Зелёная земля

где ты грустна, моя Италия,

где я не в духе и так далее,

где это всё переплелось

с запутанными, нерешёнными

вопросами, где до сих пор

два горьких кофе-с-капюшонами

ведут свой тёмный разговор.

Ты говоришь, что день ещё придёт, -

и этот день, как сказано, приходит,

приходит и смеётся во весь рот:

Вот я пришёл – что хочешь, то и делай!

Ты говоришь: Да чтоб вам пусто всем! -

и всем на свете делается пусто,

ты говоришь: Не бить! – стенным часам,

и сутками часы не бьют и терпят.

А скажешь: Бить опять! – опять и бьют,

и музыку играют заводную,

потом ты просишь – и тебе дают,

потом стучишь – и открывают двери,

и в них маячит тёмный силуэт,

но не понять, кто там стоит в проёме, -

тогда ты говоришь: Да будет свет, -

и свет в ответ немедленно бывает.

Так тут ведётся испокон веков -

и всё равно, кто первый это начал,

но нам с тобою хватит облаков,

деревьев хватит и светил небесных.

Прикурим-ка от этой вот свечи

да посидим, не шевелясь, в потёмках…

а станешь говорить – и замолчи,

и пусть тут всё останется как было.

2005

Вот тебе мой чужой бред:

ничего у меня нет

впрочем город с его тьмой

он-то есть да не есть мой

мне его одолжил век

как одну из ночных вех

чтоб не слишком скучал взгляд

на пустынном пути в ад

ночь мне снега швырнёт горсть

потому что азъ есъмъ гость

и пылает светлей звёзд

нищеты золотой крест

а сегодня я был там

где когда-то стоял дом

в этом доме горел свет

много-много твоих лет…

1990

Не плачьте, ни стихи, ни жизнь, ни сон!

Пусть грусть шуршит: она всегда шуршит,

как стрекоза, как вереск, как самшит,

как что-нибудь ещё… я обо всём.

Часы стрекочут – тиканье часов

напоминает лето и тепло,

когда цикады сотней голосов

своё сухое тешат ремесло.

Что ж… разведём костёр из сушняка

и в прошлое отныне – ни ногой!

Смотри, сухая времени рука

подбрасывает хворосту в огонь:

горят архивы, и горят мосты,

и мысль твоя – последним огоньком…

чьи отсветы ложатся на листы

сухим воспоминаньем – ни о ком.

Ну, и чего же ты хочешь -

кроме того, что имеешь,

память моя… я тотчас

назову тебе каждую мелочь:

крохотный сад с лопухами,

большими, как небо и море,

или письмо со стихами -

смешное такое… прямое!

Вот ещё помню – башню

где-то в Литве вечерней,

или явленье Вишну:

индийские увлеченья…

счастье на длинных нитках -

воздушных шаров свобода,

облака на старых открытках

моего небосвода.

Как всё вокруг звенит, кроме того,

что не звенит, поскольку и не может!

Но я о том, что может: стайка мошек,

монетка по булыжной мостовой

и вот ещё… поэзия – стрела

или, не знаю, льдинка, колокольчик -

позванивает как когда захочет

про разные прекрасные дела!

Поди пойми, о чём она сейчас -

о том или совсем уже об этом?

Ни долгом, ни законом, ни обетом

не взять её: не хочет отвечать.

А глупостям её одна цена

в базарный день – вы знаете какая!

Всё б только ей звенеть, не умолкая,

всё б рассыпаться, путать имена,

обмолвившись, других принять за вас,

надеяться, что вывезет кривая,

задуматься – кого и как назвать…

позванивая, но не называя.

…ещё помолимся за тех, кому не надо

ни наших слов, ни понимающего взгляда,

ни прочих глупостей, которым грош цена, -

пусть будет участь их поюнна и вабна.

И пусть никто и никогда их не поймёт,

пожмёт плечами и проходит стороною -

так, как случается с грозою и с войною,

и пусть подольше не настанет их черёд.

Ещё помолимся, чтоб их не поминать -

тем паче если на ходу, тем паче всуе:

пусть, никого на свете не интересуя,

они свершают свой хрустальный променад -

свою прогулку по-над схваткой, по-над тайной…

И Бог, помахивая палочкой хрустальной,

пусть дирижирует их поступью, пока

под их ногами проплывают облака

и в этом мире нету им другой опоры.

За них помолимся, за этих мотыльков,

за долголетие их лёгких облаков

и за бесстрашье неопасной их рапиры.

… ещё помолимся за тех,

кого не жалует успех,

к кому не прилетает слава,

кто говорит: «Нас Бог забыл -

и все приглашены на бал,

а нам не сказано ни слова».

Помолимся за то, чтоб им

не ел глаза жестокий дым -

слезоточивый дым курений,

и чтоб грохочущий обоз

и в этот раз им не привёз

в подарок скипетра с короной.

За лёгкий плот, за горький пот,

за ночь, когда они корпят

над маленьким, над лучезарным,

единственным своим трудом -

да не наполнится их дом,

их бедный дом, жульём базарным!

И да свершат они свой труд,

да не собьют их, не сожрут,

не растерзают людоеды!

Дай им, Господь, в свой час, в свой срок

в горшочке вырастить цветок -

неведомый цветок победы.

…ещё помолимся за тех, кто стиснул зубы,

кто стиснул зубы и молчит и так живёт -

не из гордыни, упаси вас Бог, а дабы

идти вперёд.

За тех помолимся, кому идти вперёд:

чтоб им идти вперёд, зубов не разжимая,

и чтобы жизнь их – неуклюжая, хромая -

вдруг не свершила слишком резкий поворот.

Они как дети – и не видят ничего:

приди возьми их просто голыми руками,

их собирает колокольчик кочевой,

их за собою тащит время на аркане.

Они не помнят, как зовут их, где их дом,

они не делали привала много суток -

и золотой их, их сияющий рассудок

навек пленён несуществующим плодом,

который ждёт их вдалеке, который жжёт…

И, Боже правый, светозарный, златокрылый,

Ты вразуми их, и спаси их, и помилуй,

и пощади, и дай им в руки этот плод.

…ещё помолимся за беглых -

помолимся за этих бедных,

у коих ни пространства нет,

ни времени, куда прибиться:

их кормит небом голубица,

когда они летят на свет.

Дай им, Господь, счастливый путь,

а нет – так просто что-нибудь:

попутчика с весёлым нравом,

окрестность с храмом златоглавым,

пылинку в солнечном луче

или синичку на плече -

всё ладно им, всё благодать,

что бы ни дать.

Помолимся за их несомость

попутным ветром, за их самость,

их отрешённость от земли…

за недоступность всех чертогов

и за бессмысленность побегов -

куда они бы ни вели.

…ещё помолимся за тех, кто не достиг

и не достигнет этой жуткой высоты,

где виться стяг перестаёт, но вьётся стих

и разбиваются все планы и мечты.

Им повезло – кто не достиг, кто не достал,

кто не сумел, – помолимся за малых сих,

кого не встретил огнедышащий портал,

где виться страх перестаёт, но вьётся стих.

Да будет счастлив опоздавший на сто лет

и не успевший поселиться в тех местах,

где раздаётся только звон небесных лат

и виться прах перестаёт, но вьётся стих.

Да будет счастлив и доволен тем, что есть,

и награждён чередованием простых

и смирных слов, которых мы не знаем здесь,

где виться вздох перестаёт, но вьётся стих.

Будь милосерден к ним, далёкий произвол,

пошли им пение ручья и пенье птах -

и не зови туда, куда ты нас позвал,