформе, которую выдал ему Волков, Октавин казался таким же, как и все остальные «волчата». Если не знать, как он появился в клинике…
А как он вообще мог здесь, близко к Объекту, появиться? - спросил себя Волков. Нахмурился. Потом отрицательно покачал головой: на Объекте случались странности, это следовало принять как исходную точку отсчета. Шесть лет назад, когда Волков только-только вступил в должность начальника охраны, три нижних этажа Объекта затопило - вдруг ниоткуда хлынула вода, холодная, соленая, морская вода, бурлящая, как в разгар весеннего шторма. Еле успели эвакуировать генетическую лабораторию и половину сотрудников биохимической. За остальными пришлось нырять с аквалангами.
Наблюдая через открытое окно корпуса А, как его помощники, Волчановский и Серов распоряжаются, как и куда переложить во дворике Объекта тела пострадавших, Волков поставил перед Монфиевым вопрос ребром: или он знает, что тут происходит. Или ищите себе другого дурака. Да, он прекрасно понимал самое главное - всякие там пробирки, склянки, формулы, даже содержимое побывавший в морской водичке компьютеров - стоят в миллиарды раз дороже, чем жизнь какого-то Константина Сергеевича Волкова, и, если Монфиев нормальный мужик, а не истеричка в штанах, он может сказать, что пошел ты, братец Волк, куда подальше… Если действительно секреты подземных лабораторий стоят столько, сколько с пьяных глаз мечтал Курезадов, Монфиев еще и не рискнет отпустить на четыре стороны человека, лично составлявшего планы отражения возможных диверсий и проводившего учения по обеспечению безопасности Объекта.
Но Монфиев удивил. Он не стал ни закатывать истерик, ни угрожать, ни предлагать играть в темную, как было до сих пор. Он снял трубку телефона и вызвал доктора Лукина.
Евгений Аристархович пришел усталый - он распоряжался во дворе медиками, опознающими трупы погибших в наводнении сотрудников, - еще больше, чем обычно похожий на облысевшего от забот гнома. Сел в кресло, поправил чуть смявшийся белый халат на широких плечах. После чего объяснил все буквально одной фразой. Вам, Константин Сергеевич, интересно, откуда посреди степи, где до ближайшего водоносного пласта километры вглубь по скальным породам, взялась морская вода? Да-да, натуральная, морская. Вон, Журчаков уже пробы взял - там даже микроорганизмы, как у настоящей морской воды.
Всё очень просто. Магия.
Вот что удивляет его, доктора Лукина, в молодежи - хмыкнул Евгений Аристархович Монфиеву, когда у Волкова отпала челюсть, - привычка сначала с ножом у горла требовать ответа, а потом впадать в панику, когда ответ получен. Не нравится слово «магия», сразу хочется сбегать за психиатром, связать кого-нибудь покрепче и запереть подальше? Понимаю, понимаю, - покачал головой Лукин, - сам когда-то таким был… И, бывало, ловил, связывал и запирал. Ладно. Используйте другой термин: зона экстремальной аномалии. Общей аномалии, - добавил Лукин, задумчиво глядя куда-то в даль. И физической, и психической, и биологической. Здесь всякое бывает. Да…
Монфиев, проследив за взглядом Лукина, тоже посмотрел на плац Объекта, заполненный молчаливыми, погруженными в свои мрачные дела людьми. Там, между рядами посиневших тел в мокрых белых халатах и синих комбинезонах, ходил невысокий, полноватый старик с растрепанными седыми волосами вокруг загорелой лысины; кажется, его привез с собой Лукин, а в спешке, суматохе и нервах, последовавшими за сверхъестественным наводнением, Волков не стал вникать, кто это, да зачем… Имя у старика странное, вспомнил начальник охраны. Отдает сказочками о Робин Гуде и запахом дубовых бочек в старом пивном погребке. Гильдебран, кажется.
Пока Лукин что-то рассказывал о том, как умные головы из Академии Наук долго искали по всей стране такие вот аномальные зоны, да потом организовывали исследования пойманных аномалий, Гильдебран шагнул к одному из мертвых тел, опустился на колени у изголовья и что-то сделал - у Волкова у самого вдруг сдавило голову, будто железным тугим обручем, и он так и не увидел, что именно. Но через секунду недавний покойник вдруг закашлялся, выплюнул струю воды, задрожал, выгнулся в судороге, царапая ногами бетон плаца, перевернулся на бок, упал - и очень тяжело, надрывно, задышал.
Он пробыл под водой почти сутки. На втором, если считать снизу, этаже - который затопило за сто восемнадцать секунд. За это время Федот Прытковецкий, которого понесла нелегкая строить глазки одной милой девочке-лаборанточке, выволок на уводящую вверх лестницу и подружку, и еще дюжину человек, а сам остался у дверей и принялся завалить их шкафами, в тщетной попытке остановить подступающую стихию. Федотушка и тогда не отличался большими мозгами…
Никто так и не сказал Прытковецкому, что он был покойником почти сутки. Лукин попросил, ибо «возможна сверхсильная травма для психики», а когда доктор чего-то просит, он обычно получает желаемое. А может, и некому было говорить - всё забылось, стерлось в суете тяжелых, переполненных печалью дней.
Правда, с тех пор девушек-лаборанток на Объекте не было. Вообще персонал моложе двадцати пяти старались не брать - для Глюнова сделали исключение, потому как тот обладал очень редкой специализацией и, как уверял Журчаков, неплохими мозгами. А так - нет.
Волков потому и взял сегодня именно Прытковецкого, что знал - вот уже шесть лет он живет чужой, краденой жизнью. Невозможной. Неправильной.
Неправилен и вот этот крепкий, широкий в плечах человек с абсолютно разбойной физиономией и настороженным, цепким взглядом матерого хищника. Тот, кого вчера ночью повязали прямо над телом убитого парня из клиники. Тот, кто уже не жилец - Волков не Волков будет, если не организует этому типчику визит в «места не столь отдаленные». Если, конечно, ничего не выйдет из основной затеи… Впрочем, судя по рассказу Октавио, с тюрьмами он уже успел познакомиться…
- Не с тюрьмами, - поправил Октавио, еще тогда, в клинике, когда Волков, в очередной раз проверяя, задал свой вопрос. - С каторгой. На северо-западе, у границы с Буренавией, есть такое паршивое местечко - Тьюс называется. С одной стороны - лес, с другой - болота, с остальных - лес пополам с болотом. Мы там берег Алера укрепляли, чтоб оползней не было. Опять же, дороги чинили. Комарье, гнилая вода, ташуны - это твари такие болотные - голодные шастают… Одним словом - каторга.
- Угу. А потом, значит, воевал, - с нажимом потребовал подтверждения Волков.
- Ага, - согласился Октавио из рода Громдевуров. Ну и имечко… - Наш король отправился воевать Луаз с провинциями, кинул клич - дескать, я вас кормить, одевать буду, а мне много ль надо? - громила выразительно хлопнул себя по животу. Судя по объему этого кладбища домашних обедов, - да, много, и король наверняка пожалел о том, что заключил столь не выгодную для себя сделку. - А на войне, собственно, не так уж и плохо. Конечно, если ты не дурак, дело свое знаешь и глотки врагам резать научился…