Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 18



Слушая свои стихи, старец преобразился и словно помолодел на три десятка лет. На глазах его блестели слёзы, а губы непроизвольно шептали любимые строки.

К концу стихотворения голос Мещерского возвысился, он как бы не читал, а пел славу Москве – первопрестольной столице России.

– Отменные стихи. И подлинно русские! – сказал цесаревич. – Мне сразу же захотелось ещё раз побывать в первопрестольной…

– Что и входит в наш маршрут, – вмешался в разговор дотоле молчавший Победоносцев. – А стихи, Фёдор Николаевич, и вправду хороши. Они рождают уважение к старым учреждениям… которые тем драгоценны, что не придуманы. Они вышли из жизни народной и освящены историей и только историей…

– После таких стихов невольно хочется обратиться к Москве и её древностям, – добавил Александр Александрович. – Ведь моё любимое увлечение – археология, раскопки, память предков…

Путешествие по Волге продолжалось на пароходе: из Твери цесаревич направился в Рыбинск, где купечество устроило ему знатный обед, из Рыбинска – в Углич. Огромные толпы повсюду восторженно встречали его. Когда показался Углич, стоящий на правом крутом берегу матушки-Волги и с трёх сторон окружённый хвойным лесом, он напомнил наследнику муравейник: десятки тысяч людей бежали к высокой лестнице, навстречу пароходу.

– Народ наш – невежда. Он исполнен суеверий и страдает от дурных и порочных привычек, – говорил цесаревичу Победоносцев. – Но всё это ровно ничего не значит. Он создаёт в душе свою историю – легенду. И эта легенда – религия и монархия. Она выше любой абсолютной истины…

– Однако как бы сия легенда не обратилась во вред, – вставил слово Козлов. – Она может просто раздавить нас с вами.

В самом деле, едва Александр Александрович, возвышаясь над своей свитой, стал подниматься по лестнице, как многотысячная толпа зашевелилась и заревела. Крики «ура!» и «надёжа наша!» мешались с нечленораздельными восторженными воплями. Люди хлынули навстречу наследнику. Крестьяне и мещане признали в богатыре цесаревиче своего! Старухи непрестанно крестились и крестили великого князя, мужики норовили коснуться его платья. Многие плакали. Экзальтация достигла предела.

– Нет, я не вправе обмануть их! – сказал себе наследник. – И верно то, что я уже не принадлежу себе!

Между тем полицейские старались пробить коридор к коляске, чтобы ехать в собор. Но не тут-то было! Рысаки, испуганные толпой, стали подниматься на дыбы и храпеть, так что кучер не мог совладать с ними.

Цесаревичу, уже севшему в коляску, пришлось выбираться из неё и идти пешком. Двое полицейских с неимоверным трудом прокладывали тропинку в человеческой массе. Кое-как удалось добраться до Преображенского собора, а народу всё прибывало и прибывало. Толпа напирала на железные решётки, окружавшие храм, и они начали рушиться под тяжестью тел.

Седобородый старец протоиерей отслужил короткий молебен под всё усиливающийся гул. «Мы словно на корабле во время бури», – думал Александр Александрович.

– Ваше императорское высочество! – сказал иерарх после целования креста. – Вам не следует идти обратным путём на пароход.

– Отчего же? – спросил наследник. – Полиция поможет нам вернуться так же, как мы пришли сюда.

– Я беспокоюсь не только о ваших высочествах, – спокойно объяснил старец. – Скопление народа на берегу, над самым обрывом весьма опасно. При таком напоре все они могут сорваться и погибнуть.

– Что же делать? – спросил Владимир Александрович.

– А вот что. Ещё при святом Романе, князе Угличском[25], здесь был вырыт подземный ход к Волге. Тогда стоял не каменный, а деревянный собор. Этим ходом воспользовались монахи и горожане, когда поляки грабили и уничтожали Углич…



Протоиерей в сопровождении служки направился к боковому притвору, приглашая высоких гостей следовать за ним. Служка отвалил плиту, под которой уходил вниз чёрный лаз. По неровным каменным ступеням, с зажжёнными фонарями процессия спустилась в узкий коридор. С потолка сочилась вода. Какая-то тень – крыса или некий неведомый зверёк – метнулась из-под ног.

– Да, ваше высочество! – шагая впереди цесаревича, как бы для себя повествовал протоиерей. – Сколько мучений претерпел град сей! Жёг его князь Изяслав[26] с новгородцами. Но куда страшнее жгли поляки! Ян Сапега[27] побил здесь двадцать тысяч жителей да более пятисот священников, дьяконов и монахов. А ныне в Угличе и десяти тысяч обывателей нет…

– Как сурова наша история! – отозвался Александр Александрович. – Кровь и кровь. И ныне её желает пролить кучка злодеев. Только чудо и рука крестьянина Комиссарова спасли моего отца, нашего государя…

Речь шла о нашумевшем покушении на Александра II, когда 4 апреля 1866 года в царя, выходившего после прогулки из Летнего сада, выстрелил злоумышленник Каракозов. Стоявший возле революционера шляпный подмастерье Осип Комиссаров успел толкнуть его под локоть, и пуля пролетела мимо.

– На всё промысел Божий! – меланхолично отозвался протоиерей. – Но вот уже и выход…

Впереди замаячило светлое пятно. Вскоре шлюпка отвезла путешественников на пароход. Их ожидали Ярославль, Нижний Новгород, Казань и, наконец, Москва.

Оглушающим перезвоном, громовой, торжественной, наполняющей сердце весельем гармонией встретила великого князя Александра Александровича первопрестольная.

– Ты наследник российского престола! – слышалось ему в кликах кипящих народом площадей и улиц.

– Ты взойдёшь на трон и будешь твёрдой рукой править Россией! – отдавалась эхом в его сердце музыка сорока сороков.

– Ты помазанник Божий, и воля пославшего тебя священна! – словно говорили ему седые башни Кремля, Иван Великий, сама матушка-Москва.

И вместе с ощущением тяжкого, но необходимого бремени, вместе с крепнущим решением исполнить предначертанный долг – долг престолонаследия, Александр Александрович благодарно вспомнил строки Глинки:

25

Речь идёт о Романе Владимировиче, святом князе Угличском (1261 – 1285), внуке великого князя Константина I. По смерти Романа его тело было положено в церкви Преображения; в 1595, в царствование Фёдора Иоанновича, при основании старой соборной церкви города Углича, мощи Романа обретены нетленными, по указу патриарха Иова свидетельствованы митрополитом Гермогеном и перенесены в новую каменную соборную церковь Преображения.

26

Изяслав Мстиславич (ок. 1097 – 1154), князь Владимиро-Волынский (с 1134), Переяславский (с 1143), великий князь Киевский (с 1146), внук Владимира Мономаха; участник многих феодальных усобиц.

27

Сапега Ян Пётр (1569 – 1611) – польско-литовский магнат, один из активных участников польской интервенции в России в начале XVII в. Летом 1608 прибыл к Лжедмитрию с семитысячным отрядом и занял главенствующее положение в Тушинском лагере. После неудачной попытки взять Москву, с сент. 1608 по янв. 1610 осаждал Троице-Сергиеву лавру; другие его отряды в это время оккупировали значительную часть Поволжья и Поморья, грабили и уничтожали русские сёла и города.