Страница 62 из 99
Ранее, неоднократно проезжая на машине мимо этой трёхэтажки, я и думать даже не мог, что эта присунутая сбоку покосившаяся «хатёнка» играет роль не подсобки с мётлами, вёдрами и тряпками, а является ходом из магазина в подвал здания.
Когда мы уже в третий раз проплывали мимо этого магазина, чьё чрево было услужливо наполнено негодными более к употреблению вещами, наш настырный «пассажир» заставил нас пристать. Когда мы были здесь в последний раз, пристройка была скрыта под водой, и я забыл о её существовании, как о некоей не существенной детали. В тот раз мы с грехом пополам достали из магазина несколько лопат без черенков, некоторое количество пластмассовых изделий, тазиков и бачков разного водоизмещения, а в довесок с полкуба перекрученных «вертолётом» и перемокших напрочь реек и «вагонки».
Всё прочее не годилось даже в качестве вторсырья. Настолько всё было испорчено. Теперь же, всеобщими усилиями сдвинув ломами и голыми пальцами отставшую от стен бетонную рыхлую плиту, покрытую почти отвалившимся слоем рубероида и служащую крышей этому тамбуру, мы были просто поражены.
А наш удачливый «докука»-калмык вопил и плясал от радости, колотя себя кулаками по голове. Всё, — и сам «тамбур», и подвал под ним, — были полны почти не замутнённой воды, но не она составляло их главное богатство. Сквозь почти прозрачную воду мы увидели то, что наполнило наши сердца аплодисментами радости. Банки и бутылки, канистры и бачки, бочата, пузырьки и пузырёчки…
Керосин и бензин «Калоша», масло веретённое и краски. Алюминиевая пудра и сурик. Известь и клеи, — синтетические и древесные. Мастика и грунтовки. Преобразователи ржавчины и средства для обработки дерева. Удобрения, садовая сера и пластиковые панели. Садовая же плёнка и прищепки. Стеариновые свечи и баллончики для портативных газовых плит. Нержавеющая и алюминиевая посуда. Пластиковые бочки и садовый инвентарь…
И кругом — снова: керосин, бензин, скипидар, растворители, снова керосин…
Практически половина дома была занята подвалом, а сам подвал был почти под завязку набит подобного рода добром. В идеальном состоянии — и ничейным. Аллилуйя!!!
Теперь мы были просто богачами. Что не пойдёт на мирные цели — превратится в мощное оружие.
XXIX
— Босс, нам чертовски везёт. Просто нереально везёт! Такое везение не может продолжаться долго, Босс… — Бузина говорил мне это негромко, но отчётливо, наклонившись к самому моему уху.
— Заткнись, солдат! Прошу тебя, заткнись. Не смей так говорить! Всё в руках Божьих! — Я понимал, что в словах Бузины — ох, какая доля правды…
Сам я почти непрерывно думал о том же, и всячески гнал, гнал от себя подобные мысли. Я предполагал, что рано или поздно за всё приходится заплатить сполна. И за такое везение — тоже.
Но я не мог, не имел права поддаваться суеверной панике. На мне люди. И моё состояние постоянно передаётся им. Выходило, что я обречён теперь по жизни источать уверенность и браваду, даже когда мне на самом деле тошно до невозможности. Даже когда я буду лежать разбитым вдребезги, я должен буду весело отбивать такт растрескавшейся окровавленной пяткой и задорно улыбаться мертвеющими губами. Я сам выбрал свою судьбу. И теперь мне не простят слабости. Ибо моя слабость грозит обернуться слабостью и страхом многих. Смертью многих. Я не лучше многих из них. Я просто грамотнее, мудрее, знаю несравненно больше. И почти несгибаем.
Я часто повторял для самого себя и для окружающих это. И теперь, когда в это поверили все, я просто обязан оставаться в таком «вертикальном» положении, будто проглоченный мною в детстве «супержелезный лом» вместе со мною растёт и крепнет…
И не дай Бог, начну зевать, — он выскользнет…
Выуживание и перевозка добытого заняли два полных дня. Теперь на некоторое, отнюдь не маленькое, время и мы, и коммуна были обеспечены топливом для освещения и некоторых других мелких нужд. То, что просто молниеносно гниёт, ржавеет и преет в ныне сыром до крайности климате, теперь мы сможем хоть немного защитить, спасти, — красками, грунтовками, пропитками. А плёнка и удобрения — просто крайне полезные вещи. Во всех смыслах и областях использования. От аммонала и игданита до грядок.
И если первые убивают, то вторые кормят.
Когда мы собрали в дорогу наших горных визави, они выглядели почти счастливыми. Во-первых, там, среди гор, не так ощущается весь ужас упадка. А во-вторых, несомый ими груз намного облегчит их и без того примитивное существование.
Мы разумно и честно поделились с ними добытым, проявив известную экономность на правах хозяев территории, на которую они без нас не посмели бы даже и сунуться. Что верно, то верно, — дабы жить здесь, нужно быть такими же чокнутыми, и в чём-то жестокими, как и сама окружающая нас среда. Перепуганной насмерть куропатке нечего делать во владениях Демона Нечистот.
Именно таким царством выглядел сейчас с трудом приподнявший мёртвую, сочащуюся сукровицей уходящих вод, слепую и залипшую илом голову Город. Именно так, и даже гораздо хуже, выглядят нынче другие города и сёла Побережья. И куда страшнее судьба остальной части края и соседних областей.
Думаю, из своих гор по собственной воле теперь не вылезут ещё пара их поколений. А там и мы посмотрим, — кто из нас будет лучше себя чувствовать. Может статься, что ещё и мы приползём туда, словно побитые собаки.
Угостив напоследок их самым ценным для мужчины, — сигаретами и спичками, — чем просто убили их морально, «горожане» доставили «бедных родственников» до максимально возможной точки подъёма колёсного транспорта. Откуда они начали своё тяжёлое, но приятное восхождение.
Глядя на них, горные козлы позеленели б от зависти, — с такой ловкостью и таким упорством тащили люди свою бесценную ношу…
Полностью поправившийся Гришин, провожая их из-за баранки взглядом, положив на неё нос, вздохнул: «И пошли они, ветром гонимы, солнцем палимы»… И уже более прозаично и несколько злорадно заметил:
— И запас наш золотой в гору попёрли, байбаки чёртовы!
— Делай добро, Ваня. Делай, и бросай его в воду.
— Ага, а в воде оно раскиснет. — Поднять настроение прижимистому Гришину уже не могло ничто.
— Иной раз, значит, придёшь хоть киселя напиться. — Я всё-таки попытался.
— Эт точно. Вот только б запором потом не маяться, от дарового киселька-то…
И он сердито дёрнул рычаг передачи. Умаявшаяся от работы машина медленно тронулась в обратный путь по долгому, затяжному спуску.
С уходом горцев будни побежали ещё быстрее. Наиболее заражённые «плюшкинизмом» день и ночь ковырялись с добытым, сортируя, перекладывая, складируя, перебирая. И, добившись почти идеала, разбирали сложенное и начинали всё по новой.
Большинство выживших рано или поздно начинает страдать этой болезнью. Прикасаясь к вещам, кидая на них взгляды и ощущая основу своего выживания, люди постоянно поддерживали в себе уверенность, что всё это и есть их гарантия безопасности, гарантия продолжения жизни.
Я не осуждал их. Поскольку и сам, в какой-то мере, заразился этим ещё тогда, да и сейчас частенько испытывал схожие чувства. Если б не эта «болячка», никто б сейчас не был здесь. Не жил, не дышал.
Иногда, когда я уверен, что меня никто не слышит, я говорил тихо, поднимая голову к небу:
— Я везучий сукин сын! Сукин сын, который выжил! И все мы тут — везучие стервецы…
И, быть может, нам повезло даже больше, чем мы того порой в прошлом заслуживали. Стараясь в данном вопросе не углубляться особо в теософию и теологию, я поверхностно позволял себе надеяться, что всё это мне дано было неспроста. Что за давние мои страдания и лишения Отец небесный позволил мне и моим близким жить. Трудно и опасно, но жить. И для этого он склонил меня однажды к тому, чтобы я выполнил, — им ли, другими ли светлыми силами, задуманное…
И теперь я с истой благодарностью к Нему думаю о том, что Он из сотни миллионов выбрал именно меня.
Не устаю удивляться и благодарить Небо. Большинство из населявших планету ничтожных существ лишь в последние свои часы и дни, — кому сколько досталось, — внезапно осознали, как сильно, как отчаянно, до боли в чёрством сердце, они хотят именно ЖИТЬ!