Ковпак

— Да ты сам раскинь мозгами, добрый человек: не тот сверху, кто сильнее, а кто хитрее, ловчее. Сие и понятно: воюют не одним кулаком, но и головою. А что это значит? А это значит: надо знать фашистскую натуру, понял? Наш резерв — быстрота. Вихрем пролетим!..

Один из скептиков усомнился в том, возможно ли в ходе рейда снабжать партизан всем необходимым по мере израсходования ранее имевшихся средств борьбы. Он заявил об этом Деду прямо и резко. Тот моментально реагировал:

— Ты прав, на целое соединение не напасешься. А нам это ни к чему. Понял? Ни к чему, потому что наш снабженец главный — это сам наш враг, то есть немец! Ясно? У него, брат, все для нас припасено!.. Бери, пожалуйста, но с бою. Вот и все. Просто, правда?

Ковпак лукаво улыбался.

Понимание дела огромной важности вселяло в него удивительную ясность и уверенность, передававшуюся людям всякий раз, когда они сталкивались с командиром соединения.

Дед каждодневно видел, убеждался: второй — партизанский — фронт живет потому, что живет народ, его создавший.

Кстати, позже Ковпак узнает о том, что уже к лету сорок второго гитлеровское командование признало: «Партизаны стали сущим бедствием! От них нет спасения! Рост партизанского движения принял масштабы угрожающие!»

Сидор Артемьевич, конечно, знал очень много уже и тогда — по возвращении из Москвы в особенности — о грандиозности размаха народной войны во вражеском тылу. Вместе с тем документальные признания этого самими фашистами к нему еще не попадали в таком объеме, чтобы получить полное представление. И все же Деду было ясно: дело идет к тому, что районы оккупации вскоре станут районами ада для самих оккупантов.

…Вот и сейчас он размышляет об этом же, решая уйму больших и малых дел перед рейдом. Задача у него и у Сабурова одна и та же: Правобережье должно запылать под ногами у немца! Главное — пути сообщения гитлеровцев парализовать. Любыми средствами. Намертво закупорить пути подвоза к фронту и вывоза — к рейху. Превратить железные дороги в кромешный ад. Старик понимал: эти рейды входят составной частью в стратегические замыслы нашего командования, чтобы остановить армии Гитлера, рвущиеся к Сталинграду и Кавказу.

— Далеко наши засматривают, — говорил Ковпак по этому поводу. И добавлял: — На то и стратегия, брат!..

Именно в момент, когда уже должны были начаться рейды обоих соединений, — вернее, к этому времени — сами партизаны качественно изменились. И Ковпак это видел и объяснял самому себе: главное изменение было именно в том прежде всего, что в ранг государственной политики партия возвела руководство огромным партизанским движением. Оно имело и своего главнокомандующего в лице К. Е. Ворошилова, Маршала Советского Союза, члена Политбюро ЦК ВКП(б), и Центральный, и республиканские штабы.

Ковпак спешил: слишком уж огромна была важность дела, ему доверенного. Не зря сюда, в тыл врага, прибыл И. К. Сыромолотный, уполномоченный ЦК КП(б)У. Сидор Артемьевич, конечно, был точно информирован о цели приезда Ивана Константиновича: ему поручили координировать действия обоих соединений — Ковпака и Сабурова. Не зря 2 октября был образован и уже начал действовать нелегальный Центральный Комитет Компартии Украины из 17 человек во главе с секретарем ЦК Д. С. Коротченко. В состав нелегального ЦК вошли В. А. Бегма, А. И. Гаевой, М. С. Гречуха, А. Н. Зленко, С. А. Ковпак, А. Р. Корниец, П. Ф. Куманек, С. В. Руднев, А. Н. Сабуров, В. Т. Сергиенко, М. С. Спивак, В. Ф. Старченко, Т. А. Строкач, И. К. Сыромолотный, А. Ф. Федоров, Я. А. Хоменко.

Партийное руководство партизанским движением, централизованное командование — то и другое, конечно, и для Ковпака было жизненной необходимостью. Недаром он и сам позже писал, к примеру, что неоценимо важным «… было сознание того, что мы воюем не сами по себе — так, как вздумается командиру да комиссару, а действуем по указаниям, по общему плану высшего командования. Что же может быть тверже, надежнее!»

Так это понимая и в соответствии с этим действуя лично, он считал своим долгом неустанно повторять людям, глядя им, как всегда, прямо в глаза:

— Кто у нас голова всему, а? Народ — вот кто! Родина, партия — вот кто. А они кого когда подвели, а? Да никогда и никого!.. — И, подняв негнущийся после давнего ранения указательный палец, немилосердно обкуренный, задымленный до черноты, с ногтем каменной твердости, веско заканчивал: — Вот то-то и оно!..

ОРЛИНЫМ ЛЁТОМ

Партизанское движение на Правобережье Днепра зародилось с первых же дней оккупации. Это факт, и притом отрадный. Менее утешителен был другой факт: к сожалению, местные отряды и подпольные группы длительное время оставались немногочисленными, слабыми. Знала об этом Москва, знал и Ковпак. Понимал Дед, что в ЦК ВКП(б) и Ставке успели в полной мере оценить, чего стоят крупнейшие партизанские соединения Украины, их рейдовая тактика, учли и боевую, и политическую ее весомость. Рейды «Коваля» и «Сабанина» должны были влить в партизанское движение Правобережья свежую струю, поднять население на массовую борьбу с оккупантами. Ведь он сам заявил тогда в Кремле: «Рейды — это непосредственная связь с населением. Рейдами мы достигаем связи с населением, вливаем надежды, и оно переходит на нашу сторону».

Если тогда спросили б старика, считает ли он задание нетрудным или, наоборот, очень тяжелым, то Сидор Артемьевич, надо полагать, лишь загадочно ухмыльнулся бы в ответ, выразительно поглядев на любопытствующего. А тот мог бы прочесть на Ковпаковом лице все, что он считал нужным держать при себе, а не высказывать вслух. Скажем, то, что рейд на Правобережье — операция сложнейшая, по масштабу — беспримерный в истории войн. И хорошо, что идет он в рейд не в одиночку, а с Сабуровым. Одобрял Дед и время, выбранное Москвой для рейда. Он понимал: Сталинград, как исполинский магнит, прикует к себе все, что есть у Гитлера. Хочешь не хочешь, а в тылу у него непременно образуется вакуум, который и заполнят они, партизаны. Вот и получится, что Красная Армия у Сталинграда пособит партизанам у Днепра, а те, в свою очередь, помогут родной армии ударами по фашистским тылам. Это и есть «понимание взаимодействия своего отряда со всей борющейся армией».

Нечего греха таить — знал Дед, что кое-кого масштабы задуманного явно беспокоят. Один из командиров отрядов, не церемонясь, рубанул, что думал:

— Да вас расколошматят еще до Десны! Днепра и Припяти вы и не понюхаете!

С таким заявлением Ковпак спорить уже не собирался. Тут речь шла уже не о разумной осторожности или о вполне объяснимом сомнении. Он и ответил соответственно:

— Труса ты празднуешь, потому и рейд наш тебе ни к чему. Видишь ты такую жизнь — собираешь здесь грибы да ягоды потихонечку. А мы будем жить и воевать, орлами пролетим на правый берег.

И, обращаясь уже к другим командирам, закончил:

— Только трусы да военные чиновники довольствуются тем, где немец им позволит ударить себя. Нам треба действовать так, чтобы он забыл, что такое ночь, что такое день… Все должно быть в движении.

Ковпак готовился… Убедившись, что соединение уже может действовать как регулярная воинская часть, Дед, Руднев и Базыма провели реорганизацию. Старые отряды были преобразованы в батальоны, боевые группы — в роты и взводы. Сам Ковпак, будучи командиром соединения, сохранил за собой и командование 1-м батальоном — бывшим Путивльским отрядом. Важное это мероприятие носило отнюдь не формальный, а принципиальный, в чем-то даже символический характер.

С теми же самолетами, что доставляли в соединение вооружение и боеприпасы, Сидор Артемьевич отправил на Большую землю раненых и больных партизан, а также женщин и детей. С одним из последних рейсов улетели Домникия Даниловна и Юрик, успевший стать всеобщим любимцем. Они не хотели покидать отряд, и Сидор Артемьевич был вынужден употребить свою командирскую власть… За все время пребывания в отряде Юрик впервые заплакал, когда Руднев, поцеловав его, сказал: