Страница 89 из 147
С открытым всем ветрам забралом идет, стало быть, автор настоящего художественного произведения на тебя, о читатель: того и гляди растопчет тебя копытами своей неотъемлемой кобылы, а там и поминай тебя как звали! Ибо такова мера личной вовлеченности творца в широкой панорамой разворачивающиеся перед тобой события. Ты думаешь, кто такая Марта? Это я! А Редингот кто такой? Тоже я! А Кузькина мать или женщина-враг? Увы… тоже я! Мне до всего есть дело – и я за все в ответе. Что говорю, то и говорю. Режьте, говорю, режьте, паразиты, мое тело на куски: мое тело не капуста, не повалятся листки, – как мудро замечает россиянин в своем устном народном творчестве.
Вот, дорогой мой… впрочем, забудь обо всем этом. Это я так, сдуру расхорохорился. В предвестии неприятной одной сцены, которую и начинаю изображать – будучи в полном уме и твердой, как позавчерашний хлеб, памяти.
В неприятной сцене участвовали трое: Личность, Служитель Культа Личности и женщина-враг – легкая, как пробковый шлем, на помине. Почему они оказались вместе, нетрудно понять: худое всегда к худому тянет. Это-то притяжение к худому и чувствовала женщина-враг, живя с Ближним своим.
– Ты слишком толстый, – зачастую говорила она.
– И что ж с того? – простодушно интересовался Ближний. – Мы, мертвые, всегда полнеем – из-за недостатка физической активности!
– Меня к тебе не тянет, – признавалась женщина-враг, связанная, как помнит (или забыл уже?) читатель по рукам и ногам. – Меня к худому тянет.
– Будет об этом! – отрезал (ударение на последнем слоге) Ближний. – Чего тебе не хватает?
Женщина-враг отвечала по-разному. Скажем, так:
– Мне не хватает калорий.
Или так:
– Мне не хватает воздуха.
А иногда так:
– Мне не хватает простора для самореализации.
Однако на самом-то деле женщине-врагу, конечно же, не хватало только одного – худого. Ее подсознательно тянуло к худому – причем ради худого она была готова практически на что угодно. Даже на то, чтобы бросить Ближнего своего – причем бросить на съедение хищным зверям. Она уже хотела было так и поступить, но в последнюю минуту передумала и, разогнав собравшихся вокруг к этому времени хищных зверей грубыми окриками, ограничилась тем, что просто бросила Ближнего своего в одиночестве, а сама бежала навстречу худому – разумеется, в Париж, куда ты, неразумный читатель, так стремишься и куда ты в конце прошлой главы угодил-таки… Впрочем, бежала – это сильно сказано. Будучи связанной по рукам и ногам, она, скорее, не бежала, а ползла – извиваясь по земле, будто какая-то гадина.
Личность и Служитель Культа Личности встретили ее с распростертыми во все стороны объятиями, но, к сожалению, забыли развязать. А сама женщина-враг не решилась попросить их об этом – так и жила она с ними связанной по рукам и ногам, на что, впрочем, ни Личность, ни Служитель Культа Личности не обращали никакого внимания: им это не мешало.
Среди парижан Личность, Служитель Культа Личности и женщина-враг получили меткое прозвище «Пресловутая троица». Прозвище оказалось таким метким, что выбило Личности правый глаз, от чего внешность Личности, кстати, только выиграла: правый глаз Личности был серым, в то время как левый – карим, и это многих смущало. Теперь внешность Личности украшала элегантная черная повязка – и он напоминал отчасти морского разбойника, отчасти – одноглазую гиену (поскольку гиену он уже и раньше напоминал, еще тогда, когда у него было два глаза: гиен, кстати, вообще не глазами напоминают, а мерзкими повадками).
Пресловутая троица не занималась ничем иным, кроме вредительства делу построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек. Вредительство осуществлялось по мере сил и возможностей. Особенно много сил вредить было у женщины-врага, особенно много возможностей – у Личности. Что касается Служителя Культа Личности, то у него практически не было ни сил, ни возможностей, поскольку он всецело посвящал свою жизнь отправлению культа. Впрочем, его помощи и не требовалось: женщина-враг и Личность хорошо справлялись сами. Ведь точкой приложения их деятельности была Франция, где строительство Правильной Окружности из спичек даже еще и не начиналось, а вредить не начатому делу – кто ж не понимает! – до крайности легко.
Ползая по Парижу, как инфекция, женщина-враг – с коробкой цветных мелков в зубах – испещряла стены французской столицы компрометирующими великую идею скабрезными надписями в стиле граффити. Надписи были в стихах: женщина-враг любила поэзию. Постоянным персонажем стихотворных композиций был собирательный образ «голые бабы», который придавал циклу поэтических творений женщины-врага структурную целостность.
Вот лишь несколько примеров того, что из творчества женщины-врага на правах пословиц прочно вошло в повседневную жизнь парижан:
Надо ли говорить, что стихотворения женщины-врага разлагающе действовали на парижан – разумеется, той их части, которая предварительно еще не была разложена чем-нибудь другим? Стихотворения эти даже называли «тлетворениями» – настолько тлетворным было их влияние. Интервьюируемые на улицах люди в слезах рассказывали о том, как целомудренны они были до знакомства с виршами женщины-врага и в какую бездну порока они погружены в настоящее время. Интервью с несовершеннолетним Паскалем Н. обошло пешком все французские газеты и журналы: подросток откровенно рассказывал о том, насколько он теперь испорчен.
«– Скажи, Паскаль, насколько ты теперь испорчен?
– Я теперь испорчен целиком и полностью. Голые бабы стали смыслом моей жизни.
– Замечал ли ты голых баб вокруг себя, скажем, десять лет назад?
(Подросток горько смеется.)
– Да я до самого последнего времени и представления не имел о том, что на свете существуют голые бабы! Но из стихов женщины-врага я узнал, как их много и как они привлекательны в своей порочности… И в настоящее время я так низок, что вместо прежнего принципа “чем больше надежных друзей, тем лучше” исповедую принцип “чем больше голых баб, тем лучше”.
– Ты действительно так считаешь, Паскаль?
– Увы…
– А что ты можешь сказать о своем отношении к идее построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек?
– Эта идея становится мне все более омерзительна, в то время как голые бабы для меня все более соблазнительны. Когда я сегодня сравниваю Абсолютно Правильную Окружность из спичек с голыми бабами, я просто не могу понять тех, кто предпочитает первую последним. Окружность из спичек совсем не возбуждает. А вот голые бабы… они такие голые и такие бабы, что просто дух захватывает! Если я вижу одну или нескольких голых баб, я вообще забываю слово “окружность”!»
Стало быть, женщина-враг могла торжествовать победу: даже те французы, для которых идея построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек что-то значила, распрощались с ней ради голых баб. Впрочем, нельзя сказать, что после этой победы от Личности уже вообще ничего не требовалось. От Личности еще много чего требовалось – правда, не по счету французской нации, а по счету Редингота и Марты. Точнее говоря, Редингота, Марты и иже с ними… Притом, что этих иже с ними было навалом – ижее уже просто некуда.
В настоящий момент Личность сидел на кухне и крутил ручку маленького транзистора, за хвосты ловя радиостанции мира. Сведения из стран, вовлеченных в проект построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек, были, с точки зрения Личности, неутешительными: почти везде отрезки Окружности худо-бедно достраивались – праздничные наряды (белый верх – темный низ) полицейского патруля денно и нощно контролировали уже готовые участки, чтобы какому-нибудь маньяку не пришло в голову разрушить великое сооружение человечества.