Страница 20 из 25
В Преображенском начался розыск: допросы, очные ставки, пытки и казни. Царь с остальными жертвами уехал для новых розысков в Петербург. Алексей и его сообщники посажены в Петропавловскую крепость. Всю неделю Петр молился на коленах, обливаясь слезами и прося Бога внушить ему решение, “согласное с его честью и с благом народа”. В тот же день – 24 июня – он передал дело свое с сыном светскому суду из 127 лиц; суд приговаривает царевича единогласно к смерти. В его приговоре сказано, что Алексей “намерен был овладеть престолом через бунтовщиков, цесарское вмешательство, иноземное войско с разорением всего государства”. Царь в рескриптах сообщает о кончине своего сына: “Бог пресек сына нашего Алексея живот, по приключившейся ему жестокой болезни, которая в начале была подобна апоплексии”. Ломброзо говорит: “Сын Петра Великого был пьяница и маниак” (Ломброзо. Гениальность и помешательство, С.71). В 1719 году Петр лишился и последнего наследника престола.
Вторая супруга Петра, урожденная Марта Скавронская, была дочь ливонского обывателя из местечка Вышки-озеро. Она жила в услужении в семействе ученого пастора Глюка в Мариенбурге; когда этот город – 24 августа 1702 года – сдался русским на капитуляцию, Шереметев передал Марту жене полковника Балка. От него она перешла в дом Меншикова. Петр во дворе своего любимца обратил внимание на его служанку и пожелал взять ее к себе. Марта переменила свое имя на Екатерину; она достаточно освоилась с русским языком и приняла православие. Воспреемником был царевич Алексей. Екатерина сумела привязать к себе сердце Петра веселым нравом и своей безропотной покорностью. Они сошлись характером и привычками к простой и трудовой жизни. Петр не любил роскоши, не терпел пышности и церемониала. Великолепие он предоставлял своим любимцам: Лефорту, а после смерти его – Меншикову. Когда жил в Петербурге, царь обедал обыкновенно дома, в своей семье. Стол его был не изысканный, самый простой. “Некогда случилось мне, – говорит Ланг в своем дневнике, – быть у двора в праздничный день, в такое время, когда царь возвращался из церкви, последуем своими министрами, офицерами и многими знатными особами. Стол его тогда состоял из шестнадцати приборов. Коль скоро подали кушанье, то и сел он с императрицей; потом обратился к собранию: “Господа! – сказал, – извольте садиться, кому достанет место, а прочие пусть едут обедать со своими женами”. Царь предпочитал русские блюда: студень, рюмка анисовой, тарелка щей, ветчина, каша, жареная утка в кислом соусе, редис, лимбургский сыр, вина мозельские и венгерские. Горячие кушанья повар передавал прямо из печки одно за другим через окошко, проделанное в столовую. Обыкновенно один дежурный денщик прислуживал всему семейству. Петр не выносил многочисленной прислуги, лакеев называл “шпионами, которые худо слышат, а еще хуже пересказывают услышанное”. Екатерина как нельзя более соответствовала привычкам Петра. Она не ревновала его, когда он сходился с другими женщинами, но с летами прекратились любовные увлечения. Екатерина осталась единственною сердечною его привязанностью; только с нею одною Петр испытал семейное счастье, узнал, что такое домашний уют. Она была с ним неразлучна; делила его радости, печали и восторги; вместе участвовали они в Прутском походе; она сопровождала его во втором путешествии по Германии, Дании и Голландии. В 1722 году государь со своей супругой предпринимал поход в Персию, на этот раз необычайно удачный: Дербент, Баку и другие города сдавались почти без сопротивления; армяне и грузины массами переходили на сторону русских. Возвратясь из похода, Петр задумал короновать свою супругу. В изданном по этому случаю манифесте говорится, что Екатерина постоянно принимала деятельное участие в государственных делах и оказала какие-то особенно важные услуги русскому войску в Прутском походе. Коронование происходило в Москве, остававшейся в глазах русского народа первопрестольным городом. Торжество совершилось 7 мая 1724 года. Несколько дней угощали и поили народ, устраивали при дворе балы, пиры и маскарады. Коронование Екатерины породило предположение, что Петр Великий намерен оставить после себя престол ей или одной из ее дочерей.
После коронования императрицы государь устраивает в Петербурге обручение своей дочери Анны с голштинским принцем; за обручением следуют многочисленные пиры и торжества. Петру шел пятьдесят третий год. Но железная организация преодолевала и “несносные труды”, и бурную невоздержанную жизнь. Теперь силы его стали заметно падать. После последнего пиршества царь пролежал неделю в постели. Едва оправившись, он уехал в Шлиссельбург и устроил новый пир по поводу празднования годовщины Шлиссельбургской крепости. Затем он в Олонце выковал полосу железа в три пуда и отправился в Новгород. В Старой Руссе осмотрел соляное производство, проехал по Ладожскому каналу и возвратился в Петербург. Но в конце октября плывет в Систербек осмотреть Сестрорецкие заводы. Недалеко от Пахты разбило непогодою военное судно. Петр приказывает плыть на помощь утопающим; стоя по грудь в воде, он проработал всю ночь и спас жизнь двадцати матросам и солдатам. Но наутро государь почувствовал утомление и сильный озноб и поплыл обратно в Петербург. Здесь ожидало его неприятное открытие. Петр нашел повод приревновать жену, но не выразил ясно своего подозрения. По его приказанию, доверенный государыни был арестован начальником тайной канцелярии. “И ты здесь!” – с презрением сказал Петр, встретясь с ним в квартире Ушакова, и бросил на него такой огненный взгляд, что тот быстро ослабел и лишился чувств. После допроса суд обвинил его в утайке оброков с вотчины государыни и приговорил к смертной казни. Тогда же наказали батогами и ссылкою остроумца Балакирева за то, что он, “отбывши инженерного учения”, втерся во дворец и занимался шутовством, а не делом. Императрица просила о помиловании, но Петр пришел в такую ярость, что разбил пред нею дорогое зеркало: “Видишь ли: вот прекрасное украшение моего дворца. Хочу и уничтожу его”. Екатерина поняла и ласково спросила: “Разве от этого твой дворец станет лучше?” Государь прокатил ее в коляске мимо того столба, на котором была посажена голова казненного. Государыня без смущения посмотрела прямо в глаза Петру и сказала сдержанно: “Как грустно, что у придворных столько испорченности”. Оказалось вскоре, что обманывали государя даже наиболее близкие к нему сановники: кабинет-секретарь Макаров и Меншиков. Петр не пощадил и Меншикова; несмотря на просьбы Екатерины, отдалил его от себя и лишил должности президента военной коллегии. Здоровье Петра с каждым днем ухудшалось; характер его изменился; он становился сумрачнее, замыкался в себя, отдалялся от общества; каменная болезнь подтачивала его организм; пользовал царя доктор Блюментрост; но тогда еще не знали приемов лечения этой мучительной болезни. Государь с трудом занимался делами. Новый 1725 год он встретил полубольным. До 16 января еще перемогался, но затем совсем слег в постель. Придворные ожидали от него особых распоряжений. По манифесту о престолонаследии царствующему государю предоставлялось назначить себе кого угодно преемником. Но император не высказывал своих намерений. Жестокие боли усиливались. Стонам Петра Великого отвечали вопли народа, днем и ночью не отходившего от дворца. Семья и вельможи с рыданием толпились вокруг царской постели в мистическом ужасе. У Петра, среди невыносимых страданий, достало силы сказать им полное иронии поучение: “Из меня познайте, какое бедное животное есть человек!” Он подписал манифест, освобождавший всех заключенных, не исключая каторжников, кроме обвиненных в убийстве и по первым двум пунктам. Исповедовался и причастился святых тайн. Императрица выпросила прощение Меншикову. 27 января Петр пожелал изложить свое завещание о престолонаследии. Но написал только два слова: “Отдайте все”. Пришедшая на зов отца молодая цесаревна Анна прочла эти последние слова Петровы. В день своего обручения Анна Петровна отказалась за себя и за свое потомство от всех притязаний на русский престол, но именно ее потомству суждено было утвердиться на престоле русских государей. Император скончался на следующие сутки, после мучительной агонии, в четвертом часу пополуночи.