Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 232 из 257

— Рр-работнички! — фыркнул министр и отправился придумывать задания остальным подчиненным.

С колокольни Ордена Асгадира Внезапного открывался великолепный вид на Скадцарге-лъхариэс-шуу Яр, квартал, в котором обитала кавладорская аристократия. Степенные особняки — в три, а то и в четыре этажа, — укутанные зелеными пелёнками садов и парков, просматривались, как на ладони, и инспектор Клеорн, наставив подзорную трубу, выглядывал, что же происходит в городском доме герцогов Тирандье.

Сидящая рядом горгулья застенчиво прятала голову под крыло, лишь иногда сверкая золотистым глазом на застывшего в позе напряженного внимания сыщика.

Весь день дочь сиятельного герцога была чем-то занята. Ее сиятельство Мелориана изволит ругать служанку. Ее сиятельство гуляет по парку, сидит у фонтанчика и пробует рисовать акварель (на заметку: выкрасть или скопировать рисунок). Мелориана обедает. Мелориана поет. Мелориана примеряет новые платья — для чего, собственно, на короткое время и покинула замок Фюрдаст, лишив королевское семейство своего милого общества. Обещает портнихе два золотых, если та расскажет, какие наряды шьют городские модницы в ожидании Дня Леса — светского мероприятия, знаменующего какой-то из этапов летних сельскохозяйственных работ — то ли конец заготовкам сена, то ли сбору ягод, то ли охоте на садовых вредителей.

(В детстве Клеорна очень забавлял вопрос, почему крестьяне заготавливают сено, а аристократы и королевское семейство отмечают День Леса. Разве не было бы логичнее объявить День Травы, или, допустим, День Луга? Как ему объяснили позже — этот праздник, отмечаемый через определенное число дней после летнего солнцестояния, наследие эльфийских друидов. И дураков ссориться с мэтром Пугтаклем и его последователями, вооруженными бронзовыми серпами, нет. Уже вывелись…)

Так-так-так, подкуп безответных исполнителей… Значит, юная герцогиня всерьез надеется на то, что ее изберут королевой Зеленой Ветви. А пока она что делает? Ага, обедает. Дремлет. Общается с сиятельным папенькой. Дождавшись, когда герцог покинет особняк (точное время — 16.33), Мелориана бросается внутрь дома — у сыщика начинают трястись поджилки от предвкушения, что сейчас произойдет нечто неприятное, — проникает в запертые комнаты родителя… Горгулья недовольно ворчит на чересчур оживившегося человека. И когда Клеорн приготовился узнать, какую страшную тайну скрывает ее сиятельство Тирандье, чуть не ввинтился в окуляр — он стал свидетелем того, как дочь герцога злостно расправляется с рыжим париком папаши. Порезала на кусочки, а на его место положила второй — на вооруженный подзорной трубой инспекторский взгляд, размером поменьше.

Нет, конечно, на бездраконье и такая легкая странноватость за улику сойдет, но, право слово, как-то обидно… Ведь господин министр явно ожидает, что инспектор Клеорн найдет доказательства более серьезных дел, в которые ввязалась дочь влиятельного аристократа. Самому, что ли, придется улики создавать?

Клеорн грустно вздохнул. Горгулья переступила с лапы на лапу. В подсознании сыщика настойчиво просилась некая мысль…

Ага. Да как же сразу не вспомнилось! Кто-то совсем недавно говорил, что Мелориана Тирандье с кем-то состоит в любовной переписке. Чем не компромат? Осталось только вспомнить, кто говорил, и, собственно, найти обличающие улики! И дело — в шляпе!





Замок Фюрдаст. Вечер

Дверь лаборатории придворного мага осторожно приоткрылась. Едва слышно скрипнула. Тонкая фигурка скользнула в полумрак комнаты, освещаемой лишь мягким отсветом летних сумерек, прикрыла дверь и медленно, неторопливо, с тщанием и аккуратностью — плюс прикушенным кончиком языка, чтобы не закричать от страха, и двинулась к расставленным на полках книгам, колбам, пузырькам, рядам законченных и изготавливаемых артефактов, и прочему чужому имуществу.

Двумя этажами ниже, на балконе, откуда открывался живописный вид на окружающие Фюрдаст скалы и ущелья Южного Шумерета, принцесса Анна закатывала истерику. Мэтр Фледегран суетился вокруг нее, пытаясь как-то успокоить девочку, но пока достиг только того, что принцесса крепко вцепилась в его магический посох, и, громко стеная о своей несчастной жизни — О, как ей жить, не сдавши экзамен по этикету!!! — рыдала всё громче и громче. Придворный маг пытался загипнотизировать Анну, или, как вариант, перекрыть ей доступ кислорода в легкие — да, это жестоко, но попробуйте послушать визг и верещание настырной девчонки пять дней кряду, и вы, возможно, измените свое мнение. Увы, эксперименты почтенного волшебника разбивались о собственный магический атрибут — Фледегран даже пожалел о том, что, во избежание травм среди королевского семейства, снял со своего посоха заклинание непередаваемости. По несчастливой — о, боги! — случайности Анна подставляла вместо себя посох каждый раз, когда мэтр кастовал нечто успокоительное, и теперь в тихую нирвану погружались все — цветы в каменном вазоне, ласточка, кружившая у стен замка, кошка, обитавшая на конюшне и охотившаяся за ласточкой, горничная графини Умбирад, сама графиня, вышедшая на балкон подышать свежим воздухом перед ужином, два светильника — короче, все, кроме принцессы Анны.

Принц Арден, в чей адрес, собственно, и предназначались вопли, слезы и обвинения в жизненном несчастии, понуро ковырял плиты пола сапожком — сестры после скандала, учиненного пять дней назад, с ним не разговаривали. Да, он пытался принести извинения — как и велели родители, но искренне не понимал — что ж, в конце концов, случилось, из-за чего сыр-бор разгорелся? Ардену запретили держать собак в своей комнате — он хмуро согласился. Мэтр Фледегран оставил на целый день в своей башне и велел переписывать восемьдесят шесть основных правил дворцового этикета в тринадцати экземплярах — принц и это выдержал. Маменька и тетушка не позволили Ардену поехать в Охохо — а ведь король Мирмидон приглашал их с дядей Роскаром поохотится на лис. Лис, как и кроликов, за которыми они гонялись по болотам Чудурского леса, на границе Кавладора и Ллойярда, Ардену по большому счету было жалко; но ведь это так здорово — проехаться по перелескам, набрать полную горсть спелой, красной земляники, свистеть в свое удовольствие, слушать, как дядя Роскар рассказывает о своих приключениях, стрелять по шишкам на спор — кто больше собьет… Мэтр Фледегран, должно быть, обиделся, что на него бронзовый дракон-фонтан крепко плюнул — он запретил всем дворцовым магам телепортировать старшего и младшего принцев без его ведома; так что дядю Роскара, в некотором смысле, тоже наказали — он дни напролет сидел в музыкальной гостиной и слушал, как поет мама и прочие придворные дамы. Ну, мама-то поет неплохо — по крайней мере, Ардену дуэты королевы Везувии и баронессы Франчески де Кром нравились гораздо больше, чем арии, которые приходилось слушать при походе в Оперу. Но вот визгливо-умилительное пение Мелорианы Тирандье Арден не одобрял — от него люстра качалась.

Светильник над головой задумавшегося об общей жизненной несправедливости малолетнего принца вдруг лопнул — в него угодил очередной луч, срикотешетивший от магического посоха. Придворный маг прошептал пару ругательств в адрес девчонки, которая не понимает, что ей желают только добра, и принялся сплетать другое заклинание. Разглядев в лице Фледеграна отчаянную решимость воспитателя, твердо намеренного облагодетельствовать воспитанницу, Анна изменила тактику — она бросила посох наземь, и, прикрыв лицо руками, упала на грудь мэтру. О, как я несчастна… о, какое горе-еееее…

Мэтр неловко обнял девочку и, поглаживая по голове, принялся увещевать, что, собственно, не всё так плохо, жизнь не заканчивается с проваленным экзаменом, и подумаешь, наука — дворцовый этикет… Анна подняла на мага зареванное лицо, захлопала красными глазами и скривила рот, тряся нижней губой и объясняя, что ей очень, очень плохооооо…

— Брось реветь, — буркнул Арден, сознавая, насколько велика его вина. Не перед Анной, спасите боги — это ж сколько в голове опилок надо держать, чтоб подумать, что он нарочно оживил кролика. Вот перед мэтром Фледеграном Арден точно виноват- в башне придворного мага, двумя этажами выше, на подоконнике лежала «Сумма добронравия», кошмарное алхимико-педагогическое сочинение в две тысячи страниц, повествующее о традициях воспитания подрастающего поколения в Кавладоре за последние восемьсот лет — и чуял принц, что не миновать ему этой «Суммы» конспектирования. Анна бросила на брата уничижительный взгляд, шмыгнула и продолжила заливать мантию мага слезами. Ну совсем с дуба рухнула. Ведь вчера, кажется, они с Дафной совсем успокоились, совершенно не плакали, только шушукались о чем-то в углу парка — и мама с тетей Ангеликой разрешили считать инцидент с кроликом, фонтаном и проваленным экзаменом исчерпанным.