Страница 71 из 147
…Мертвый Лев, только из брошюр узнав про Абсолютно Правильную Окружность из спичек, понять ничего не понял, а спросить у Сын Бернара постеснялся.
Так что, когда Сын Бернар сказал ему: «Вы, если чего не поняли, спросите!» – мертвый Лев покраснел до состояния заходящего за угол солнца и, не в силах побороть стеснения, произнес:
– Да что Вы – спятили, в самом-то деле? Я в этом побольше Вашего понимаю…
Сын Бернар покачал головой, решив, что мертвый Лев ему нахамил, но объяснять ничего не стал: чего ж объяснять, раз человек и так все понимает!
А мертвый Лев между тем не понимал совершенно ничего.
Во-первых, он вообще не мог представить себе окружности из спичек. У себя дома, где случайно нашлось три полусожженных спички, он так и эдак пытался расположить их на плоскости, чтобы получилась окружность, но таковой не получилось ни разу.
Во-вторых, он не постигал, зачем ему, мертвому, мешаться в дела живых, которых он считал дураками. Даже когда одна туристическая группа живых прибыла в Город Мертвых на экскурсию, мертвый Лев, встретив их на центральной площади, прямо так и сказал:
– Вы, живые, просто дураки какие-то!
– Почему? – спросили живые.
– Умерли бы, да и все… Чего жить-то? – ответил он вопросом на вопрос и ушел своей дорогой.
В-третьих, мертвый Лев в глубине души считал для себя позором быть под началом собаки, пусть и живой, – и когда друзья-мертвецы спрашивали его, где он работает, он заученно отвечал:
– Да так… в основном наяриваю!
И друзья, озадаченные энигмою, опять отходили (в мир иной).
Потому-то и не относился он к возложенным на него обязанностям с душой, да и на работу ходил, как на каторгу. Чтобы подчеркнуть это, мертвый Лев на ногах обычно имел колодки.
А обязанностей у него было немного. Фактически одна: почта. Ежедневно на имя Редингота приходило по нескольку сот писем с разных концов земли – письма эти мертвый Лев должен был прочитывать и сортировать в зависимости от тех вопросов, которые в них ставились. Система сортировки, которой придерживался мертвый Лев, была не особенно сложной. Он завел во дворе два огромных холодильных контейнера и, отключив холодильники, распределял письма между этими контейнерами. На боку одного контейнера зеленой краской было написано «Письма о том же», на другом, красной краской – «Письма не о том». Разбрасывая письма по контейнерам, мертвый Лев только для порядка предварительно распечатывал каждое, внутрь, однако, никогда не заглядывая.
– Что пишут? – спрашивал его по утрам Сын Бернар.
– Да как обычно, – отвечал мертвый Лев. – Кое-где кое-какие проблемы, а так нормально все.
– Странно! – удивлялся Сын Бернар. А удивлялся потому, что, судя по телефонным разговорам, которые он вел ежедневно, положение с Абсолютно Правильной Окружностью из спичек отнюдь не было таким спокойным.
По телефону на него, разумеется, все орали: ни для кого уже не было секретом, что Сын Бернар – это всего-навсего собака, с которой, стало быть, нечего и церемониться. Сын Бернар к такому отношению, в общем, привык – правда, его все еще удивляло, когда звонивший начинал разговор с окрика «пошел отсюда!» Тогда Сын Бернар не очень понимал, как ему себя вести… но в других случаях просто не обращал внимания на грубость собеседников и отвечал на наболевшие вопросы в неизменно сдержанной манере хорошо воспитанной собаки.
По окончании рабочего дня он подходил к огромной «Таблице наболевших вопросов», которую сам же и расчертил и в которую вписывал все новые наболевшие вопросы, чтобы к приезду Редингота ситуация с Окружностью была предельно наглядной. Первая графа таблицы была озаглавлена «Что наболело?», вторая – «У кого именно наболело?», третья – «Где в данный момент находится тот, у кого наболело?», четвертая – «Как тот, у кого наболело, сам объясняет то, что наболело?», пятая – «Объективно», шестая – «Рекомендовано». Записи поражали своим разнообразием:
Что наболело? – Живот.
У кого наболело? – У сэра Аткинсона.
Где в данный момент находится тот, у кого наболело? – В Гренландии.
Как тот, у кого наболело, сам объясняет то, что наболело? – Рыба (как блюдо) достала.
Объективно: Здоров и может продолжать построение Правильной Окружности из спичек.
Рекомендовано: Не ныть.
Или:
Что наболело? – «Да ничего не наболело, пес ты шелудивый! Деньги кончились – вот что наболело!»
У кого наболело? – У Трухи.
Где в данный момент находится тот, у кого наболело? – В Малайзии.
Как тот, у кого наболело, сам объясняет то, что наболело? – Окружность – лажа, истина в вине.
Объективно: Дурак и хам.
Рекомендовано: Передать дела срочно командируемому в Малайзию Павлову (Россия).
Или, наконец:
Что наболело? – Душа.
У кого наболело? У Памеллы.
Где в данный момент находится тот, у кого наболело? – Дома в Ирландии.
Как тот, у кого наболело, сам объясняет то, что наболело? – Не в Окружности счастье – счастье в семье.
Объективно: Приступ тоски по семье на фоне ностальгии.
Рекомендовано: Немедленно вернуться в Судан – вместе с семьей и Ирландией.
В таблице насчитывалось уже несколько тысяч случаев… Сын Бернар выглядел усталым как собака. Поэтому в Городе Мертвых прочно закрепилась за ним кличка «Собака, усталая как собака, ха-ха» («ха-ха» тоже входило в кличку).
С момента отъезда Редингота Сын Бернар не спал вообще ни разу – ни минуты. Судьба Окружности беспокоила его страшно. Он не обладал рединготовским масштабом сознания, чтобы держать в голове предприятие в целом, – потому-то и казалось ему, что спичечное сооружение выскальзывает из массивных его лап и что вообще все как-то расползается в разные стороны, становясь и необозримым, и неподконтрольным…
Обращаясь к мертвому Льву, Сын Бернар все чаще спрашивал:
– А от Марты с Рединготом ничего так и нет? Ни словечка? Или вот хоть от Ближнего, от Кузькиной матери, на худой конец?
– Нет-нет! – быстро отвечал мертвый Лев, попивая кровь.
– И где Вы только кровь-то свежую все время берете? – удивлялся Сын Бернар.
– Да это все одна и та же, – непонятно отвечал мертвый Лев.
У Сын Бернара не было ни сил, ни времени вдумываться в этот странный ответ, да и не додумался бы он никогда, что ходоки, несмотря на его запрет, все еще продолжали ежедневно прибывать в штаб со всего света, но были тут же убиваемы мертвым Львом, даже не выслушивавшим их мыслей и чаяний.
За этим занятием и застал его Ближний, добравшийся наконец до Змбрафля. Осторожно положив тюк с Кузькиной матерью на пол, Ближний обратился к убийце:
– Это что же Вы такое делаете, господин хороший?
Вытирая окровавленные руки об стену отстойника, постепенно начинавшую напоминать картину Анри Матисса «Танец», мертвый Лев с улыбкой спросил:
– А что?
– Как «что»? – опешил Ближний. – Вы же только что живого человека зарезали!
– И вовсе не зарезал… – Мертвый Лев обиделся. – Вовсе не зарезал, а прирезал!
– Зачем это уточнение? – голос Ближнего звучал устало.
Вместо того, чтобы отвечать, мертвый Лев обратил внимание Ближнего на то, что человек не умер, но находится при смерти:
– У за резанных срок хранения короче, чем у при резанных: кровь последних дольше остается теплой… А я гостей жду. Не потчевать же их несвежим!
– Да Вы циник! – осенило Ближнего, и он наотмашь ударил мертвого Льва по роже.
В прихожей послышались голоса. Человек пять мертвецов спешили на званый ужин.
– Пахнет вкусно! – издалека похвалили мертвецы и вошли.
Мертвый Лев гладил молниеносно опухшую рожу небольшим утюгом. Почуяв недоброе, мертвецы остановились: взгляды их обратились к Ближнему.