Одиннадцать

– Ага, – согласился Ефим, не отрываясь от склона.

Вова зашел в тень дерева.

Ефим по привычке подбросил дров в костер (который тут же яростно затрещал) и тихонько направился в шалаш за плащом – спать уже не хотелось, решил посидеть у костра.

Тихо пробравшись, пытаясь не разбудить Машку, Ефим потянулся за плащом… и резко отдернул руку – Вова мирно спал по другой бок Марии!

Ефим тут же оглянулся! Никого! Позади никого. Он медленно вытащил голову из шалаша и посмотрел в ту сторону, куда только что ушел «Володя» «отлить». Там – ни шороха, ни звука, никакого движения.

Ефим «задернул» голову в шалаш.

Прикоснулся пальцами к Вовкиному плечу.

Тот тут же открыл глаза и повернулся.

Ефим держал палец у рта.

– «Бери меч – у нас гости!» – практически одними губами сообщил Ефим.

Володя кивнул, что понял и тихо, но довольно быстро поднялся, уже держа в руках тесак (они всегда спали, чтобы тесак был под рукой).

Перевалившись через Маху, не задевая и не разбудив её, Вова оказался рядом с Ефимом у выхода.

– «Сколько?» – спросил губами Вова.

Ефим показал один палец и губами добавил: «Видел».

Вова покачал головой: «Понял!»

Ефим пальцем показал, в какую сторону ушел тот один.

Вова опять покачал головой: «Понял».

… По поляне скользнула тень! Резко! Но большая!

Мужики моментально оказались вне шалаша с мечами в руках, готовые на всё! Они крутили головами, стоя на чуть подогнутых ногах, напряженные, как тысяча пружин. Но…

…Тишина. Только потрескивает костер. На небе – луна… и еще какая-то спираль, как будто прозрачным гелием неумелый художник намазал на небе разводы по кругу. Прозрачная спираль, расползающаяся понемногу в безветренном небе.

Парни стояли на полусогнутых, как спартанцы. Прислушивались и смотрели во все глаза во все стороны.

– Может, тебе приснилось? – спросил, вдруг, Вова.

– Да!? А тень?

– Птица перед луной пролетела, – Вова выпрямился.

– И на небо насрала?… – Ефим тоже выпрямил ноги и спину. – Вон – ещё расползается.

«Гелиевая спираль» плохо, но ещё читалась на небе.

Вова пожал плечами и сделал шаг к шалашу, посмотреть, не разбудили ли Машку их фокусы.

– Стоп! – Ефим смотрел куда-то в темноту за деревья. – Вот он.

Вова глянул в туже сторону. И похолодела спина!

В тени за сосной стоял медведь, маленькими жуткими глазками в упор смотря на парней.

Секунда! И медведь тронулся с места, скачками приближаясь к ребятам.

– Опа! Опа! – Ефим принял стойку, выпятил челюсть вперед и свирепо, как самурай, смотрел на надвигающуюся машину. – Хау! Хау!

На последнем шаге медведь прыгнул вперед, выставив лапы!

Ефим, автоматически перенес вес тела на левую ногу, развернулся вокруг своей оси, оказавшись чуть сбоку протянутой лапы, и, что было силы, с разворота, рубанул! Хотел по голове, но попал по лапе! Не хватило длины рук!

Он почувствовал, как меч перерубил кость и такую твердую шкуру!

«Комбикосовый!» – мелькнула мысль.

Ефим отпрыгнул в сторону.

– На-а!!! – с другой стороны медведя, не понятно как умудрившись, Вова вогнал в бочину под переднюю лапу зверю свою рогатину и навалился всем телом на черенок.

Медведь, зависший на секунду в прыжке, завалился от толчка Володи, в горящий костер, перевернув чан и всё, что сушилось у костра. Запахло паленой шкурой. Медведь страшно заревел. Черенок сломался.

Ефим тут же нанес удар по тому, что оказалось рядом – по задней ноге и рассек её по вдоль! Медведь соскочил, сделал несколько прыжков от костра и в сторону от ребят, и урылся головой в поляну.

– Машку на дерево! – крикнул Ефим, схватив топор, вместо меча, и в два прыжка оказался рядом с медведем.

Пока медведь не поднялся, он со всей силы рубанул по затылку зверюгу! Топор вошел глубоко в череп… и застрял. Некогда было вытаскивать!

Ефим отпрыгнул и бросился к костру за мечом.

Вова, выхватив из шалаша, одуревшую Машку, практически сам закинул её на нижнюю, толстую ветку сосны и, успев сказать: «Лезь и ни звука!», кинулся к медведю на смену Ефиму, и хлестанул своим мечом медведя поперек позвоночника в районе крестца. Позвоночник хрустнул!

Медведь еще издавал какие-то звуки, когда Ефим, отпрыгивая на всякий случай после каждого удара, осыпал его пиздячками по спине!

– Да хватит, Фима! Он уже не поднимется! – спокойный, как индеец, Вова смотрел, как отводит душу Ефим. – Измочали всего!

– Урод вонючий! – бормотал Ефим, постепенно уставая «мочалить» мишку. – Вот, Урод вонючий!

Наконец-то поняв, что медведь уже никогда не поднимется, Ефим опустил меч, вытер пот со лба и засмеялся:

– Ай, да Сашка! Ай, спасибо, милая! Чтобы я без тебя делал?!»

– Кто это – Сашка? – спросил Вова.

– Тренер мой по… с мечом учила воевать! Ай, Сашенька моя! Что бы я делал, если бы не ты!? Эх, вернусь!.. С меня бутылка! Засажу по самые мормышки!

Тут уже засмеялся Володя.

Ефим уперся ногой в череп медведя и выдернул топор:

– Во, засадил! Давай перевернем.

Парни перевернули зверя.

Стоило ему рухнуть на спину, как Ефим, не говоря не слова, тут же отрубил ему башку:

– Вот теперь, точно, не поднимется! – Он ногой отодвинул голову от туши.

Вова выдернул обломок копья:

– Жалко – хорошая была машина.

– Кто? Медведь? – Ефим по-дурацки хихикнул.

– Да нет – рогатина, – улыбнулся в ответ Володя.

Ефим хлопнул друга по плечу:

– Пошли Машку с дерева снимать, охотник! Надеюсь, он один приходил.

– Пошли.

– Вот урод! – всё ещё бурчал Ефим, оглядываясь на Мишу.

– А черенок-то не выдержал, – Вова пнул ногой обломок древка, всё ещё сожалея о своем оружие.

– Они нам вечно брак подсовывают! – поддержал Ефим. – Маха! Ты жива?!

– Вот, сука! Действительно, урод! Носки сгорели! – Вова бросился к огню, пытаясь спасти носки.

– Мои носочки! – крикнул Ефим. – Сволочь!

Вова на вытянутой руке держал обгорелые наглухо носки Ефима.

– А твои где?

– А мои – на Машке!

– Вот, сволочь!

– Больше, кажись, ничего не сгорело.

– Ну, сволочь же! – Ефим взял носки. – Ну, ты скажи! У меня теперь лапки мерзнуть будут! – полушутя, полусожалея, причитал Ефим. – Убил бы, гада!

– А ты что сделал? – Вова подопнул к Ефиму отрубленную лапу.

– А? Как я его?! – Ефим смотрел на обрубок. – Классически! С разворотом!

– Красиво, было! Я думал, тебе хана, когда он прыгнул!

– Ну, щас! Хана! Да я таких пачками глушил! – Ефим расплылся в улыбке.

– Сейчас сможешь одним ударом ему лапу перерубить?

– Сейчас у меня руки… А, хрен с ними с носками – живы, и это главное, – выдохнул он, почувствовав, как хочется кАа… напаскудить. – Я сейчас! Машку снимай!

Вова засмеялся:

– Давай-давай… Маха, ты как? Давай, сползай – помогу.

Дрожащую Маху Вова аккуратно поставил на землю:

– Всё нормально?

Машка заплакала.

– Ну, началось! – Вова прижал её к себе. – Завязывай, Маша! Всё нормально! Всё-всё-всё!

Он вытер ей слезки.

– А Фима где?

– Фима? – передразнил Вова. – Фима удобряет лес! У него аллергия на медведей!

И Маша, наконец-то, засмеялась:

– А у тебя?

– А у меня – запор!

– А я писать хочу, – Маша присела, не отпуская руку Володи. – Извини!

Вова вздохнул, покачал головой и поднял голову к небу.

Светало. «Гель» растворился.

– Ну, ладно, братцы!..

Вся троица сидела между шалашом и костровищем.

– Я, говорю, давайте прикинем, что здесь у нас происходит, – Вова грыз травинку. – Кто что видел?

Ефим сплюнул на землю, приподнялся и повернулся к склону.

– Вон там, по склону, – показал он пальцем, – вчера, пока вы ходили за водой, я видел старика в балахоне, который нес камень. Старик остановился, когда я свистнул, кивнул мне и исчез вон в том лесу. Я думал, приснилось. Ночью пошел отлить. Отлил. Гляжу – ты стоишь и смотришь на старика. Мы вместе стали смотреть. Старик опять шел там же, тащил камень, остановился там же, кивнул нам и ушел в лес. Ты пошел вон за то дерево, а я подбросил в костер и заглянул в шалаш, чтобы взять плащ – спать не хотелось. Да, кстати, до того я слышал, каждый раз перед появлением старика, всплески воды… как будто с горы, из впадины. Так вот, я наклоняюсь за плащом, а ты, оказывается, на месте и спишь, как ни в чем не бывало! Кто тогда пошел в лес? Я запаниковал!.. Дальше ты знаешь…