Райотдел

— Да-да, заходите! С Новым годом вас! Что же вы не отдыхаете? Народ весь спит еще после новогодней ночи. Кроме нас, конечно, окаянных дежурных.

— О какой ночи вы говорите! — быстро заговорила доцентша. — У меня каждая ночь, знаете… Испытывать такие мучения из-за того, что люди за стеной позволяют себе незаконные вещи… Спасибо за поздравление. Я вас тоже поздравляю. А Анвар Фаридович где?

— Дома, отдыхает, где же ему быть? У нас только дежурные работают по праздникам — если, конечно, нет чрезвычайных обстоятельств. Сегодня я дежурю от следствия.

— А я как раз вот с вами все хотела поговорить… Случая не было — а сегодня представился, вот и прекрасно! Вы ведь наш, университетский? Свой, как говорится, человек. Может быть, мне с вами легче будет найти общий язык?

«Этого только не хватало!» — поежился Носов.

Выгнать ее, конечно, было нельзя; за себя Михаил боялся при этом меньше всего — но отдельскому начальству могли дать такую таску…

— Я по своему делу… Вы ведь знаете, разумеется, в чем его суть?

— Ну, так… в общих чертах.

— Нет, нет, вы знаете! Мы же неоднократно разговаривали при вас с Анваром Фаридовичем. Ну так слушайте, какую акцию предпринимают теперь наши общие враги: они используют в отношении меня и Тоши лучи высокой частоты! Я почувствовала это еще вчера вечером. А бедный Тоша плохо кушал и беспокоился всю ночь. Я требую немедленно пресечь эту их деятельность.

— Ну вы можете хотя бы объяснить, зачем им это нужно?

— Как зачем? — вскинулась Клюева. — Это же ясно как божий день! За то, что я неустанно разоблачаю происки разного рода антисоветчиков.

Кажется, возник лучик надежды.

— А вот это уже не по нашей части! Я бы советовал все-таки обратиться в КГБ.

Она отшатнулась, загородилась руками:

— Нет, нет! Какой хитрый! Они меня опять на экспертизу будут отправлять, а я абсолютно здорова. Я думаю, что они сами вступили с ними в сговор…

— С кем? С антисоветчиками?! — в изумлении воскликнул следователь.

— Ну, вообще все там, я не знаю с кем…

«Опасная старуха, — подумал Носов. — Неужели она еще и занятия до сих пор ведет? Что же она, интересно, на них щебечет студентам?»

— Вы знаете, — сказал он, — я обязательно займусь этим делом. И передам все Анвару Фаридовичу. А теперь — извините, у меня два срочных допроса, арест, потом, наверно, придется выехать; освобожусь, скорей всего, только вечером…

— Вы можете заехать и вечером, я дам адрес…

— Не могу ничего обещать, поймите, я на дежурстве! Вы зайдите-ка лучше к подполковнику Коротаеву, нашему заместителю, он дежурит от руководства и может содействовать решению вопроса.

— Вы так думаете? Вы так считаете? — заволновалась доцентша. — А где он сидит?

— В третьем кабинете, в конце коридора, направо. Счастливо! С Новым годом еще раз!

— Спасибо, спасибо! До свиданья.

Только она удалилась, только Михаил успел хихикнуть, радостно потерев руки: сплавил, сплавил! — как дверь снова отворилась, и новая гостья вступила на порог.

Какая встреча!

Алла Венедиктовна!

Алла Венедиктовна Кокарева когда-то вела семинары по истории КПСС на первом-втором курсах юрфака. Она была тогда молодой дамочкой удивительного сложения: тонюсенькая талия, нежная шейка сочетались с такими мощными выпуклостями и округлостями, что кавказцы и иные восточные люди не выдерживали порой и переводились из других групп туда, где она вела семинары, чтобы иметь возможность почаще обозревать ее. Аллочка, как ее звали студенты, ранее процветала на плодоносной почве комсомольского функционерства; в вузе писала диссертацию на какую-то вполне ничтожную тему типа: «Партийное руководство борьбой комсомола за повышение яйценоскости кур в шестой пятилетке (на материалах Энского района)». Теперь прошли уж годы, диссертацию она, конечно, защитила, расплылась, вряд ли теперь грузины и армяне так интересуются ее прелестями; в глазах появилась некая быстрая пронзительность, — с Лилькиных слов Носов знал, что Кокарева уже шурует вовсю там в парткоме, выявляет и организует.

Однако — что привело ее праздничным утром в райотдел, в одно время с сумасшедшей Клюевой? Вернее даже сказать — вместе с ней: Носов ведь видел в окно, как они вдвоем топали по улице, под мягко летящим к земле снегом. Может быть, они там уже на пару в клюевской квартире ловят антисоветские лучи? Мало ли к чему может прийти женщина, сочетающая занятия общественными науками с активной партийной деятельностью?..

— Здравствуйте, Миша! — крикнула Кокарева, всплеснув руками.

— Да Господи! — он выскочил из-за стола, поймал ее руку, чмокнул. — С Новым годом вас! Какими судьбами?

— Спасибо, милый! Тебя также! Вот ведь жизнь — и в праздники нет мне покоя…

— А что такое?

— Да вот… — она кивнула на дверь, за которой только что скрылась Клюева. — Мне поручили разобраться с делом Татьяны Федоровны. Утром я позвонила ей и, узнав, что она собирается сюда, предложила сопровождать ее.

— Правильно, давно пора с ней разобраться! — буркнул Носов.

— В-вы думаете? — Аллочка глянула быстро-пронзительно.

— Конечно. Она, может быть, до сих пор у вас и лекции читает?

— Почему нет, я не понимаю?

— Так она же сумасшедшая!

Лицо у Кокаревой окаменело; нижняя челюсть надменно выкатилась вперед.

— У вас есть официально подтверждающие это документы?

— Так ведь достаточно с ней раз поговорить…

— Нет, недостаточно! Ах, Михаил, неужели вы здесь так огрубели? Придется, наверно, для вашей же пользы шепнуть об этом милицейскому начальству…

— Как хотите! — бросил он. — Вы что-то еще хотели? Или нет? А то у меня тут дела…

— Господи, да вы, кажется, обиделись, Миша? — с совершенно искренним и невинным видом промолвила представительница общественных кафедр. — Но и вы поймите меня… и позицию парткома…

— Ну какое мне до него дело! Своих забот с верхом… И от каждой голова болит — с людьми ведь работаем, не с мусором… А вы мусолите там совершенно ясный вопрос — да еще и оскорбляете…

Алла Венедиктовна замешкалась на мгновение: как отнестись к человеку, заявившему, что ему нет дела до самого парткома? — но уловив, видно, что все эти театры здесь бесполезны, ни к чему, — прижала кулачки к далеко выдающимся грудям и вскричала полушепотом:

— Ну хорошо, я скажу вам все! Только пусть это будет между нами!

Носов пожал плечами: клясться в чем-то перед Кокаревой он отнюдь не собирался.

— Мы… понимаете… поступил сигнал… о снижении уровня идеологического обеспечения ее лекций. Был проведен ряд открытых занятий, и вот что выяснилось: очень низок процент цитирования основоположников и партийных руководителей!

— Ну и при чем здесь опять же мы?

— Как же, как же! Мы стараемся выяснить буквально все. Вы можете дать нам справку о ее состоянии?

— О том, что она сумасшедшая? — (Кокарева снова осуждающе покачала головой). — Я бы с удовольствием это сделал, но, во-первых, материал не в моем производстве, во-вторых — мы, к сожалению, не имеем такого права: подобные справки выдают лишь врачи, а отнюдь не следователи. Но если она согласна пройти экспертизу…

— Нет, нет! Это исключено.

— Тогда не знаю… Да и зачем вам эта справка? Думаете, она повлияет на процент цитирования?

— М-да… — задумчиво произнесла представительница. — Видно, вопрос этот придется решать на очень высоких уровнях. Мы с вами, Михаил, говорим, кажется, на разных языках. Жалко…

Он ничего не ответил, встал. Кокарева деланно засмеялась.

— Так ведь мы с вами и не поговорили на отвлеченные темы, об общих знакомых. А нам, кажется, есть о чем и о ком вспомнить. Вот проклятая жизнь, ничего не успеваешь! Ну, забегайте в университет, не забывайте свою альма матер!

Проводив ее, он потряс головой: «Ничего не понимаю! Зачем приходила? О чем говорила? Справку просила какую-то… Сложно, сложно живут товарищи!» И, выглянув в окно и увидав сизо-блестящие, похмельные рожи бегущих из вытрезвителя алкашей — обрадовался, словно увидал родных людей.