Бархат

Габриэль написала длинное письмо лорду Ванбруку, в котором рассказала ему обо всем, не упоминая лишь об источнике информации. Саймон мог принять любое решение. Если все же что-то произойдет, или они с Натаниэлем не вернутся, то тайная сеть окажется в руках человека, который знает, что надо делать.

Примми, как и ожидала Габриэль, спокойно приняла новость о том, что леди Прайд уезжает на несколько дней. Примми знала, что в случае чего она сможет обратиться за помощью к лорду и леди Ванбрук.

Джейк сначала расплакался, что Габриэль не берет его с собой, но потом, когда ему напомнили, что он не сможет пойти смотреть на львов в зверинец, мальчик успокоился. Следующее утро застало Габриэль на пути в Кингстон. Она взяла с собой грума: когда ей придется менять лошадей на подставе, грум даст уставшему коню передохнуть и вернется с ним в Лондон.

Незадолго до полудня они подъехали к постоялому двору в Бейсингстоке. Спина Габриэль разламывалась, как после долгой охоты, но она не обратила на боль никакого внимания. Она думала лишь о том, чтобы выбрать коня повыносливее. Леди Прайд на бегу схватила у хозяйки кусок хлеба и сыра, завернутый в клетчатую салфетку, и через десять минут уже ускакала с постоялого двора, оставив там довольного грума, который уютно примостился у камина, поедая баранью котлету и запивая ее вином.

Так быстро Габриэль не скакала ни разу в жизни. Было шесть часов, когда она въехала на подъездную аллею Берли-Мэнор. В доме было темно, и сердце у нее упало. Если бы Натаниэль находился в доме, то свет горел бы в библиотеке. Усталый конь едва добрел до дверей и остановился. Пена покрывала его бока, и он низко опустил голову.

Габриэль забарабанила в дверь, стараясь сдержать поднимавшуюся панику. Может, ее муж просто уехал куда-нибудь с управляющим и еще не вернулся? Вряд ли. Габриэль понимала, что просто успокаивает себя.

Но вот дверь заскрипела и отворилась.

– Батюшки, миледи, а мы вас и не ждали!

Перед ней стоял один из старых слуг, оставшихся в доме в отсутствие хозяев. Он изумленно смотрел на леди Прайд, высоко подняв фонарь. В холле за его спиной было темно, лишь из кухни в коридор лился слабый свет.

– Его сиятельство… где он? – задыхаясь, спросила Габриэль.

– Да они… это… миледи… уж вот часа два как уехали. Сказывали, несколько месяцев не воротятся.

– Когда будет прилив?

Приливы и отливы Те-Солента имели такое большое значение в жизни местных людей, что они знали время их начала и конца так же точно, как дни недели.

Лакей отступил назад, взглянул на небо и сверкающий серп месяца, почесал голову и промолвил:

– Видать, часов в десять, миледи.

Габриэль от радости едва не уселась на ступеньки. Но она знала: если она хоть на минуту присядет, то уже не сможет встать, пока как следует не отдохнет.

– Заберите этого коня и оседлайте мне другого, – приказала она. – Быстро!

– Ай, миледи, – прошамкал старик, едва поворачиваясь. Слуга шевелился так медленно, что у леди Прайд лопнуло терпение.

– Хорошо, я сама оседлаю, только пойдемте со мной, вы мне посветите и позаботитесь об усталом животном.

Через пятнадцать минут Габриэль выехала из конюшни на одном из рысаков лорда Прайда. Она безумно устала, ей казалось, что седло режет ей бока. Если только конь поймет, что на нем сидит не его хозяин, то он может понести, и тогда конец всему. К счастью, рысак оказался воспитанным животным и слушался каждой команды Габриэль.

Пристань в Лиминггоне оказалась не такой оживленной, как Габриэль ожидала. Первым делом она лихорадочным взглядом окинула суда, стоящие на приколе, и сразу увидела шхуну «Керлью», пришвартованную на своем обычном месте. На шхуне никого не было, бортовые огни потушены, но из «Черного лебедя» лился свет, раздавался смех и пение. Вполне возможно, что Натаниэль веселился в таверне вместе с матросами; это было бы в его духе.

Полный прилив будет через час. Леди Прайд соскочила с седла и на мгновение уткнула голову в лоснящийся бок лошади, вдыхая ее запах. Странно, но запах лошадиного пота успокаивал тошноту.

Стоит ли ей пойти в таверну и разыскать Натаниэля?

Но мысль о том, что ей, возможно, придется ссориться с ним на глазах матросов, была невыносима. Она лучше зайдет на борт «Керлью» и подождет его в каюте. В лучшем случае Прайд будет недоволен, увидев ее, к тому же он не сможет уйти оттуда и не выслушать жену.

Габриэль окликнула какого-то паренька, который слонялся по пристани, и велела отвести рысака в конюшню и заботиться о нем, пока она не вернется, чтобы забрать коня. Затем она поднялась на борт шхуны.

Леди Прайд вдохнула запах дегтя, рыбы, масла, которое здесь заливали в фонари, и ее чуть не вывернуло. Она бросилась к борту, но приступ прошел. Габриэль вытащила из кармана кусочек хлеба, оставшийся от того, что ей дали на постоялом дворе, и сунула его в рот. Ей сразу же стало легче.

Габриэль спустилась вниз по узкому трапу и оказалась в знакомой тесной каюте. Увидев койку, Габриэль не выдержала и со стоном повалилась на нее, уткнувшись щекой в грубый матрас, пахнущий шерстью, и натянув на себя грязное одеяло…

Она проснулась в душном полумраке и не сразу вспомнила, где находится. Габриэль спала так крепко, что ее конечности не сразу стали повиноваться ей, хотя мозг работал четко.

Но вот Габриэль открыла глаза и повернула голову.

За маленьким столом напротив койки, держа в руке стакан с коньяком, сидел ее муж. Его лицо было каменным, и тут же воспоминания о событиях последних двух дней всплыли в голове Габриэль, вызвав неодолимый страх. Габриэль попыталась встать, но ее тут же замутило, и она, застонав, упала назад на койку.

Натаниэль заговорил; каждое его слово дышало угрозой:

– Я тебя предупреждал. И, видит Бог, Габриэль, ты заплатишь за это. Вставай!

Она не могла встать, не сейчас, иначе ее вырвет.

– Ты не понимаешь…

– Вставай!

О Господи! Она сунула руку в карман и вытащила кусочек сухаря.

Натаниэль рывком вскочил на ноги, бросив на пол свой стакан. Стекло ударилось о металлическую ножку стола и разлетелось вдребезги.

– Если мне придется поставить тебя на ноги силой, Габриэль, то ты пожалеешь, что появилась на свет!

Габриэль быстро засунула сухарь в рот и одним движением села, спустив ноги с койки.

– Я сказал, встать на ноги!

Натаниэль возвышался над ней – глаза его горели яростным огнем, лицо было ужасным.

Она проглотила почти весь хлеб. Голова Габриэль кружилась, и ей вдруг стало так страшно, как никогда в жизни. Если ее муж способен впасть в такую ярость лишь оттого, что она нарушила его запрет, то что он станет делать, узнав правду?

– Послушай… – сказала Габриэль слабым голосом. – Ты должен выслушать меня… я объясню, почему я здесь.

– На ноги!!! – яростно выкрикнул Прайд.

Габриэль медленно поднялась.

– Фуше… Фуше знает обо всем… – сбивчиво говорила она. – Он поймал твоего агента в Кале. Он знает все места высадки в Нормандии… все суда, на которых ты обычно пересекаешь Ла-Манш… Я здесь, чтобы предупредить тебя.

Лицо лорда казалось смертельно бледным в тусклом свете масляного фонаря.

– Так, значит, ты работаешь на Фуше, – произнес он внезапно безразличным тоном.

– Нет! – Габриэль замотала головой. – Нет! Только не на Фуше! Никогда!

– Ну, тогда на Талейрана, – молвил он тем же бесцветным голосом.

– Да. Но…

– Шлюха!

Прайд ударил жену по лицу, и она упала на койку, прижимая руку к горевшей щеке и глядя на него испуганными глазами.

– Шлюха! – вновь выкрикнул лорд. – Я доверял тебе. Я верил тебе! Господи, я любил тебя!

Прайд нагнулся и схватил Габриэль за руки.

Его лицо было таким диким, что Габриэль не узнавала мужа. Это был не тот Натаниэль Прайд, которого она знала, – отец, любовник, муж, друг, человек, умеющий любить и понимать шутки, знающий, казалось, все на свете… Человек, стоящий перед ней, пришел из другого мира, оттуда, где правила и законы не принимались в расчет.