Страница 38 из 71
– Отпустите меня, мессир! Я – камеристка королевы, и моя служба требует срочно быть у нее. Я и так опаздываю.
Она попыталась освободиться, но не тут-то было.
– Камеристка? Как интересно! Все камеристки королевы очень красивы, а некоторые просто восхитительны. Итак, откуда же вы идете и где же вы так задержались?
– Я возвращаюсь из церкви. А теперь, ради всего святого, отпустите меня…
– Ну, ну! Не стоит быть такой нетерпеливой. Если вы и так задержались, какая разница, вернетесь вы сейчас или чуть позже… Королева очень уважает церковь, а что касается меня…
– Чего вы хотите в конце концов? – воскликнула Шарлотта, теряя терпение.
– Почти ничего! Увидеть ваше лицо! Судя по вашему голосу, оно просто восхитительно, а я никогда не пропускаю женщины, если небеса посылают ее прямо в мои объятья, как, например, сейчас. Микелетто принесет мне факел, и я смогу тогда…
– Да как вы смеете!
От ярости она чуть не задохнулась. Теперь она поняла, с кем имеет дело. Имя Микелетто, которого весь Двор считал дьяволом во плоти, говорило само за себя.
Негодяй тем временем сбегал к крыльцу, рядом с которым горел искрящийся факел, и вернулся с ним к своему господину. Цезарь схватил факел одной рукой, другой не отпуская Шарлотты. Она вскрикнула, так крепко, до боли, впились его пальцы в ее руку. Несколько секунд он молча рассматривал восхитительное покрасневшее лицо девушки, глаза которой горели гневом.
– Я оказался прав! – сказал он, нарушая молчание. – Вы действительно очень красивы. Такое лицо, как ваше, забыть невозможно.
А теперь, когда вы в этом убедились, отпустите меня, сеньор, я вас заклинаю.
Она глядела ему прямо в глаза, гордо подняв голову и пересиливая гневом страх. Однако он покачал головой и ослепительно улыбнулся, продемонстрировав два ряда крупных, хищных зубов.
– Не так скоро. Вам придется заплатить за свою свободу, красавица. Думаю, что один поцелуй не будет слишком дорогой платой. Это такой пустяк.
– Но не для принцессы королевской крови, мессир. Вы переходите все границы. Я приказываю вам удалиться. Вы слышите, это приказ!
Смех Цезаря был резким, сардоническим.
– Принцесса королевской крови! Клянусь мадонной, вот это удача! Кем же вы будете, ваше величество?
Микелетто склонился к уху своего господина и что-то ему прошептал.
– Так, так! – сказал Цезарь, и в глазах его вспыхнул хищный огонек. – Значит, вы и есть та девушка, которую зовут самой красивой невестой Франции? Признаю, что действительность превосходит все, что можно себе вообразить. Поэтому я еще более страстно хочу этого поцелуя. Право же, вы себя не уроните, если согласитесь на него. Ведь я…
– Я знаю, кто вы такой, – бросила Шарлотта в бешенстве. – Вы считаетесь принцем, поскольку вы сын Папы, но в моих глазах вы внебрачный сын и проходимец. Я скорее умру, чем соглашусь на этот поцелуй.
Ей показалось, что сейчас Цезарь сломает ей руку, но тут он ее отпустил. Резким жестом он сорвал маску со своего лица, и перед ней предстали его правильные, властные черты. Он был очень бледен, глаза под густыми бровями горели гневом.
– А теперь послушайте, что я вам сейчас скажу, принцесса, – сказал он медленно, тщательно выговаривая каждое слово. – Вы оскорбили меня и отказали мне в поцелуе. Но я клянусь, что очень скоро вы поцелуете меня по доброй воле, и не раз. Я клянусь, что вы станете моею, на меньшее я не соглашусь. Я заполучу вас всю, ибо я – Цезарь Борджиа.
Отойдя на пару шагов, он скинул свою шапочку с павлиньим пером и изящным жестом раскланялся.
– Не забудьте о моих словах, Шарлотта д'Альбре. Скоро вы станете моею.
Затем, сделав жест Микелетто, он удалился к воротам замка, оставив девушку в полном замешательстве и несколько испуганной.
Весь последующий вечер Шарлотта, прислуживая королеве, была столь рассеянна, что та сделала ей несколько суровых замечаний. Потом всю ночь она не могла заснуть. И в ушах у нее то и дело раздавались зловещие слова:
– Вы станете моей…
С каким жаром это было сказано! На следующий день она попросила отпустить ее на несколько недель в монастырь принцессы Жанны и получила согласие.
Всего через несколько дней после прибытия гонца в монастырь Аннунциации, утром 12-го мая в Блуа пышно справлялась свадьба между Шарлоттой д'Альбре и Цезарем Борджиа. Двор как раз переехал в замок, ремонтные работы в котором закончились, и брачные торжества как бы знаменовали собой начало сезона.
Праздник был обставлен с подобающей помпой. Король лично повел невесту к алтарю. А Шарлотта была необыкновенно хороша: ее облегало белое сатиновое платье, по которому располагался причудливый золотой узор, на плечах ее покоилась накидка из соболей. Бриллианты, изумруды и жемчуга сверкали и переливались на ее шее и запястьях рук. Она была настолько бледна, что ее кожа как бы сливалась с белым цветом платья, и совсем не смотрела на своего жениха, который был весьма хорош собой, представителен и, как всегда, без меры разукрашен золотом и драгоценными камнями. Бриллиант, крепивший белое перо к его шапочке, был настолько крупным, что никто не мог оторвать от него изумленных взглядов.
Кардинал Амбуаза, бывший одновременно Великим Канцлером Франции, собственноручно соединил молодоженов в часовне королевского замка, где было невыносимо душно от сотен зажженных свечей. А затем, в заново отделанных залах, где еще немного пахло известкой, началось веселое пиршество. Но пока вокруг веселились и танцевали сотни приглашенных, молодожены сидели молча, стараясь даже не глядеть друг на друга.
Наконец королева Анна во главе кортежа церемонных дам отправилась сопровождать Шарлотту в ее спальню новобрачной. Здесь ей помогли раздеться и уложили в огромную постель, сопровождая все это тысячью пикантных шуток и взрывами смеха. Затем две дамы с поклоном распахнули дверь перед другим кортежем во главе с королем, который лично ввел в спальню ее супруга. После этого все удалились, оставив их наедине друг с другом.
Скрестив руки на коленях и потупив глаза, Шарлотта сидела в середине своей необъятной постели и молча ждала, когда заговорит ее супруг. Закрыв двери за уходившим кортежем, Цезарь неподвижно стоял, прислонившись к стене, и созерцая свою жену, которая все больше краснела под его пристальным взглядом. Краска заливала не только лицо, но и грудь, открытую низким декольте ее ночной рубашки. По учащенному биению пульса на ее горле он мог судить о ее замешательстве и испуге. Наконец он прервал молчание и очень мягким голосом сказал:
– Позвольте мне приблизиться к вам.
Вместо ответа она кивнула головой, но при этом покраснела еще больше. Цезарь подошел к кровати и уселся на самый краешек, обхватив рукой одну из опор полога. Вдруг он принялся смеяться, и смех его был столь непринужденно весел, что удивленная Шарлотта невольно вскинула глаза.
– Душа моя… Вы так напуганы, словно вы птичка, которую словил ястреб. Неужели я внушаю вам такой страх? Или тот ужас, который вы прежде передо мною испытывали, все еще силен.
Она широко распахнула глаза и впилась взглядом в лицо своего мужа.
– Всегда лучше говорить правду. Да, вы внушаете мне страх, монсеньер.
– Но почему? Неужели… в этом повинна моя репутация? Уверяю вас, молва преувеличивает, я вовсе не такое чудовище, как обо мне говорят. Просто я знаю, чего хочу, и не останавливаюсь ни перед чем, чтобы добиться своего. В наши времена я вовсе не одинок, исповедуя такого рода… добродетель.
– Я знаю, что вы умеете добиваться своего…
– И вы порицаете меня за это? Очень странно, если это так. Поймите, Шарлотта, я хочу, чтобы вы перестали быть испуганной птичкой. Поймите, вам это не идет. Вы больше нравились мне в тот вечер в саду замка Лош. Вы горды и высокомерны, как и подобает быть жене Цезаря.
– Жене Цезаря! – усмехнулась она. – Вам не кажется, что это звучит чересчур самонадеянно?
– Но почему? Я знаю себе цену. Я знаю, что хочу властвовать державой и в состоянии этого добиться. Сперва я хочу заполучить Италию, всю Италию! А затем… другие земли! У меня есть могущественные связи, золото, сила; к тому же я обладаю умом и волей. Итак, весь мир будет принадлежать мне… нет, нам, если вы готовы разделить эту власть со мной.