Александр III

– И очень злопамятным человеком, – добавила Александра Андреевна. – Лев Николаевич рассказывал, что, вернувшись к себе в Ясную Поляну, тотчас написал Тургеневу самое дружеское, примирительное письмо, хотя и не чувствовал себя виноватым. И что же? Тургенев ответил так грубо, что моему племяннику невольно пришлось прекратить с ним всякие сношения.[49]

Разговор мало-помалу переместился на тему, которая, кажется, волновала в Петербурге всех: и завсегдатаев великосветских салонов, и мастеровых, и гвардейских офицеров, и кучеров – на события в турецкой провинции Герцеговине. Поводом послужили притеснения сборщиков податей, вызвавшие кровавые схватки между христианами и мусульманами. В дело вмешался низам – регулярные войска, но они встретили неожиданное сопротивление. Всё мужское население юга Герцеговины оставило свои дома и ушло в горы; старики, женщины и дети, чтобы избежать поголовной резни, бросились в Черногорию и Далмацию. Из Южной Герцеговины восстание перекинулось в Северную, а оттуда – в Боснию, христианские жители которой бежали в соседнюю Австро-Венгрию, а те, что остались дома, вступили с турками в отчаянную борьбу. Кровь полилась рекой: с обеих сторон проявлялось необычайное ожесточение; не было пощады никому.

– Долг России – помочь братьям славянам! – горячо говорила Мария Фёдоровна, правда, с небольшим датским акцентом. – Нельзя оставлять их на съедение этим варварам!..

– Пока что им помогает лишь маленькая Черногория и князь Милан[50], – вставила графиня Толстая. – Черногорцы не только снабжают инсургентов[51] продовольствием, оружием и порохом, но и сами принимают участие в стычках.

– Отважный народ, – сказал пятнадцатилетний Павел Александрович, любуясь своей формой лейб-гусара. – Помните, у Пушкина? Замечательные строки:

Великий князь поймал одобрительный взгляд Арсеньева и продолжил звучнее, громче:

«Да, я не получил такого образования, как мои братья, – в который раз с сожалением подумал Александр Александрович. – Да, знаю свои погрешности: это лень и упрямство… Но ведь и учителей, таких, как у покойного Никсы, у меня не было. Впрочем, не было и такой живости ума. Ну что же, каждому своё…»

Павел декламировал:

Гончаров, сдерживая сердечную одышку, больше молчал, лишь изредка односложно отвечая, и явно чувствовал себя не в своей тарелке среди августейших особ. Зато проведшая полжизни при дворе графиня Толстая темпераментно поддержала Марию Фёдоровну в её славянских симпатиях, цитировала московского любомудра Ивана Аксакова[53] и под конец предложила создать какую-нибудь общественную организацию в помощь балканским христианам.

– Я думаю, это будет дамский комитет, – сказала цесаревна. – Надеюсь, у её императорского величества Марии Александровны я найду поддержку…

– Дамский комитет – это отлично, но поговорим о европейской политике, – с едва уловимой иронией молвил Сергей Александрович. – За османами стоит Англия. Она ревниво оберегает проливы и Константинополь – наш Царьград…

Досталось и Бисмарку[54], который, следуя своей двуличной политике, поощрял Россию и заверял Александра II в своих дружеских чувствах, но одновременно старался стравить её с Австро-Венгрией.

Козни его строились на простом расчёте: Франц-Иосиф[55] спит и видит, как бы присоединить Боснию и Герцеговину к своей империи и выйти к Эгейскому морю; Александр II, не помышляя о территориальных приобретениях, желает автономии этим христианским провинциям, хотя бы и под формальным протекторатом Турции.

– С немцами всегда надо держать ухо востро! – уже уверенно заключил наследник. – Да и вообще России следует полагаться только на себя. В Европе у неё нет друзей…

Возвращаясь в Аничков дворец, Мария Фёдоровна, осуждая Сергея, говорила, что вместе со свойственной ему женственностью он дерзок и надменен и просто не может обойтись в разговорах без подковырок. Александр Александрович, который любил всех своих братьев, не стал ей перечить и вспомнил о графине Толстой и её племяннике-писателе. Минни, тотчас позабыв о великом князе, принялась восторженно пересказывать новый роман графа Толстого «Анна Каренина», печатавшийся весь 1875 год в московском журнале «Русский вестник»[56]. А цесаревич к месту напомнил о толстовской «Азбуке»[57], которой пользовался гувернёр, обучая их детей – Ники и Гоги.

Дома великого князя ожидало письмо из Ливадии. Папá сообщал, что имел серьёзный разговор с великим князем Николаем Николаевичем. Последствием этого разговора было решение государя выслать вон из Петербурга любовницу дяди Низи балерину Числову, от которой тот имел четверых детей. Эта связь вызвала в Петербурге уже немало скандалов, расстроила денежные дела дяди и сильно повредила его репутации, его положению командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа.

– К сожалению, слишком поздно, – говорил Александр Александрович жене. – Впрочем, лучше поздно, чем никогда. Папá поступил решительно. Как дедушка!..

Подробности стали известны позже. Император приказал шефу III отделения графу Шувалову отправиться на Английскую набережную, в дом, купленный любовнице великим князем, неподалёку от его дворца, арестовать Екатерину Гавриловну Числову и выслать её вместе с матерью, в сопровождении жандарма, в город Венден Лифляндской губернии, около Риги, где отдать под гласный надзор полиции. Четверо малолетних детей от дяди Низи были поручены лейб-медику Обермиллеру, а хозяйство сдано на попечение камердинера Берхмана. На всё это было израсходовано три тысячи рублей.

49

После ссоры в имении Фета Тургенев уехал в своё Спасское, а Толстой в имение П. И. Борисова – Новосёлки, откуда послал Тургеневу записку следующего содержания: «Надеюсь, что ваша совесть вам уже сказала, как вы не правы передо мной, особенно в глазах Фета и его жены. Поэтому напишите мне такое письмо, которое бы я мог послать Фетам. Ежели же вы находите, что требование моё несправедливо, то известите меня» (Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 18. М., 1984. С. 569). «В ответ на Ваше письмо, – писал Тургенев, – я могу повторить только то, что я сам почёл своей обязанностью объявить Вам у Фета: увлечённый чувством невольной неприязни, в причины которой теперь входить не место, я оскорбил Вас безо всякого положительного повода с Вашей стороны – и попросил у Вас извинения. Это же самое я готов повторить теперь письменно – и вторично прошу у Вас извинения. – Происшедшее сегодня поутру доказало ясно, что всякие попытки сближения между такими противуположными натурами, каковы Ваша и моя – не могут повести ни к чему хорошему; а поэтому я тем охотнее исполняю мой долг перед Вами, что настоящее письмо есть, вероятно, последнее проявление каких бы то ни было отношений между нами» (Тургенев И. С. Письма: В 18 т. Т. IV. М., 1987. С. 334). Пересылая письмо Фету, Толстой писал: «Желаю вам всего лучшего в отношении с этим человеком, но я его презираю, что я ему написал, и тем прекратил все сношения, исключая, ежели он захочет, удовлетворения. Несмотря на всё моё видимое спокойствие, в душе у меня было неладно; и я чувствовал, что мне нужно было потребовать более положительного извинения от г-на Тургенева, что я и сделал в письме из Новосёлок. Вот его ответ, которым я удовлетворился, ответив только, что причины, по которым я извиняю его, не противоположности натур, а такие, которых он сам может понять. Кроме того, по промедлению, я послал другое письмо довольно жёсткое и с вызовом (письмо не сохранилось, известно из дневниковой записи С. А. Толстой со слов Толстого: последний писал, что «не желает стреляться пошлым образом, т. е. что два литератора приехали с третьим литератором, с пистолетами, и дуэль бы окончилась шампанским, а желает стреляться по-настоящему и просит Тургенева приехать в Богослов к опушке леса с ружьями» (Толстая С. А. Дневники: В 2 т. Т. 1. М., 1978. С. 509-510. – В. В. ), на которое ещё не получил ответа, но ежели и получу, то, не распечатав, возвращу назад. Итак, вот конец грустной истории, которая, ежели перейдёт порог вашего дома, то пусть перейдёт и с этим Дополнением» (т. 18, с. 569 – 570). Толстой получил письмо Тургенева от 28 мая 1861 и, не распечатав, отправил его Фету; в нём Тургенев повторил свои извинения и высказал согласие с решением Толстого отказаться от дуэли: «…тут вопрос не в храбрости – которую я хочу или не хочу показывать – а в признании за Вами как права привести меня на поединок, разумеется, в принятых формах (с секундантами), так и права меня извинить. Вы избрали, что Вам было угодно – и мне остаётся покориться Вашему решению» (т. IV, с. 335). Дуэль между Толстым и Тургеневым не состоялась: «кое-как дело уладилось, – сообщал Тургенев Е. Е. Ламберт 7 июня 1861, – но мы теперь раззнакомились навсегда» (там же, с. 341). Примирение писателей произошло в 1878.

50

Милан – Милан Обренович (1854 – 1901), сербский князь в 1868 – 1882, король (Милан I) в 1882 – 1889, из династии Обреновичей; вёл неудачную войну с Турцией в 1876.

51

Инсургент – участник восстания, повстанец.

52

Стихи А. С. Пушкина «Бонапарт и черногорцы» из цикла «Песни западных славян»; переложение песни, написанной прозой, из книги «Гузла (гусли. – В. В. ), или Избранные иллирийские стихотворения, собранные в Далмации, Боснии, Кроации и Герцеговине» (« La Gusla», 1872), изданной анонимно французским писателем П. Мериме, который является автором этой талантливой литературной мистификации.

53

Аксаков Иван Сергеевич (1823 – 1886) – публицист, поэт, литературный критик; теоретик славянофильства; автор статей, посвящённых истории и современному положению западных славян, исповедовал идею всеславянского объединения и развития под духовным и нравственным началом России.

54

Бисмарк Отто фон Шенхаузен (1815 – 1898), князь, 1-й рейхсканцлер Германской империи в 1871 – 1890. Его внешняя политика, доставившая торжество Германии над Францией и господствующее положение в Европе, сначала сблизила Германию с Россией, затем, со второй половины 70-х, отдалила от неё. Последнее важное дело Бисмарка в этой области – создание Тройственного союза Германии с Австрией и Италией, направленного против Франции и России.

55

Франц-Иосиф I (1830 – 1916) – император Австрии и король Венгрии с 1848, из династии Габсбургов; в 1867 преобразовал Австрийскую империю в двуединую монархию Австро-Венгрию; один из организаторов Тройственного союза; его экспансионистская политика способствовала началу 1-й мировой войны.

56

Роман Л. Н. Толстого печатался в журнале в течение 1875 – 1877 (без последней части). «Русский вестник» – литературный и политический журнал, выходивший в Москве (1856 – 1886, 1896 – 1901) и Петербурге (1887 – 1896, 1902 – 1906), основан М. Н. Катковым. В описываемое автором время – самое авторитетное в консервативных и правительственных кругах русского общества издание, ставившее своей целью вынести «строгий приговор общественному движению шестидесятых годов», показать «оборотную сторону движения, охватившего Россию в период реформ» (1873, № 7, с. 394). В бытность Каткова редактором журнал опубликовал «Губернские очерки» М. Салтыкова-Щедрина, «Накануне» и «Отцов и детей» И. Тургенева, «Казаков», «Поликушку» и «Войну и мир» Л. Толстого, «Преступление и наказание» Ф. Достоевского, а также ряд «антинигилистических» романов: «Взбаламученное море» А. Писемского, «На ножах» Н. Лескова, «Марево» В. Клюшникова, «Панугрово стадо» В. Крестовского и др.

57

«Азбука» – оригинальные нравоучительные рассказы и переложения сказок и басен, вошедшие в книги «Азбука» (1871 – 1872) и «Новая азбука» (1874 – 1875) и составившие впоследствии четыре «Русские книги для чтения».