Страница 123 из 257
Она стучала, колотила и дубасила, изо всех сил травмируя дверь кулачком и каблучками, пока ей не открыли.
— Мэ… Мэтресса Далия? — удивленно проговорил библиотечный сторож, господин Гринч, чуточку приоткрыв дверные створки.
— А вы кого здесь ожидали увидеть? Дракона? Водяного элементаля? Студентов? — едко переспросила Далия и сделала попытку проникнуть в нутро университетского хранилища книг.
— Но… Мэтресса, вы же знаете, что библиотека работает только с девяти утра! — возмутился сторож, и попытался захлопнуть перед напористой посетительницей дверь.
Мэтресса Далия одарила Гринча взглядом, сообщавшим очень многое. Гринч, поежившись, понял, что мэтресса, во-первых, ему очень сочувствует, во-вторых, сопереживает и понимает недолговечность его существования, а в-третьих, сама немедленно готова прекратить суровое испытание его, Гринчевой, жизни, собственными руками придушив того, кто мешает ей пройти в библиотеку…
— Но, мэтресса, — заныл Гринч. — Вы же знаете правила! Раньше девяти никак нельзя!
— На часы посмотрите, — сложив руки на груди, тоном последнего предупреждения посоветовала Далия.
Гринч осторожно высунул нос наружу. Посмотрел наверх, на Часовую Башню, где часы показывали четыре минуты десятого. Удивился. Посмотрел в сторону солнечных часов.
Ажурный бронзовый шпиль совершенно мистическим образом указывал короткой тенью на девять часов, а длинной, едва различимой — приблизительно на двадцать пять минут.
Гринч растерялся.
— А я думал, что сейчас намного раньше…
— Кто рано встает, того удача ждет, — подсказала мэтресса, плечиком оттесняя библиотечного сторожа и просачиваясь внутрь.
Гринч повздыхал, судорожно зевнул и прикрыл за мэтрессой дверь.
Наверху, под крышей Часовой Башни, вооружившаяся подзорными окулярами Напа Леоне наблюдала происходящее у входа в библиотеку. Убедившись в том, что задуманная Далией авантюра прошла без сучка, без задоринки, гномка сложила подзорную трубу, поколдовала с рычагами часов, переводя стрелки на правильное время, спустилась с Часовой Башни вниз. Осторожно, стараясь не слишком громко стучать подкованными каблуками сапог, пробралась до солнечных часов. После чего долго прыгала, пытаясь добраться до установленного на высоте мэтрессиного роста магического осветительного шара. Сбив, наконец, осветительный прибор прицельно брошенным камушком, Напа Леоне подобрала улику, свидетельствующую о незаконном проникновении на территорию учебного заведения в неположенное время, и с громким топотом, частым дроботом поспешила обратно в ресторацию «Алая роза» — пора было ставить тесто для утренних пирожков.
Предметом вожделения мэтрессы Далии были новейшие поступления библиотеки. Как-то так получилось, что в конце учебного года в Университет поступило несколько сотен книг — новых вообще, и новых для собрания Университета в частности.
Двадцать семь устаревших учебников, восемнадцать рассыпанных по листочку книжек и полдюжины потрепанных тетрадей-дневников завещал господин Пункер, сбежавший когда-то из стен гостеприимного вуза, чтобы поискать подвигов и богатства. Что удивительно — нашел, разбогател, выгодно женился, взрастил плеяду детей и внуков; скончался в возрасте девяноста девяти лет, счастливо убежденный, что причиной всех его благ было вовремя случившееся расставание с наукой.
Еще около сотни томов достались Университету как дар служителей Министерства Спокойствия. Редчайшие рукописи, иллюстрированные травники и переполненные деяниями былых веков исторические хроники были реквизированы в качестве улик у неблагонадежных личностей. Сам факт того, что кто-то крадет книги, всегда глубоко возмущал алхимиков Кавладорского Университета; так что изъятые из теневого товарно-денежного оборота фолианты были приняты с радостными воплями. Тем более, что воры явно знали толк в чтении: как на подбор, все книги были редкими памятниками культуры (и отечественной Кавладорской, и ушедшей эльфийской, и соседней ллойярдской, и прочая), а большинство томов к тому же хвасталось золотыми, серебряными, драгоценными и полудрагоценными переплетами.
Около двух сотен книг, если называть вещи своими именами, были взятками. Господам из Министерства Спокойствия об этом старались не намекать, но, как говориться, шила в мешке не утаишь… Стоило начаться сессии, стоило повстречаться понурым студентам со счастливо, до ушей, улыбающимися профессорами, как к Университету начали подтягиваться обеспокоенные родительские особи. Какие только намеки не делались в заботе о положительной оценке чада! Большинство профессоров встречало такие посулы хмурым взором; меньшая часть подставляла карманы; избранные личности — например, та же самая мэтресса Далия, устраивали похохотать и взяточникам, и их подопечным, да как!
Но, как известно, книга — лучший подарок, и от него настоящий алхимик отказаться просто не в силах. Даже зная, что руководство вуза крайне одобряет законопослушность и неподкупность своих сотрудников. Вот и получалось к концу учебного года… Мэтр Филипп, профессор истории, тяжко вздыхая, только вчера расстался со стопочкой раритетных манускриптов; а неделю назад мэтр Рупь (с кафедры горных изысканий) рыдал, прощаясь с иллюстрированным справочником по минералогии и секретным гномьим руководством по металлургии… Ставшая случайной свидетельницей того, как ее супруг принимает зачет у небезызвестной Изольды, жена профессора Дормиля, полыхая праведным гневом, сдала в Университет всю домашнюю библиотеку. Отголоски семейного скандала долго разлетались клочками по закоулочкам Университетского квартала.
А еще в библиотеку Университета пришли дневниковые записи пропавшей экспедиции мэтра Симона. Мэтр Симон в свое время — больше пятидесяти лет тому назад — считался признанным авторитетом в области этнографии, истории и культуры утраченной Империи Гиджа-Пент. Империю потеряли два с лишним тысячелетия назад, когда земли Гиджы начали заносить пески. Правда, потомки древних гиджей спаслись, расселившись по берегам Пентийского моря, и основали новые государства. Страны, как должно, враждовали между собой, делали подлые подарки в виде деревянных коней или яблок с неясным предназначением, активно поджигали города соседей, — и отступали перед надвигающимися песками, тем самым создавая рай земной для будущих археологов.
В один прекрасный день почтенный гиджапентолог не устоял перед идеей организовать экспедицию в сердце пустыни Эль-Джаладского Эмирата, чтобы откопать там таинственный город мифического царя Тиглатпалассара. Мэтр-энтузиаст был уверен, что где-то в песках и барханах эльджаладской пустыни таковой заброшенный город имеется, а если не город, то остатки поселения, а если не остатки поселения, так хоть гробница, а если не гробница — так хоть что-нибудь да найдется, стоит хорошенько поискать! Вооружившись этой благой идеей, мэтр Симон отправился в коварные пески, и вот, спустя полвека, вернулся. В некотором, обобщенно-теоретическом смысле слова. По крайней мере, вернулись в родные университетские стены очки мэтра Симона, нечто черное, что было его рабочей мантией, ремешки его сандалий, а также лопаточка и кисточка, которыми почтенный мэтр пользовался для археологических раскопок… И самое главное — вернулись дневники, которые мэтр Симон вёл на протяжении пяти лет скитаний в поисках пропавшего, погребенного под пустынями города.
Университет, мужественно утерев скупую алхимическую слезу, готовился устроить в стенах библиотеки небольшую экспозицию в память деяний коллеги.
Остальную часть новых поступлений составили недавно выпущенные издания — и местной, университетской книгопечатни, и присланные ллойярдскими, буренавскими, брабансскими, иберскими и фносскими коллегами. Диссертации, монографии, толстые солидные научные журналы, сборники тезисов, бесчисленные «К вопросу о…», «В замечание к…» и «В дополнение к комментариям относительно…». А в довесок — скромные брошюрки, в которых преподаватели Высшей Школы Мандаринов Империи Ци делились с алхимиками соседних королевств поэтическими впечатлениями о науке и мироустройстве.