Страница 8 из 13
– Нет, – прохрипел вдруг Серж. – Барти, нет!
И, не отрывая от гладкого камня ладоней и остекленевшего взгляда, съехал на пол.
– Серж?! – Анже упал на колени рядом с другом, вгляделся, щурясь, в побелевшее лицо. – Серж, очнись! Скажи что-нибудь!
Хозяин Подземелья положил ладонь Сержу на затылок, замер на долгий миг. Покачал головой:
– Оставь его, Анже. Он смотрит сейчас, смотрит в будущее. Подождем.
Анже, кажется, и дышать забыл. Медленно, как капли вязкой смолы, текли мгновения. Но вот Серж, вздрогнув, обмяк. Анже подхватил его, помог сесть.
– Как ты?
Долгое, почти бесконечное молчание. В пустых глазах Сержа медленно, как прогалины ранней весной, как игра камня под рукой мастера, проступила жизнь. Боль, страх, удивление… решимость.
– Да уж наверное, не хуже, чем ты после иных своих видений, – усмехнулся вдруг Серж. Потер лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. И произнес с внезапной серьезностью: – Нам надо в Южную Миссию. Срочно.
– Не в Корварену? – переспросил Анже.
– Нет. В Южную Миссию. Туда едет король. И… и еще один мой старый друг.
Анже пожал плечами:
– Ладно, как скажешь. Что хоть там?…
Но Серж, не ответив товарищу, повернулся к Хозяину Подземелья:
– Я прошу вас, достопочтенный… может, это не относится и вообще неважно… но все-таки – как звучит новое пророчество?
– Это важно, – тихо проговорил гном. – Я скажу вам. Однако вы не должны передавать его. Никому, что бы вам за это ни сулили и чем бы ни грозили.
– Клянусь, – легко кивнул Серж. Будто речь о пустяке, поразился Анже… А если…
– Анже? – спросил Хозяин Подземелья.
– Я не знаю, – пробормотал парень. – Я не стану болтать, конечно. Но я не могу ручаться, что стерплю, если вдруг…
– Это просто, – усмехнулся Серж. – Не дрейфь, друг Анже. Кто вообще о нем знает, кроме гномов? Никто! А уж тем более, что мы его слышали! Если сам не проговоришься, никому и в голову не взбредет спрашивать.
– Тогда конечно, – робко улыбнулся Анже. – Тогда я тоже клянусь…
– Идет беда из-за моря, – напевно проговорил гном. – Ложь великая, алчностью рожденная, отвратит людей от Подземелья. Они поймут свою ошибку, но будет слишком поздно: не жить им без Подземелья, как Подземелью не жить без людей. И лишь четверо тех, кому дано найти путь к спасению. Двое, что ошиблись однажды в выборе пути, и двое, что пошли за ними ради любви, дружбы и чести.
– Ошиблись, – тихо повторил Серж. – Двое, что ошиблись…
– Кто из людей не ошибался? – Анже пожал плечами.
– И все-таки одним из них можешь быть ты, – задумчиво сказал Серж. – А второй… думается мне, что я знаю и второго.
ТРИ ПОСОЛЬСТВА
1. Луи, король Таргалы
– О Луи! – Стефания счастливо рассмеялась, отпустила плечи возлюбленного и откинулась на обтянутые алым шелком подушки. Золото на красном, в который раз усмехнулся Луи, ай да Стефа. – Ты великолепен!
– Знаю. – Луи поцеловал Стефанию в кончик носа и растянулся с нею рядом. – Ты тоже.
– Я? Да брось, – в бархатном голосе юной северянки звучало неприкрытое кокетство. – При твоем дворе столько прекрасных дам.
– Ни одна из них не смеется, – серьезно объяснил молодой король Таргалы.
– Вообще? – с преувеличенным удивлением протянула Стефания.
– Вот только не говори, что ты не поняла, – усмехнулся Луи.
– Неужели ты перепробовал их всех? – Жена барона Годринского, капитана белой роты полка королевских кирасиров, известного всей Корварене дуэлянта, лошадника и ловеласа, сморщила носик и забавно фыркнула.
– А ты думала, – вздохнул король. – Их не перепробуй – так ославят, не обрадуешься.
– Что значит «ославят»? – на этот раз Стефания удивилась непритворно. – Они что, об этом болтают?!
– Еще как.
– Погоди… а мужья-то?
– Стефа, чудо ты наивное! Это твой Ленни с понятиями, вот поймает меня здесь – морду начистит и не поглядит, что король. А у них… – Луи запнулся, с трудом сдержав неподобающее в обществе прекрасной дамы словцо. – Ох, Стефа… веришь, мои придворные друг перед дружкой носы задирают, когда я их жен… а, пошли они все!
Стефания повернулась на живот, подперла голову руками; золотистые волосы рассыпались по спине, в глубоких серых глазах отразился огонек единственной горящей в изголовье свечи. Кинула мимолетный насмешливый взгляд на украшающий стену родовой герб мужа: золотой олень на красном поле. Рога о семи отростках, ну разве не смешно?! Не то семь битв, пережитых благородным предком, не то семь побед… но так и лезет на ум совсем другое объяснение!
– Луи, но почему ты тогда…
Король понял недосказанный вопрос. Улыбнулся:
– Да очень просто. Пока у дверей моей спальни такая давка, никому и в голову не взбредет, что я бегаю по дамам куда-то еще. И твой Ленни будет со спокойной душой ухлестывать за герцогиней Эймери, к их обоюдному удовольствию. А я, – Луи нежно провел ладонью по золотым волосам, откинул закрывшую лицо его дамы прядь, – буду спокойно любить тебя.
Молодой король лукавил. Вовсе не из стремления утаить ночные визиты к прелестной Стефании он тасовал придворных дам, как шулер тасует колоду. Беда была в том, что молодому королю достался от отца в наследство такой сволочной двор, что просто руки опускались. Конечно, он заменил капитана личной гвардии и капитана тайной службы – в первый же день после коронации, наплевав на неизбежную шумиху, горячее неодобрение королевского аббата и официальный протест совета министров. Но с остальными приходилось осторожничать: наживать себе врагов среди столичной аристократии Луи считал неумным.
– Пока они покупают королевские милости за своих жен, они будут довольны королем, – объяснил как-то Луи новому капитану тайной службы графу Готье Унгери. – Жены – шлюхи, мужья – сводники. И это люди, кичащиеся древностью гербов и заслугами благородных предков! А сами через своих женушек друг на друга доносят. И я так думаю, что они скорее вцепятся друг другу в глотки, чем организуют какой-нибудь заговор.
– Учти еще одно, – ответил тогда Готье. – Ты можешь через этих шлюх подкидывать их муженькам то, что они хотели бы знать о соперниках. Если тебе надо кого-то из них рассорить – только скажи.
Результатом того давнего разговора – и, разумеется, столь неупорядоченной личной жизни короля – стали четыре шумные дуэли и одна не менее шумная отставка, и Луи всерьез надеялся еще за пару лет избавиться от наиболее нежелательных фигур из папиного наследства, не засветив своего в этом участия. Но не объяснять же коварную внутридворцовую политику прелестной Стефании? Тем более, когда она вот так водит тонкими пальчиками по груди, по животу, подбираясь…
В окно ударил камушек.
– Ленни возвращается. – Король вскочил, натянул штаны и рубаху, крепко обнял спрыгнувшую с кровати баронессу.
– Придешь завтра?
– Не знаю. Как получится. – Ответив на страстный поцелуй возлюбленной и с некоторым трудом подавив горячее желание отправить барона Годринского подальше от столицы, Луи схватил камзол и шпагу. – Выгляни, все тихо?
Стефания распахнула окно, оглядела темный переулок:
– Никого.
Король влез на подоконник, выждал несколько мгновений, чтобы глаза притерпелись к ночному мраку, и спрыгнул вниз.
Булыжник мостовой ударил по ногам; Луи выпрямился, мельком усмехнувшись: второй этаж городского особняка – не та высота, что может обеспечить неприступность женской чести. И тут от стены напротив отделилась долговязая фигура.
Не тратя времени на попытки разглядеть лицо, Луи отскочил к стене, обернул камзол вокруг левой руки и обнажил шпагу. Тишину переулка разорвал негромкий смешок, и прекрасно знакомый королю голос произнес:
– Это я.
– Готье? – Король вбросил шпагу в ножны. – Что ты здесь делаешь? И где Бони?
– Одевайся и пойдем отсюда. Уж прости, что сдернул тебя с прекрасной баронессы, но дело срочное. И обсудить его лучше без лишних ушей.