Страница 34 из 128
Галя автоматическим, повторяющимся по сотне раз в день в течение трех лет, движением отперла замок, вошла, пробежала до середины палаты - к койке, в изголовье которой стоял пустой стакан в тяжелом подстаканнике; «А где больной?» - успела нахмуриться медсестра, и еще успела подумать, что он, должно быть, перешел в другую часть комнаты, ту, которая не видна, если широко распахнуть дверь. Галя обернулась, чтобы убедиться в своих предположениях, но прежде, чем она успела понять, что находится в комнате совершенно одна, кто-то очень сильный ударил ее в спину. Девушка отлетела к стене, роняя стакан и ударяясь о вертикальную поверхность всем телом. Нападающий подошел ближе и ударил еще раз - чуть выше поясницы, расчетливо целя в нужную точку позвоночника; от чего Галя глухо вскрикнула и обмякла, теряя сознание. Тогда ее подхватили чьи-то очень мощные руки и, удерживая за волосы, с обманчивой легкостью несколько раз ударили головой о стену.
На покрашенной в светло-бежевый - успокаивающий неуравновешенных и склонных к депрессиям пациентов - цвет поверхности отчетливо проступил багровый след.
Где-то очень далеко кричала Лена. Мир, пустой и серый, кружится, кружится перед глазами. Пусто.
- Галя! Галя! - кричит кто-то, но голоса не узнать. Она падает.
Кто-то держит ее за руку - вцепился так, что наверняка останутся синяки. Тормошит, трясет. Ее поднимают за плечи чьи-то заботливые, мягкие руки.
- Галя! - кричит Лена. - Галя, открой глаза!…
Но она не чувствует глаз, не чувствует себя, ее нет - и вокруг пусто.
Пусто. Мир кружится.
И у нее за спиной крылья.
Белые, мягкие, лебединые крылья. Нежные и теплые… Лебединые крылья… Лебединая песня… И чистое, полное прохладной воды, озеро посреди неприступных горных вершин…
Билеты на балет, в качестве подарка ко дню влюбленных, им подарила Марина Николаевна. Так получилось, что всю осень они то ссорились, то мирились, то опять расходились, то стояли друг напротив друга в больничных коридорах, не зная, что сказать и мучаясь затянувшейся тишиной… Потом Игорь предложил начать все сначала, а она, дуреха, не знала, что ответить - понимала, что он вернулся к ней, потерпев сокрушительную неудачу у Леночки перед лицом буйно ухаживающего Журчакова, хотела простить, хотела закатить ему затрещину за то, как он ее обидел, и даже сама точно не понимала, чего же хочет больше.
Наверное, счастья. Свободы. Полета… Но вместо этого они с Игорем продолжали день за днем встречаться в коридорах клиники, фальшиво радоваться цветущим орхидеям Евгения Аристарховича, помогая Марине Николаевне обустраивать комнату для занятий терапией искусством, и топчась друг около друга, как нескладные длинноногие аисты, случайно оказавшиеся на земле.
В середине февраля Игорю Лукин дал какое-то поручение, требовавшее командировки на два дня в ближайший к Объекту город; а у самой Гали накопились отгулы, и они, сбежав вдвоем на уик-энд, торжественно решили, что не будут тратить выходной день на то, чтобы спорить, кто прав и кто виноват в произошедшей между ними размолвке. Марина Николаевна подарила билеты, что ж, отчего бы не приобщиться к культуре. Лукина сразу предупредила, что многого от постановки ждать не стоит - гастролирует малоизвестный театр драмы и балета, да и еще в сопровождении местного симфонического, с позволения выразиться, оркестра, ведущих прим которого Евгений Аристархович десять лет подряд кодирует от алкоголизма. Но они пошли, рискнули.
Игорь ворчал, что в храме искусств царит хаос и запустение - и декорации погрызли мыши, и костюмы у «лебедят» пропылились, и Одетте не мешало бы неделю-другую посидеть на диете, а дирижеру не стоит во время исполнения увертюры выхватывать телефон из кармана потертого фрака и матом объяснять расположении чего-то важного на подоконнике; а Галя была в восторге. Она редко бывала в театре - только когда училась в медучилище. Их классная дама приобщала будущих сестер милосердия к культуре, устраивая походы на очень правильные и очень скучные спектакли, где много говорили прокуренными голосами странные люди, постоянно оправдывающие свои слишком сложные для понимания Гали поступки. А здесь… Здесь, на берегу затерянного в горах озера, нарисованного музыкой и воображением, обычные люди вдруг превращались в белоснежных лебедей…
Увидев, каким радостным восхищением и предвкушением прекрасного сияет Галина, Игорь смягчился, немного оттаял, позабыл о собственном столичном снобизме и принялся объяснять, что означает каждая из сцен. Почему бал, кто принц, кто из маленьких лебедят та самая заколдованная принцесса… Он шептал ей на ухо - и она чувствовала его теплое дыхание с замирающим сердцем, c чуть безумной смесью теплой нежности и горячего, пульсирующего восторга, и радовалась, что в зале темно, и он не видит, каким страстным румянцем полыхает ее лицо, - и именно в тот момент поняла, что любит зануду и карьериста Игоря Волидарова всей душой. Сидевшая неподалеку пожилая тетка в кудряшках и внушительных очках недовольно косилась и время от времени требовала прекратить перешептывание, Игорь умолкал - и снова начинал объяснять, почему и за что заколдовали белого лебедя, да как злой колдун вырастил собственные черные крылья…
А выйдя из полупустого, пропахшего пылью и давно выкуренным табаком зала, они попали под мокрый снег, прыгали через растаявшие, раскисшие сугробы и отчаянно целовались, чувствуя, как падают на лицо мокрые хлопья…
- Галя… открой глаза, пожалуйста, пожалуйста, - плачет Леночка. Зачем ты плачешь? Все хорошо. Я лечу. У меня вдруг выросли крылья, и я лечу…
Кто-то просит открыть глаза. Марина Николаевна? вы тоже здесь?…
- Реакция зрачка есть, - холодный, уверенный голос. кто это? - Давайте кровь. Чего, вашу мать, вы ждете?! Держите вену! Где кровь для переливания? Третья отрицательная, немедленно!
Нету, плачет Леночка. Нету…
Пусто. И она парит на расправленных лебединых крыльях…
- Звоните на Объект, пусть немедленно ищут донора! Марина, следи за давлением!…
Кто-то очень далекий, то проваливаясь в пустоту, то поднимаясь на поверхность, тяжело объясняет, что ее долго не могли найти, кровопотеря большая, что сердцебиение еле слышно… А она летит, свободно расправив руки и ощущая за спиной большие лебединые крылья.
Прытковецкий сидел за рулем, постоянно косясь в зеркало на «сержанта Октавина». Волков поймал себя на желании наорать на подчиненного, но сдержался. Не следует показывать, что на душе поселились воющие кошки. Кошки, - фыркнул начальник охраны. Кошки… у, твари…
Побег, если можно так его назвать, прошел без сучка, без задоринки. Подумаешь, небольшая заминка - но в итоге все образовалось к общей пользе. Прытковецкий, выбранный Волковым за мощное телосложение, двухметровый рост и простодушную доверчивость, лишь косился на бывшего пациента доктора Лукина. Должно быть, догадался, что это тот самый человек, которого вчера за полночь поймали Серов и Хвостов; но молчал, не спрашивал лишнего. И за это тоже Прытковецкого выбрал Волков. Ничего лишнего. Мускулы, тренировки и ноль любопытства.
Как раз подойдет…