Страница 90 из 104
Сразу ответа не последовало. Видимо, Шелби набирался храбрости перед тем, как распрощаться.
– Мне надо идти, Ливи, – наконец сказал он. – Ты сама это знаешь. Тебе здесь будет очень удобно, я уверен, – добавил Шелби, обводя рукой красивую гостиную.
– Мне было удобно в хижине Микайи. А это… все это пугает меня. – Она невольно обхватила себя руками за плечи, хотя в гостиной было тепло.
Сэмюэль встал перед ней на колени, взял ее холодные как лед руки и поцеловал.
– Тебе придется остаться здесь, Ливи. Я не могу отвезти тебя к Микайе, а путешествовать одной тебе опасно.
– Ты хочешь сказать, что я обязана жить именно здесь, так как стала богатой? Что отныне мне надлежит утопать в роскоши, поскольку я рождена аристократкой?
– Твои деньги никуда от тебя не денутся, – мрачно заметил Сэмюэль.
– Мне не нужны эти деньги.
– Теперь уже не тебе решать. В данный момент я не могу предложить тебе ни своего имени, ни защиты. Богатство может быть щитом, и сейчас ты в нем нуждаешься.
– Эти деньги всегда будут стоять между нами, – сказала она, глотая слезы. – Мое богатство ранит твою гордость, не так ли?
– Не стану отрицать. Любой мужчина, обладающий достоинством, не захочет, чтобы его содержала женщина. Добывать средства к существованию должен мужчина.
– Ты думаешь, я теперь стану помыкать тобою, как пробовала Литиция? – Оливию неприятно поразили его слова, хотя ничего нового она не услышала.
– Нет, Ливи. У тебя нет ничего общего с Летицией. Боже праведный, мне ли не знать этого? Просто у нас нет сейчас времени для решения этой проблемы.
– Ах, Сэмюэль, что же мы будем делать? – Оливия нежно провела кончиками пальцев по его лицу.
В ответ он улыбнулся белозубой ослепительной улыбкой, от которой у нее всегда начинало горячо биться сердце.
– Над Новым Орлеаном взойдет новая яркая звезда. А я отправлюсь в Бостон к государственному секретарю Монро. И как только освобожусь, вернусь к тебе. – Он посерьезнел, в глазах отразилась печаль, и он добавил: – Только я не могу обещать, что это будет скоро. Развод наверняка займет много времени. И кроме того, вот-вот может разразиться война.
– Я буду ждать столько, сколько потребуется, Самюэль.
Он изучал ее лицо так, будто хотел запомнить и сохранить в памяти каждую черточку.
– Я верю тебе, Ливи. И буду писать как можно чаще. Только, сама понимаешь, мне придется в письмах о многом умалчивать, учитывая особенности моей профессии.
– Главное, береги себя. А я буду писать тебе, как тоскую по хижине Микайи и насколько скучна светская жизнь в Новом Орлеане, – пообещала Оливия с напускной веселостью.
– И непременно дай знать, если ты забеременела. В этом случае я сразу же попрошу кузена Нестора и его жену забрать тебя в их дом на плантации.
– Не надо волноваться, любимый. Я же говорила тебе, как хочу твоего ребенка.
– Но только не так, – упрямо покачал головой Сэмюэль. – Это я во всем виноват, мне ни в коем случае не следовало рисковать. Теперь, когда у тебя есть все, чего можно пожелать, я не хочу заставлять тебя уезжать отсюда и скрываться где-то в захолустном Кентукки.
– Надеюсь, ты понимаешь, – Оливия грустно улыбнулась, – что я предпочла бы тебя всем миллионам Дюрана – вне зависимости от того, будет у меня ребенок или нет.
– Ты так говоришь сейчас, и я уверен – ты не кривишь душой, но мне бы очень не хотелось, чтобы твои поступки диктовались необходимостью. Твой выбор должен быть абсолютно свободным.
– Я сделала свой выбор давным-давно, дорогой, посреди толпы… на балу… в Вашингтоне… – Оливия сжала в ладонях лицо Сэмюэля, сопровождая каждое слово поцелуем.
Полковник понял, что нужно немедленно уходить, пока не произошло нечто такое, что навсегда погубит репутацию Оливии, даже если она не беременна. И он отстранил Оливию, проговорив:
– Где бы я ни был, твой образ всегда будет со мной.
– А твой со мной, – прошептала Оливия, с трудом сдерживая слезы. Она неотрывно провожала взглядом высокую стройную фигуру, пока Сэмюэль не скрылся за дверью.
В ту ночь Оливии плохо спалось на высокой кровати под балдахином в роскошных апартаментах мадам Дюран. Мадам скончалась за десять лет до смерти мужа, но ее комнаты все это время содержались в образцовом порядке. Месье Дюран хранил покои Мари Дюран в неприкосновенности, как святыню.
Проснувшись, Оливия с интересом осмотрела красивую мебель в стиле Людовика ХIV и пушистые французские ковры. Вся обстановка была доставлена из Франции, что потребовало огромных затрат, но Шарль Дюран явно не жалел денег ради того, чтобы создать на новом месте условия, ничем не отличающиеся от прежней жизни.
«Прежде всего нужно распорядиться, чтобы убрали с глаз долой все личные вещи тети», – решила Оливия, глядя на коллекцию миниатюрных портретов в золотых рамках, искусно выполненных на слоновой кости. Она не усматривала в лицах никакого фамильного сходства с матерью.
В последовавшие дни Оливия изучала заведенный в доме порядок, старалась запомнить имена слуг и их обязанности, а также принимала бесчисленных гостей. Элита Нового Орлеана спешила как можно быстрее познакомиться с наследницей Шарля Дюрана, и каждый, кто хоть что-нибудь представлял собой в обществе, считал своим долгом нанести визит. В первых рядах шли жены и вдовы со взрослыми сыновьями, которым не терпелось выяснить шансы женитьбы отпрысков на девушке, унаследовавшей колоссальное состояние.
Временами возникало ощущение, будто она превратилась в кусок аппетитного мяса, выставленный на рынке для всеобщего обозрения. Оливия скучала, чувствовала себя очень одинокой и думала только о Сэмюэле. В свободное время, особенно по ночам, когда снова не спалось, она начала составлять послание своему возлюбленному, которое постепенно приобрело характер дневника, отчета о каждом прожитом дне. Как только окончательно прояснится вопрос о беременности, письмо можно будет отправить.
Между делом было написано письмо Микайе, в котором Оливия коротко изложила события, происшедшие на Миссисипи и в Новом Орлеане. Это письмо она собиралась отправить обычной почтой, но прежде все же решила навестить губернатора Клейборна, не желая рисковать. Даже в лучшие времена с почтой случались перебои. Так что же следовало ждать сейчас, когда западные территории сотрясала лихорадка приближающейся войны?
На площади перед резиденцией губернатора царила суета, естественная для крупного международного портового города. В толпе выделялись молодые люди с золотыми серьгами в ушах, в высоких сапогах и тонких сорочках с широко распахнутыми воротами. То были наемники из вооруженных формирований, сколоченных таинственными братьями Лафитами. Молодые люди провожали вышедшую из ландо Оливию нагловатыми взглядами.
Ее не переставали удивлять контрасты Нового Орлеана. Казалось бы, здесь главенствовали креолы с их высокой культурой, утонченными манерами и стремлением к законности и порядку. Однако они предпочитали смотреть сквозь пальцы на деятельность пиратов и котрабандистов, которые наводняли улицы, бросая вызов американским властям.
Солдат, стоявший на часах у резиденции губернатора, вежливо поклонился и придержал дверь, пропуская Оливию и Тонетту. Они прошли в небольшую приемную перед кабинетом Клейборна и обнаружили, что губернатор наконец обзавелся секретарем. За письменным столом сидел худощавый молодой человек, склонив голову над бумагами. Он вскинул глаза на вошедших, рассеянно улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, и вскочил с места, отбросив упавшую на лоб прядь серебристых волос. У него были на редкость правильные черты лица, красивые, как у актера на амплуа героя-любовника, но что-то в его внешности настораживало.
– Доброе утро, мадемуазель. Разрешите представиться: Эдмонд Дарси, секретарь губернатора Клейборна.
Оливия улыбнулась в ответ на его теплую улыбку и тоже представилась. Приветливость молодого человека произвела на нее должное впечатление.