Ковпак

— Будь здоров. Расти, партизан… Учись…

В соединении появились новые люди. Среди них выделялся невысокий, коренастый подполковник с маленькими, всегда хитро прищуренными глазами и окладистой роскошной бородой. Это был Петр Петрович Вершигора, немедленно и до конца дней своих получивший прозвище Борода. В прошлом киевский кинорежиссер, он начал воину рядовым бойцом — кончить ее ему предстояло генералом, случай, пожалуй, единственный. Вместе с Вершигорой прибыли его заместитель Иван Бережной, его группа партизанских разведчиков и радисты. Поначалу Вершигора был в отряде фигурой, так сказать, автономной, но со временем стал заместителем Ковпака по разведке.

В те же дни к лагерю в Старой Гуте прибилась и группа из 36 командиров и бойцов Красной Армии, бежавших из Конотопского лагеря военнопленных. Привел их майор-артиллерист Сергей Васильевич Анисимов, которого штаб назначил командовать артиллерией соединения. Комиссаром к нему назначили Алексея Ильича Коренева. Среди пришедших с Анисимовым выделялся богатырским ростом и сложением сержант Давид Бакрадзе, назначенный командиром орудия.

Получил «подкрепление» и Руднев. Из Москвы прилетел бывший заведующий отделом сельскохозяйственной молодежи Запорожского обкома ЛКСМУ Михаил Андросов, ставший впоследствии помощником комиссара по комсомолу. Вместе с Андросовым прибыло еще несколько комсомольских работников, в том числе девушки: Валя Павлина — бывший секретарь Запорожского горкома, Юля Зинухова — секретарь того же обкома, Аня Дивина — в прошлом секретарь Николаевского обкома ЛКСМУ.

Рейд пора уже было начинать, но без боя выйти из Брянских лесов было невозможно. «Ворота» на Украину оказались запертыми куда крепче, чем несколько месяцев назад. Гитлеровцы создали здесь целую систему опорных пунктов с дзотами и другими фортификационными сооружениями, минными полями, пристреляли все подступы к населенным пунктам. Только в результате очень напряженного наступательного боя ковпаковцы сумели уничтожить опорные пункты противника в селе Голубовка и хуторе Лукашенкове. В бою у Голубовки Ковпак самолично командовал батареей новеньких 76-миллиметровых орудий, только что доставленных самолетами из Москвы. Партизаны взломали «ворота» на Украину, уничтожив несколько сот гитлеровских солдат и офицеров. Но победа досталась дорогой ценой: в ходе операции смертью героев пали и 53 ковпаковца… Таких потерь соединение еще никогда не несло.

…В ночь на 26 октября под покровом темноты соединение без боя прошло разгромленные заранее опорные пункты противника. Мадьярский гарнизон в Каменке миновали, едва не задев его крылом боевого охранения. Ковпак значительным шепотом предупреждал каждую роту:

— Противник в пятистах метрах слева. Прошу я вас, хлопцы, не шуметь, его не беспокоить…

Затем — скрытый стремительный рывок к лесу у Ямполя. Довольный Дед подходит к Вершигоре:

— Ну, академик, вот мы и вышли на оперативный простор. Теперь гуляй, душа партизанская!

Короткий отдых, и вот уже ковпаковцы громят железнодорожную станцию Ямполь. Дальше, на запад! Под колесами партизанских повозок — Черниговщина! Как-то встретит она сумчан?

Дед весь поглощен делами рейда. Их сразу навалилось множество, и к вечеру начинается головная боль. Если бы Сидор Артемьевич вздумал, скажем, хоть приблизительно подсчитать, сколько вопросов он лично решает в течение суток, сам бы удивился: «Ого! Не многовато ли?» Но Ковпак просто не замечал громады забот, обрушившейся на него. Он эту громаду сам норовил подмять своей поистине редкостной выносливостью, работоспособностью, умением терпеливо и сосредоточенно, не торопясь и не срываясь, методично и последовательно, упорно и расчетливо решать множество вопросов боевой жизни соединения. Он ухитрялся быть в курсе решительно всего — до мелочей! — происходящего в батальонах, ротах, взводах, хотя они зачастую действовали за многие десятки верст от штаба соединения, где в этот момент был Дед. И постоянно так получалось, что Сидор Артемьевич словно был вездесущ, ничто не ускользало от его сощуренных цыганских глаз. Старик так уверенно управлял своими силами, словно от каждого отряда, боевой группы к нему были протянуты невидимые вожжи, крепко зажатые в его руке. Он с удивительной легкостью и своевременностью уводил людей из-под ответного удара. Сию минуту ковпаковцы были вот здесь, оставили после себя свои обычные следы: перебитый до последнего гарнизон, разрушенную, пылающую железнодорожную станцию, исковерканное полотно… Все так, как приказал Дед хлопцам, и — нет их уже там в помине даже. Испарились словно. Подоспевшие на подмогу гитлеровцы бешено поливают автоматными и пулеметными очередями все вокруг, но «кольпаков» и след простыл… А Дед в этот момент попыхивает очередной устрашающей самокруткой и наказывает командирам подразделений чуть не в тысячный раз:

— Повторяю, хлопцы, быстрота — наш друг, а немцу могила! Ясно?

Руднев в ту пору, как и Ковпак, днями не покидал седла. Оба уставали неимоверно.

День и ночь для двоих — командира и комиссара — слились в нечто единое, имя чему — рейд!

Иван Сыромолотный укоризненно заметил как-то посеревшему от усталости и бессонных ночей Ковпаку:

— Вы бы, Сидор Артемьевич, поспали малость, что-ли. На себя поглядите, лица нет! Куда же это годится — так воевать!

Подняв чугунную голову, Дед голосом какого угодно, но только не смертельно утомленного человека отозвался:

— Твоя правда, воевать без сна не положено. Знаю. А потому фрицу как раз и не даю спать, милый человек, понял? Чтобы он покоя не знал. Мы-то отоспимся, дай срок, а вот немцу тем временем вечный сон обеспечим. Такая, брат, арифметика получается. И уж ты, дорогой, не осуди меня. Ладно? — И обезоруживающе улыбнулся.

Сыромолотный только головой покачал, мол, что с тобой поделаешь. И больше уже не пытался заводить речи на подобные темы.

…Пока что рейд шел беспрепятственно. И вот партизаны уже перед первой на их пути водной преградой — Десной. Чтобы выйти к переправе, нужно было как-то стороной миновать город Короп, где стоял сильный немецкий гарнизон. В соседнем селе ковпаковцы обратились за помощью к местным жителям. Первая же женщина охотно вызвалась быть проводницей. Ее спросили:

— А артиллерия пройдет?

— Танки пройдут, — ответила она.

Колхозница провела колонну к мосту окраиной города, по словам Ковпака, так же спокойно, как шла бы на базар. Немцы были рядом и ничего не заметили.

Ковпак, желая поблагодарить смелую проводницу, спросил ее имя. Та, улыбнувшись, ответила просто:

— Я не спрашиваю вашей фамилии, и вы не спрашивайте моей. Придет время, и, может быть, встретимся, тогда узнаем друг друга и поблагодарим.

И время пришло. Уже после войны Василий Войцехович разыскал эту патриотку, оказавшую партизанам поистине бесценную услугу. Ею оказалась жительница села Вольное Александра Кондратьевна Пархоменко…

Через Десну переправились без единого выстрела, мадьяры их прозевали, но все же движение обоих соединений скрыть от противника не удалось. Перед рейдом Дед каждого ездового предупреждал:

— Дывиться, хлопцы, щоб ничего не триснуло, не бряцнуло, щоб тильки шелест пишов по Украини…

Только с «шелестом» не получилось, и Дед резко изменил тактику, маскировка была отброшена. С этой минуты он решил идти напролом, с «фейерверком», с шумом, с треском, чтобы внести панику и не дать гитлеровцам прийти в себя. И вот уже взлетают на воздух по пути партизанских рот мосты и водокачки, валясь затем наземь грудой обломков, станции, склады, предприятия. Пусть знают оккупанты: Ковпак идет! Теперь только одна была Дедова команда: «Не задерживай, орлы! К Днепру! Знай наших!»

С этой ночи, по словам Вершигоры, рейд до Днепра и за Днепр стал похож на снежный ком, лавину, катящуюся с гор. Паника, охватившая тыловых немцев, погнала их с мест. Народная молва, усиливая эту панику, превратила партизанское соединение в прорвавшуюся армию с сорока тысячами бойцов, танками и самолетами. Сложным путем эти слухи достигли и ушей Ковпаковых разведчиков. Вершигора, не уловив сразу смысла сообщения, доложил о нем командиру. Ковпак выслушал, а потом вдруг захохотал: