Страница 93 из 99
— Откуда знаешь? — покосился на него подозрительно Антон.
— Дык… Мы тут неподалёку заседали, коз пасли, чай с вареньем пили, да на вас на досуге зырили.
— А-а-а. А я вот тут теперь с ума схожу, весь в мыслях. Что теперь нам делать-то, Вася?! Ума не приложу. Ну, отбились. Ну, выжили, А что теперь? Куда, а? Кому мы, на хрен, нужны?!
— Я тебя ж спросил только что: ты жить хочешь?
— Жить? Хм… А как теперь надо жить, Васька? Людей жрать? Дерьмо по склонам собирать? Или попрошайничать? Или же в монахи податься самому, в Афон, плюнув на всех? Или паломником в Турцию вон двинуть?
— Ждут тебя там, как же…
— Вот и я о том же, Чекун. Ни-ко-му мы не нуж-ны. Точка. Только сами себе. А сами мы себе теперь не то, чтобы похлёбки сварить… Мы скоро от такой жизни сами себе штаны, чтобы поссать, без посторонней помощи уже не снимем, понимаешь? И посему скажу сейчас именно: пока я ещё жить хочу, да. А вот что скажу, допустим, через неделю — сам того не ведаю.
— А хорошо жить хочешь? Чтобы штаны туда-сюда бодро, полным сил, таскать?
— Это как же ж? — Стебелев снова скосил глаза, но уже в сторону ранее молчавшего Бузины. — Начать, как Селезнёв или Долдон, палить сёла? Вы этим занимаетесь, что ли? Мародёрами, козлы, заделались?!
— Да ты чё мелешь-то, Стебель? Мы свой хлеб знаешь, как отрабатываем? Ого! У нас аж лопатки раскаляются! Зато вот, — не пухнем с голоду-то, — Бузина провёл себе ребром ладони по поясу.
— Да уж вижу… А где ж вы так, негодяи, пристроились? Нанялись президента Австралии охранять? И он вам за это всех кенгуру в буше скормил?
— Не, мы больше по Африке спецы. Так, — дружим по мелочи с монархом одним чёрным. У него там подданных — просто завались! Вот и жрём, кого попало… — хихикая, Карпенко тоже подал голос.
— Так вот, Аттила, собирай своих голодных гусениц. Да объяви важно, что говорить будем. А то начнут тут нервничать.
…- Собрание плодосовхоза «имени Гусеницы», — так и обратился к собравшимся бойцам Чекун, — прошу считать открытым…
Всё проходило поначалу тяжеловато. Усталость измотанных сражениями людей не давала им сосредоточиться на том, что со свойственной ему повсюду иронией попытался донести до них Василий. Многие узнали и его, и остальных, и сначала все думали, что пышный спич его посвящён трогательному моменту встречи. Их почти радостно поприветствовали, пару раз устало засмеялись шуткам Васьки, да и засобирались было на боковую, но Чекун малость повысил голос и вновь привлёк слабеющее внимание.
Правда, после того, как Васька стал намекать на необходимость «намылить холку» Долдону, присутствующие заворчали. Было ясно, — только что выдержавшие свой самый страшный бой в жизни и выжившие в нём люди не понимали, — во имя чего им, с таким трудом выстоявшим против превосходящих сил полковника, вновь чуть ли не сейчас бросаться в драку? Чтобы попросту всем до одного погибнуть? Чего он тут развёл, этот рыжеватый детина с откормленной мордой? Ему хочется свести счёты с Даниловым? В добрый час! Аминь!
А они…
— А мы пока вот спать ляжем, Васёк! — категорично заявил один из немногих в группе Стебелева, уже возрастной сержант-контрактник. — Как победишь там свирепого Горыныча — толкни, выпьем, коли чего принесёшь, по такому случаю.
И он действительно начал мостить себе на камнях, из жалких тряпок, подобие ложа.
Чекун растерялся. Да они что же, кроты мохнорылые, совсем не понимают ничего?!
И только когда, отстранив его в сторону, заговорил вдумчивый и серьёзный Бузина, народ по-настоящему проникся и прислушался. И лишь только тогда до них стали доходить смысл и суть сказанного. Пройдя сквозь весь спектр впечатлений и методов их выражения, люди осознали и задумались.
Да, много чего соблазнительного и удивительного услышали они сегодня. И во многих взглядах читалось, что это, возможно, их единственный шанс. Но основное мнение за всех высказал всё тот же огромный, как глыба, контрактник, не расстающийся с повешенным через бычью шею пулемётом. Всё это время, пока Бузина негромко и спокойно вещал, он ворочался и вздыхал, прислушиваясь к разговору с закрытыми глазами. А потом решительно перевернулся на живот и испытующе воззрился на товарища. Затем, словно решившись, на что-то, хмыкнул.
И, привстав на локте, пробасил:
— А не надуют там нас, а, корешок? Положим мы, допустим, головушки, а в результате — вся халва ваша? — самое смешное, что и кличка у него была такая же, как и вид: Глыба.
— Всё, что я вам рассказал, мужики, истинная правда. Лишь одно условие, повторяюсь: полное подчинение впоследствии, да и работают все. Без исключения. Никакого деления на «армию» и «пахарей». Мы там все сами себе — и армия, и ботаники, и пекари, и механики.
— Ну, ты нас работой-то, Василь, не пугай, мы не её боимся. Всё зачастую лучше, чем убивать и быть убитым. Верно, братва? — Глыба гудел трансформатором и оборачивался вокруг себя, ища в рядах заинтересованного люда поддержки.
Всюду раздавались возгласы одобрения.
— Ты ж не думай, корешок, — мы тебя-то самого все здесь знаем, да просто лишний раз хотим убедиться, что нас снова мордою в парашу не макнут. Как Долдон хренов, да как прочие. Оно ведь как всегда выходило, помнишь же? Мы в крови, а капитаны в лентах. Это я не про Вас, товарищ капитан, простите! — поправился извиняющимся тоном великан. Стебелев поёжился, а Глыба продолжал: — Нам — костыли, а генералам — дачи. Им — барыши, а нам копейку сдачи. Потому и спрашиваем. Так как, говоришь, он? Босс? Видать, мужик серьёзный. Или просто начальником в своё время где был? Нахапал, прикупился — и затаился?
— Да ну уж нет, Глыба. Я ж брехать не буду, ты меня знаешь. Я за базары всегда отвечал. — Круглов придвинулся ближе к слушающим. — Так ведь, Жорик?
Великан развёл обезоруживающе руками, — что, мол, тут скажешь? Уж что есть, то есть, не брехло, точно.
И Круглов продолжал:
— Реально серьёзный мужик. Не в плане того, что прямо Рембо, и всё такое. С головой он. Хотя и пристрелить, когда надо, сможет быстрее, чем некоторые чихают. Но он на звание крутого вояки и не претендует вовсе. Там и так много таких, кому палец в рот не клади. Только «фас» дай. Тут дело в другом. Он мыслит куда глобальнее нас с вами, недоучек. У него образование и опыт. А также фантазии — не обойти!
— Так Долдон, гад, он ведь тоже вон, — с головой! И не семь классов имел! Фантазёр ещё тот, пидор… А теперь что? Где мы — и где он, собака?! — выкрики из рядов не могли смутить упрямо стоявшего на своём Круглова:
— Голова от головы отличается так же, как книга от книги. По смыслу и содержанию, барашек! — Вокруг засмеялись. Кучерявый салага спрятал мордочку за спины.
— Если бы не они, нам бы крышка тогда б была. А у него есть многое. То, что делает он, не делает здесь и дальше никто. По крайней мере, мы не встречали. У них там не армия. Там…там как-то лучше, мужики. Там всё проще и в чём-то сложнее, но там ЖИЗНЬ. Да и вообще, — куда вам теперь? Мы не на рынке труда. Кому ещё сейчас нужна ваша сотня? Куда вы все пойдёте?
— А что, как прямо туда все и пойдём? К мужику этому? И пощупаем его по заначкам? — задорный голос откуда-то с «галёрки» резко оборвался глухой затрещиной. Кто-то здоровый, как бочонок, заткнул таким образом пасть дурному шутнику, не к месту ляпнувшему в такой серьёзной обстановке эдакую глупость.
Круглов оглядел всех посуровевшим взглядом:
— Кто этот балагур?
— Да я что, я ж ничего, — просто пошутил! — виновник, — молодой боец, — тёр, страдальчески оскалившись, гудящую колоколом шею.
— Так вот, дорогой ты наш Хазанов, по поводу твоих шуток я скажу. Во-первых, «в гости» к нему ты пойдёшь только через наши трупы. А во-вторых, даже если и дотопаешь, что сомнительно, то там и рискуешь остаться.
— Шо, так прямо всё «сурьёзно»? — усомнился кто-то. Победа уже возвысила в собственных глазах многих.
— Я тебе честно говорю. Мы узнали это на собственных шкурах. Нас было на подходе к его Базе двенадцать человек. Двоим не повезло ещё в горах. Если вы помните…