Екатерина Великая

Кто на очереди? Когда Вольтер в свое время почтительнейше упрекал ее в непостоянстве, она отвечала, что, наоборот, она «абсолютно верна». «Кому? Красоте. Только она меня и привлекает!» Ей хочется поболтать обо всем этом со старым отшельником из Ферне. Но, увы, он умер 30 мая 1778 года. Екатерине трудно пережить потерю этого человека, хотя встретиться с ним ей ни разу не довелось.

«Меня охватило чувство отчаяния и разочарования во всем, все на свете стало отвратительно, – пишет она Гримму. – Ах, почему не завладели Вы его телом от моего имени? Прислали бы мне его и, клянусь!.. у него был бы самый драгоценный надгробный памятник… Купите его библиотеку и все его архивы, включая мои письма. Я щедро заплачу наследникам, которые, как я полагаю, не понимают ценность этих бумаг».[118]

И дальше: «Теперь, когда его не стало, мне кажется, нет больше никакого достоинства в хорошем настроении; ведь он был божеством веселья. И вообще, он мой учитель, он, а также его произведения сформировали мой ум, мою голову».

Через посредство Гримма Екатерина ведет переговоры с наследниками писателя о приобретении библиотеки Вольтера. Эта библиотека, где в большинстве книг на полях имеются пометки, сделанные рукою патриарха из Ферне, поступит в Эрмитаж, туда же, где хранится библиотека Дидро, и будет предана забвению на долгие годы. С нею приедет статуя Вольтера работы Гудона. У Екатерины какое-то время даже был замысел построить в Царском Селе копию замка в Ферне. Потом она отказалась от такого замысла. При этом категорически отказывается дать разрешение на публикацию ее переписки с покойным. Она боится, что ее письма написаны плохо, а письма Вольтера слишком хвалебны по отношению к ней и слишком критичны по отношению к другим монархам.

Среди всех этих трауров, радостей, личных переживаний она, в конце концов, принимает решение по поводу австро-прусского конфликта. После нескольких бессонных ночей она наконец решается. Право на стороне Пруссии, считает Екатерина. И сообщает Марии Терезии и Иосифу II, что, если они не перестанут заявлять претензии на Баварию, она «не сможет безразлично смотреть на несправедливую войну и будет вынуждена принять меры для защиты интересов России и ее друзей, германских княжеств, которые запросили у нее помощи». Фридрих II в восторге. Мария Терезия возмущена. Иосиф II огорчен, но хочет сохранить хорошую мину при плохой игре и даже думает, для восстановления ситуации, заключить договор о дружбе с Россией. Екатерина очень ловко пугает Версаль. Французский и русский послы не знают покоя. Этот лихорадочный балет дипломатов приводит к тому, что 13 мая 1779 года между Пруссией и Австрией заключаются Тешенские соглашения.[119] Как ни странно, вся эта история, в которой Россия была замешана лишь косвенно, наибольшую выгоду принесла именно интересам России. Всеми своими действиями в этой запутанной игре Екатерина доказала свою проницательность, прагматизм и решительность, которые вынуждены признать даже ее противники. Неожиданно она предстала в роли «мирового судьи Европы», как она сама себя назвала, а прочие монархи с изумлением обнаружили ее превосходство над ними.

В том же году она отказывается участвовать в споре между Великобританией, с одной стороны, Францией и Испанией – с другой, в вопросе о независимости Америки. Она заявляет, что не потерпит, чтобы флоты этих трех стран захватывали корабли нейтральных государств, таких, как Россия, например. В своем порыве «законотворчества» она составляет «Декларацию о нейтралитете на морях», чтобы гарантировать свободу торговли и мореплавания невоюющих сторон. Во всех европейских дворах проект Екатерины встречает отличный прием, его называют шедевром правосудия. «Среди множества чудесных достижений, коими отмечено царствование Вашего императорского величества, – пишет Фридрих II, – далеко не последнее место занимает недавно объявленный Морской кодекс. Человек, который принял столь мудрые законы для крупнейшей в Европе монархии, вполне заслужил право распространить их на морские пределы». Большинство государств присоединяются к этой конвенции. Одна лишь Англия негодует. Охлаждение русско-британских отношений способствует улучшению отношений франко-русских.

Что касается отношений между Россией, Австрией и Пруссией, то после Тешенского мира они развиваются весьма странным образом. Получивший поддержку Екатерины, Фридрих II не пользуется в Санкт-Петербурге такой же симпатией, какая проявляется по отношению к Иосифу II, у которого были все основания обижаться на Екатерину. А дело в том, что прусские посланцы проявили глупость: они поддерживают дружеские отношения с великим князем и «молодым двором», что раздражает императрицу. А император Австрии повсюду свидетельствует свое восхищение Екатериной, что льстит ей. После баварского случая он даже стал подумывать о сближении с Санкт-Петербургом. К большому удивлению своей матушки, он объявляет, что хотел бы нанести визит Екатерине. Мария Терезия возмущена: как! ее сын, император «Священной Римской империи» германской нации, потомок Карла V, собирается в варварскую страну и ищет дружбы какой-то «окатериненной принцессы Цербстской», убийцы и развратницы, чьи любовные похождения стали притчей во языцех во всех европейских дворах?! Но он настаивает. Мария Терезия уступает, но пишет дочери своей, королеве Марии-Антуанетте, что она очень неспокойна из-за «выдумки» сына. А своему канцлеру Кауницу доверительно сообщает: «Это еще одно доказательство, что я не могу уже ничем помешать планам сына моего. А ведь позор потом падет именно на меня!» Екатерина заявляет, что считает для себя «высокой честью» предстоящую встречу. Ей действительно любопытно встретиться один на один с молодым императором, о котором говорят, что культура у него, как у самого Вольтера, а простота – как у Руссо. Выбрано и место встречи: Могилев. Иосиф II прибудет вместе с двумя аристократами под псевдонимом «графа Фалькенштейна». Путешествие будет носить частный характер, без официального окружения. Иосиф II будет останавливаться в дорожных гостиницах, просить по пути у крестьян молока, хлеба и самую простую пищу. Узнав о намерении придерживаться столь скромного сельского образа жизни, Екатерина не может сдержать улыбки. Ей вспоминается сестра Иосифа II, которая в садах версальского Трианона изображает пастушку и привязывает на шею овечкам розовые бантики. Ну что ж, раз «юноша из Вены» не желает останавливаться по пути в поместьях русских дворян, его демократическая прихоть будет соблюдена. Но как быть? В России нет «дорожных гостиниц». Отвратительные почтовые станции-клоповники совершенно непригодны для приема Габсбурга, какую бы приверженность сельским нравам он ни объявлял. И Екатерина идет на хитрость: она приказывает построить частные жилые дома с вывеской «Гостиница» над воротами. Владельцам предписано не появляться на глаза, пока в доме находится некий граф Фалькенштейн, а прислуге приказано относиться к нему, как к обычному проезжему.

Сама же Екатерина, наоборот, обставляет свою поездку с величайшей помпой, превращает въезд в каждый город в официальный триумф. В Могилеве оба великих монарха стараются друг друга очаровать. Екатерине нравится молодость, манеры и высокая культура собеседника. Но это не мешает ей сразу понять, что перед нею двуликий Янус, у которого медоточивые речи скрывают полное отсутствие принципов. Он, в свою очередь, восхищается политическим умом императрицы, но в плане человеческом выносит о ней суровое суждение. Та корреспонденция, которую он высылает в Вену и которая, как он уверен, будет вскрываться русской тайной полицией, полна лестных отзывов о Екатерине, а вот личный его гонец отвозит письма совсем иного содержания. «Следует иметь в виду, что это – женщина, которую интересует только ее собственная судьба, а о России она печется не больше, чем я. Поэтому надо щекотать ее самолюбие. Тщеславие – ее бог; ее испортили дикое везение, счастье и чрезмерные почести, вызывающие зависть всей Европы. Но, с волками жить – по-волчьи выть: лишь бы все пошло на пользу, а в какой форме это делается – неважно».

118

Письмо от 21 июня 1778 года.

119

Тешенский мир принес Австрии часть бассейна реки Инн, Пруссии – надежду на приобретение маркграфств Аншпах и Вайрет и гарантировал Максимилиану наследование трона курфюрста Карла Теодора, его кузена (умер в 1799 году).