Мамонтёнок Фуф

— Всё,— сказала Ола, закончив работу.— Аф останется со мной, а вы ступайте отсюда.

Фуф с Гаем, то и дело с недоумением оглядываясь, перебрели речку и торопливо зашагали по тропе, ведущей на равнину.

Аф, не дожидаясь приказа, тут же исчез, чтобы по первому зову Олы снова оказаться рядом. А Ола проворно влезла на соседнее дерево и пропала в густой листве.

Уже начали сгущаться сумерки, когда под дубом бесшумно, как тень, появилась Чива. Она легко скользнула вверх по стволу, мягко прошла по суку и улеглась. Если бы Ола не видела своими глазами, как мгновение назад на этом месте стояла, озираясь, Чива, она могла бы подумать, что там просто утолщение дерева. Невольно Ола вспомнила, как однажды вечером в минувшее Белое Время ей довелось увидеть Чивину охоту. Громадный лось без опаски неторопливой рысью шёл тропой по редколесью. Он почти уже выходил на равнину, когда с крайнего дерева на него свалилась Чива. Не сделав и десяти отчаянных скачков со страшным всадником на спине, лось рухнул на снег: Чива перегрызла ему шею. От своей добычи росомаха ушла уже по темноте, зыркая по сторонам горящими красными глазами. А ночью там побывали волки, и к утру от рогатого великана не осталось даже клочка шкуры...

В Лес пришёл недолгий час тишины, когда все дневные его обитатели умолкают, готовясь ко сну, а ночные же звери и птицы ещё ждут прихода настоящей темноты. Чива была зверем сумерек, а всякий сумеречный зверь — постарайся это запомнить — опасен вдвойне. В нём беспощадная ясность дня уживается с тёмным коварством ночи.

Тишина продолжала всё теснее сжимать в своих объятиях оцепеневший Лес. Только раз над сонной водой испуганно чирикнула какая-то пичужка и тотчас смолкла, словно кем-то проглоченная.

— Чего мы ждём, человеческий детёныш? — раздался вдруг не громкий и насмешливый Чивин голос.— Выходи, я тебя сразу увидела. И твоя собака, эта трусливая тварь, лижущая чужие ноги, пусть тоже выходит. Я убью вас ещё до наступления ночи.

Ола помедлила и спрыгнула на землю. Аф, конечно же, слышал всё, но не показывался, дожидаясь зова Олы.

Чива продолжала неподвижно лежать на суку, она даже не повернула голову.

— Ты разве не знаешь, что Закон Земли, Воды и Неба запрещает убивать, кроме как на пищу? — спросила Ола.

— Я не знаю никакого Закона,— всё так же медленно сказала Чива,— ибо не может быть Закона там, где нет ни тьмы, ни света. Здесь каждый делает то, что хочет.

И с этими словами она вскочила, словно чёрная тень. Вспыхнули два кроваво-красных глаза.

Ола резко ударила ножом по туго натянутому ремню, изогнутый сук, распрямляясь, со свистом прорезал воздух. Чива дико взвыла, и через миг она уже извивалась в воздухе, насквозь пронзённая длинной заострённой веткой.

Из кустов с торжествующим лаем выкатился Аф и запрыгал вокруг Олы, стараясь лизнуть её в лицо. И тут, словно разбуженный его голосом, ожил Лес. Не то вздох, не то короткий порыв ветра пронёсся по вершинам деревьев. Заухал где-то филин, тонко тявкнула лисица, издалека донёсся пронзительный крик, загудела земля под копытами бегущих бизонов.

Густая тёплая ночь упала на Лес, и как-то вдруг, все разом, вспыхнули звёзды, окружённые мерцающими венчиками острых лучей.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ола возвращается на тропу людей

В конце времени Большого Солнца бывает такая пора, когда небо вдруг закрывается многослойной пеленой облаков, когда всё вокруг становится зябким и сырым, воздух — серым, и всё живое — кроме разве обитателей Воды — тускнеет и съёживается. Это на мир ложится первая тень пока ещё не близкого Белого Времени. Потом ещё будет немало тёплых и ясных дней, будет ещё и жар солнца, и прелый аромат Леса, но поведение всего живого становится уже иным, все начинают готовиться к зиме, и в мир осторожно входит жёлтый цвет — цвет осени.

Вот в такой ненастный день Ола пришла к владениям племени бобров. К этим небольшим речным жителям весь Лес относился по-особому. Все знали, что если кто и занят в Лесу серьёзным и важным делом, то это только бобры. Никого не интересовало, сумеет ли досыта набить своё бездонное брюхо носорог Рум, сотворит ли очередную пакость медведь Харри, сожрут ли волки оленя, запасёт ли орехов на зиму белка. Но все в Лесу точно знали, где и сколько плотин строят бобры. Потому что выше тех плотин, которыми умельцы бобры перегораживали даже крохотную речку, разливалось большое озеро. И сразу по берегам его буйно разрастались сочные травы и густой кустарник, где всегда кто-нибудь кормился. В самом же озере поселялось множество рыб, прилетали сюда и красавцы лебеди, важные гуси, крикливые стаи уток. Если же год вдруг выдавался засушливым и иссякали все речки, то напиться можно было только на бобровых прудах. Да и мало ли ещё какие услуги оказывал лесным жителям трудолюбивый бобровый народец. Бобры никому не делали зла, но никого и не боялись. В их хатки, построенные среди озера, можно было попасть только под водой. И ни вечно голодным волкам, ни громиле Харру, ни мрачной Чиве никогда и в голову не приходило нырять в озеро, чтобы учинить разбой в бобровых хатках.

На берегу озера Ола встретила небольшого, видимо, ещё очень молодого бобра. Он солидно вышагивал на задних лапах и, придерживая передней, нёс на плече обрубок очищенного от коры дерева. Увидев Олу, он бросил ношу и насторожённо уставился, готовый в любой миг сигануть в воду.

— Не бойся меня,— сказала Ола, останавливаясь.— Я хочу поговорить с главным среди вас. Позови его.

— Почему ты думаешь,— сердито пропищал юный бобёр,— что наш главный станет бегать на зов первого встречного?

Ола засмеялась: уж очень не шёл к его забавной круглощёкой мордочке этот задиристый тон.

— А ты всё же пойди и позови, может, он и выйдет. Скажи, что с ним хочет повидаться Ола.

— Хорошо, пойду,— подумав, согласился бобёр и плюхнулся в озеро.

Некоторое время его голова двигалась на виду, потом скрылась под водой.

Бобровое озеро разлилось так широко, что даже зоркие глаза Олы не могли разобрать, какие птицы порхают в кустах на том берегу. И удивительно было то, что сама-то речка была совсем небольшая, а между тем ниже по течению было ещё четыре таких же озера, возникших тоже трудами бобров. «Молодцы какие!» — восхищённо подумала Ола. В это время рядом зашумела вода и вынырнул сам глава бобрового племени. Он не спеша, вперевалку вышел на берег, встряхнулся и поздоровался с большим достоинством. Это был очень крупный и толстый бобёр преклонного, должно быть, возраста, потому что шерсть на загривке у него была уже седая. Сразу было видно, что по натуре это сдержанный зверь, но всё равно он не мог скрыть своего удивления.

— Неужели ты и есть та самая храбрая Ола, которая справилась со страшным Харром, а недавно убила ещё и Чиву?

— Да, это я,— отвечала Ола.

— И что же привело отважную Олу к нашему речному племени?

— Я прошу совсем небольшого: не трогайте плачущие деревья.

— Что ж, это можно.— Глава бобров озабоченно сложил на животе лапки.— Однако я не понимаю, зачем это тебе нужно: ведь тогда твоим соплеменникам будет труднее сдирать с них кору.

— Это не мои соплеменники! — сердито возразила Ола.

— Разве? — Бобёр задумался.— Но ведь они такие же двуногие, как и ты. И дружат с огнём... Да, недаром все в Лесу говорят, что нет ничего труднее, чем понять поступки и желания двуногих... До свидания, Ола, племя бобров желает тебе побед и добычливых охот!

Бобёр вернулся к себе в озеро, а довольная Ола длинными скачками помчалась обратно, спеша до дождя забраться в своё уютное гнездо на дереве.