Страница 206 из 257
Мэтр Лео внимательно изучил табличку, висящую на двери Библиотеки: «Зарыто. Приходите потом» Соблазн узнать, что и где зарыли авторы послания, был велик, но волшебник помнил, что занимается важным делом, да еще и по поручению непосредственного начальника, поэтому справился с хорошим воспитанием и осторожно постучал в дубовую створку.
Потом постучал сильнее.
На стук высунулась голова Труамины, открывшей рот, чтоб накричать на буяна-посетителя. При виде смущенного молодого человека библиотечная барышня выдохнула весь боевой запал и расплылась в приветственной улыбке:
— А, мэтр Лео! Мы рады видеть вас! Прошу, будьте нашим гостем. Проходите, проходите. Погодите, я снова запру дверь.
Пока Труамина провожала мага до читального зала, Лео с волнением объяснял причину своего визита. Понимаете, инспектор Клеорн… призрак… душа…
— Ой, да ваш призрак никому не мешает! Так, иногда по энциклопедиям или по газетным подшивкам пошуршит, да и только! — отмахнулась Труамина, дескать, давайте, ловите, коли больше заняться нечем.
В центре читального зала, сдвинув письменные столы от пустого камина в сторону, вокруг огромного полотнища сидели библиотечные дамы, знакомые мэтру Лео по предыдущему расследованию, госпожа Гиранди и толстенький увлеченного вида алхимик.
— Доброго дня, — выдохнул заранее заготовленное приветствие Лео. Общество лишь высокомерно скользнуло по волшебнику взглядом. Не видите, мы делом заняты? — Простите, — извинился Лео. — Я тут призрака поищу…
— Только, пожалуйста, пожара не устраивайте, — важно махнула рукой госпожа Лейла. Поправила бантик надо лбом, вытянула из него запасную иголку, поплевала на пальцы, вытянула из мотка шелковую нить, ссучила кончик, прицелилась…
— Дамы, не отвлекайтесь! — воззвал занявший председательское место во главе ваяемого гобелена мэтр Филипп, тот самый представительный и страдающий излишним чревоугодием историк. Сегодня он был как никогда подтянут (в метафорическом смысле; физически — кашки в нем с прошлого года прибавилось); и деловит: — Читаю дальше. День двадцать третий месяца Лютни наш славный принц начал с того, что проснулся от звуков волынки. «Куда я попал?» — спросил принц Роскар верного коня, и звонкое ржание благородного умбирадца было ему ответом…
Клотильда, Лизон, Гиранди и Лейла, единым жестом сделали по стежку и отбросили правые руки далеко, на расстояние натянутой нитки. Мэтр Лео осторожно прошел мимо. Труамина устремилась на свое место — туда, где на огромном полотнище смутно угадывались очертания намеченного серой ниткой строения, достала иглу и приготовилась внимать господину историку.
— Побольше достоверности! — воззвал мэтр Филипп, заметив, что Лизон вздумала вышивать траву изумрудно-зеленым шелком. — В тех краях, где его высочество совершал подвиги, в месяц Лютни уже вся трава побита утренним морозцем!
— Вы ж еще не сказали, в каком месте проснулся наш принц! — обиделась девушка. — Читайте быстрее! Интересно же!
— Если я буду читать быстро, то на весь гобелен книг о Роскаре не хватит, — разумно возразил мэтр.
— Ничего, — отозвалась госпожа Гиранди, чтоб не уточнять, почему да как в ее светлую голову пришла мысль создать гобелен такого формата, чтоб будущее творение можно было рассмотреть с самых высоких Шан-Тяйских пиков. — Мы и по второму разу с удовольствием послушаем.
— Послушаем, — поддержали ее соратницы-помощницы. — Охотно послушаем. И про то, как принц Роскар гидру побеждал, и как зубную щетку осваивал!
Пока что был вышит только контур самого принца, неведомого строения и коня, пасущегося на травке. Да, и еще дата, которую Труамина сначала, по привычке, проставила синей печатью — той, которой пользовалась, отмечая взятые на руки книги, а потом вышила мелкими аккуратными стежками. Фронт работ намечался великий, как и сам герой народных кавладорских сказаний, но дамы не собирались сдаваться. Дело — есть дело, и не важно, сколько сил и времени уйдет на его выполнение!
Где-то мы уже подобное слышали, не правда ли?
Полдень миновал, и жара усилилась. Казалось, тепло и жар источает буквально всё — не только сияющее в вышине солнце, но даже стены домов и камни мостовой… Кошки — на то и кошки, у-уу, твари криволапые! — распластавшись на ветках деревьев, блаженствовали, а вот собаки… пока найдешь стенку, отбрасывающую тень, пока сбегаешь к луже… а где лужа? ах, уже нет…
«Информатор» Министерства Спокойствия, известный в Университетском квартале и окрестностых Большой и Малой Базарных площадей под кличкой «Малый Гавк», высунув язык, тяжело дышал и грустно смотрел на двери, из-за которых доносился божественный аромат. Может быть, рискнуть? Подойти, поробовать попросить косточку-другую? Аромат Кота, самовольно объявившего себя хозяином хлебосольной и костероздаточной гномки, давно не обновлялся, и Гавк был уверен, что его авантюра пройдет безнаказанной. Нет, он действительно уверен!.. А может, не стоит рисковать?
Гавк жалобно заскулил. Положил голову на лапы, чтоб хорошенько обдумать ситуацию, зевнул… Зевнул еще раз…
Мимо прошли чьи-то ноги. А, знакомый запах. Частенько тут появляются. Иногда даже корочкой делятся. Мы, Малые Гавки, не гордые, всё съедим. Пес еще раз зевнул. Вот еще ноги… Гномкины? нет, ааа… ох, зевота напала… надо бы поспать — а то вдруг что-нибудь важное просплю… Грр-Тявчик-Лео недоволен будет!..
И песик, вытянувшись в тени противоположного от «Алой розы» дома, заснул.
— Напа, — твердо и решительно заявила мэтресса Далия. — Помоги мне.
— Что случилось? — спросила гномка. Прибила полотенцем пыль на столе и подвинула мэтрессе стул. — Обедать будешь?
— Какой обед? — раздраженно и рассеянно отозвалась Далия. — Ах… оставь, мне не до еды…
Далия прошлась по обеденному залу «Алой розы» с таким растерянным выражением лица, будто впервые в жизни видела внутреннее убранство самой известной и деликатесной ресторации Университетского квартала. Несколько раз хлопнула в ладоши. Дернула себя за ухо. Раз, второй…
Напа Леоне прекратила уборку и с нарастающим изумлением следила за поведением мэтрессы. Когда Далия — с прежним, отсутствующим выражением и мутным сверхзадумчивым взглядом, сделала серию из пяти приседаний и шестнадцати махов руками по сторонам, гномка всерьез обеспокоилась.
— Далия, что с тобой?
— С кем? а, со мной… Понимаешь, у мэтрессы Долли приступ желудочного несварения, и она свалила на меня всю документацию Университета.
— Приступ! — фыркнула гномка, показывая, что не верит словам своей научной предводительницы. — У мэтрессы Долли, чтоб ты знала, не желудок, а прямо-таки колокол! С бронзовыми стенками в десять дюймов толщиной! Вчера она, продолжая банкет по случаю конференции Королевских Археологов (к которым, кстати, совершенно не относится!), съела здесь фунт сала, тарелку овсянки, засохший брусок из тыквенного пюре (это я ей велела — чтоб мэтру Никанту не досталось); коктейль из морепродуктов, четыре дюжины улиток из Анжери, фунт винограда — хотя я предупреждала, что он не дозрел, половинку курицы с бамбуковым соусом по-цински, запила всё это пинтой тривернского, потом потребовала рассолу, чтобы протрезветь, а потом ты сама порекомендовала ей покушать простоквашу…
— Я это сделала? — удивилась Далия. — Зачем?
— Не помнишь? Она жаловалась, что чувствует тяжесть в желудке. Сидела тут, в уголке, даже встать не могла. А ты почему-то решила скармливать ей мои экспериментальные пирожные — по новому рецепту, слоеные, с пропиткой из кленового сиропа.
— Ну, они не сопротивлялись… — задумчиво протянула Далия. — Долли тоже…
И впала в ступор.
Напа поглядела на свою научную предводительницу. Окликнула. Не получила ответа. Подошла и осторожно подергала алхимичку за край мантии.