Страница 91 из 99
И тут Данилов решил, смеху ради, даже проявить великодушие. Он распорядился некоторым образом снабдить уходящих из части. Это вызвало активное возражение среди его единомышленников Орлова, Мажени и Жарова, но полковник и ухом не повёл, поскольку он и в самом страшном своём сне предположить не мог, как глубоко окажутся способны заколотить ему «звезду» в глотку эти вчерашние «салабоны»…
Так Стебелеву «повезло» стать командиром изгнанников. Правда, сие обстоятельство он тщательно скрывал от подчинённых. А у тех вроде как и выбора в вопросе подчиненности особого не оставалось. Тем более, что «выбрал» их именно Стебелев. Всё-таки Стебелев — капитан, хоть и номинальный…
…Боекомплект, с которым они умудрились вырваться тогда из части, почти ополовинен. Пристанища нет, пищи и тепла к холодам не предвидится. Смены белья и зимней одежды нет. По сути, их выпустили из части умирать. Ибо патроны без еды и одежды ничто. А напасть на часть с целью отбить себе хоть что-то… — да не безумцы же они?! Из прежнего состава и так погибло сто восемнадцать человек. Шестьдесят восемь ранены. Из них три четверти обречены. Нет больше лекарств, нет ни врачей, ни коек. Не корчи, так гангрена. Всё едино…
До утра не доживут.
Капитан принялся перезаряжать второй магазин автомата. Не стоит верить этой тишине…
Стебелев не раз вспоминал о тех, кто так лихо «ушёл» из части накануне их окончательного разделения. Чекун, Круглов, этот добрый рохля Луцкий… Кто там ещё? А-а, Карпенко… Тот ещё фруктик. Воспоминания о кацапе на миг осветили пересохшие и растресканные губы Стебелева.
Напиться бы ледяной воды…
Как они там, интересно? Вряд ли им удалось добраться хоть куда-то. Горы этого района с трех сторон окружены водой, и сверху казалось, что замерзшая бухта не имеет той, достаточной толщины льда, чтобы пронести на себе довольно тяжёлую технику, поскольку вода огромными пятнами отливала из-подо льда такой близкой голубизной. Если только не переть или скакать по нему, как сумасшедшему. Впрочем, Чекун именно такой сумасшедший, у которого техника «служит» на задних лапках за тощую корочку, обрезанную с сала…
Хотя вряд ли они только куда прорвались. Говорят, там ещё и собаки долгое время лютовали, а потом вообще невесть куда подевались. Наверное, пожрали их. Когда они заявились на склоны, где стояла часть, Данилов дал приказ на их полное уничтожение.
Четыре дня гонялись за ними солдаты по снегу и морозу. Куда потом их сложили сотнями, неизвестно. Но только, спустя время, им всем на выбор было поначалу предложено, — собачатина или тушёнка. Тот, кому это было не в диковинку, и кому осточертела эта столетняя «резина» без соли и без этикеток на намертво прилипшей к банкам смазке, пролежавшая действительно с полсотни лет в неизвестном месте, — те с радостью накинулись на это мясо. Пока эти собаки не были сильно худыми, они выглядели и были почти аппетитными. Можно и так сказать.
Как утверждал Маженя, зато теперь никто из них не рискует заболеть «тубиком». Затем к пожиранию непривычного поначалу блюда присоединились все. А что делать? Свежего мяса в ближайшее время не предвиделось. Как и прочих, пусть скудных, но разносолов. Всё понемногу заканчивалось. Страна, от которой они зависели во всём, умерла. А вместе с ней канули в небытие снабжение и довольствие. Что же прикажете делать теперь?
Ладно, нужно собраться с мыслями. Авось, что и придумаем. Пока перезимовали, много воды утекло… Правда, судя по всему, она снова уж не за горами. Климат свихнулся. А на теле — лишь тельники да тонкие полусинтетические камуфляжные «осенники». Греют они хуже рыбьей чешуи, хотя летом в них от жары легко свихнуться. Одноразовое обмундирование для одноразового бойца. Всё для человека делали, чтобы не жил долго…
Стебелев выругался.
Солдаты внизу уже вовсю набирали воды, будто на поляну из леса вывалился терзаемый жаждой детский туристический лагерь. Однако часовые, настороженно поводящие стволами, присутствовали почти всюду. Прошедшая неделя научила солдат осторожности, стряхнув с них остатки мирной расквашенности.
Теперь все из них, несмотря на то, что только-только привыкли к явлению по имени «война» и слову «бой», могли считаться себя вполне состоявшимися солдатами. Прошедшими «боевое крещение». У которых на руках только-только начала остывать чужая кровь. Когда ахнуло, у некоторых оставались дома жёны, дети, семьи. Почти у всех — родные.
Каждый пережил кошмар потери по-своему. Но надо отдать должное Долдону, часть он поначалу удержал. Жёсткой рукой. Именно от того сумасшествия, которое следует за осознанием всеобщего конца и за пониманием гибели родных. Правда, несколько слабаков повесились, некоторых особо невменяемых даже пришлось застрелить. Просто и быстро. Лечить расстройство психики среди бедлама никто из военных никогда не умел. Да и не собирался.
Ночь, спустившаяся над полуголодными и измученными людьми, на вид не обещала быть тревожной. Чёрт, почему так неожиданно отступили и убрались даниловские ублюдки? Что они там задумали? На манёвр обхода не было похоже, — у капитана в горах были разбросаны несколько своих постов. Они бы подали знак. Да и манёвр можно было б совершить свежими силами, пока они были зажаты здесь. Оставь их в напряжении боя — и обходи себе в удовольствие.
Правда, за спиной — труднопроходимые ущелья, стены которых почти отвесны, а пики остры. Тяжеловато. За пару суток не обернёшься. Тогда что? Решили, что мы и сами передохнем? Не лишено оснований на это надеяться, надо сказать… Поставят заслоны — и шастай по округе, пока ноги не откажут и не подкосятся от слабости и холода. А он не за горами, что говорится. Да отстреливай нас время от времени помалу, — из засад да сверху.
И всё-таки капитан, не особо собою бравируя, понимал, что они, вопреки ожиданиям полковника и прочих, несмотря на то, что основную массу «вторых» составляли салаги, стали полковнику и его «воеводам» костью в горле именно по причине собственной нежданной упёртости и правильного настроя. Настроя выстоять. Потому как понимали, что с ними пришли кончать. Вряд ли они были нужны Данилову в качестве пленных.
С тем, кого хотят склонить к переговорам и заставить сложить оружие, ведут переговоры. Потом нянчатся, кормят, лечат, спаточки укладывают…
Вместо этого им подло и просто ударили в спину. Именно в тот момент, когда они уже заканчивали добивать «первых». Селезнёв, который командовал «первыми», оказался попросту бездарным трусом. И поступил просто. Сразу из части двинулся грабить. Когда его наличный состав, разорив какой-то ближайший хутор, вывалился из леса, он нос к носу столкнулся с передовым охранением Стебелева. И у ставших мародёрами бойцов старлея сдали нервы. Они расстреляли дозор. И началось. Правда, свинья он сам порядочная, но людей его всё-таки жаль. Вместо того, чтобы уничтожать друг друга, могли бы и объединиться. И насовать Данилову хорошо при случае. И не сидеть теперь среди остывающих на ночь скал, подкладывая на ночь под голову камень вместо подушки и палец в рот вместо хлеба.
Хотя…
Зря они, селезнёвцы, тогда это затеяли, с жителями-то. А с другой стороны, — вроде и чем же ещё питаться солдатам, выставленным из части практически на голодный желудок? Вот ведь вопрос! Лишь немногие из них что-то понимают и смыслят в том же сельском хозяйстве. Да и тот фактор, что плодородная земля ныне целиком под водою, не облегчает им задачи, даже если таковой поставить себе создание некоей общины, самоотверженно ковыряющей лопатой землю.
Они бы и стали ковырять, не вопрос. Но где взять землю — это одна сторона проблемы. За её жалкие плодородные остатки нынче драка будет такая же, как и за топливо, одежду, еду, нору… Как за всё! Вон, горцы, — те сажали на склонах гор, на каждом пятачке. Забрасывали с рогаток семена на кручи. И молились о дождях. А тут дожди такие, что и там землю всю посмывало к чертям собачьим!
Низины все затоплены. Но куда сложнее вопрос другого плана. Что в неё садить?! Не приклад же втыкать в надежде на то, что вырастет хлебное дерево?! А то, что они смогли бы даже собрать из пищи, вряд ли бы смогли додержать до сева. Например, собрали они чудом картофель. Да и тот уже пропадал бы. До «весны» не дотягивал. Которая началась только в июне. С холодами и нескончаемым дождём. Так бы и сгнил в земле…