Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 102



«О великая государыня, я простираюсь у ног ваших, протягиваю к вам руки свои и хотел бы высказаться, но душа замирает, голова кружится, мысли путаются, я расстроган, как ребенок, и истинные выражения переполняющего меня чувства тают на губах моих… О Екатерина! Поверьте, что ваше правление не менее могуче в Париже, чем в Петербурге!»

«Дидро, Д'Аламбер и я, все втроем воздвигаем алтарь в вашу честь», – сообщает императрице Вольтер. И далее: «Кто бы мог вообразить 50 лет тому назад, что придет время, когда скифы будут так благородно вознаграждать в Париже добродетель, знание, философию, с которыми так недостойно поступают у нас?»

А вот мнение Гримма: «Тридцать лет трудов не смогли принести Дидро малейшего признания. Императрица России пожелала, в данном случае, оплатить долг вместо Франции».

Одно за другим приходят Екатерине письма, подтверждающие, что она удачно вложила деньги. Даже те, кто полагал, что Россия – отсталая страна, засыпанная снегом, где по улицам бродят волки, начинают подумывать, что там, по-видимому, находится источник света, ума и великодушия. Дидро бьет в барабаны, прославляя благодетельницу. Дом его превращается в агентство по найму специалистов. Писатели, ученые, художники, ремесленники, архитекторы, инженеры – все хотят узнать от него побольше и просят помочь в устройстве в Санкт-Петербурге. Он их отправляет к князю Голицыну, к Бецкому. Екатерина упивается триумфом. Благодаря этой акции, стоившей ей не так уж много, она стала, по выражению Вольтера, «благодетельницей Европы». Прошло всего три года после коронации, а она уже правит не только миллионами русских, но и всеми мыслителями за границей. Покровительница литературы и искусств, своего рода светская мадонна, раздающая рубли. Матушка-меценатша из Санкт-Петербурга. Она не признает границы, а признает лишь таланты.

Осознав этот скачок престижа, Екатерина хочет еще больше утвердиться как философ. Однажды, отведав картофель, к великому смятению участников обеда, она заявляет, что эта «пища индейцев» очень вкусна, и велит Сиверсу развернуть выращивание клубней. Потом придется охранять поля вооруженными сторожами, чтобы суеверные крестьяне не уничтожили «дьявольскую траву».

Есть и другие подданные, ее беспокоящие: раскольники, или староверы. Церковь преследует их как еретиков, и они решили предать себя огню на костре, чтобы не попасть во власть дьявола. Перепуганная царица устами Сиверса объявляет, что лично берет под защиту раскольников. Но им очень нравятся коллективные самоубийства. Они продолжают заниматься самосожжением, если не для того, чтобы избежать суда, то для ускоренного перехода в царство Божье. Сиверсу приходится задействовать войска, чтобы помешать таким жертвоприношениям. Издается указ, разрешающий раскольникам жить согласно их вере. Никакой благодарности к императрице они не испытывают. Облегчив им отправление обрядов, она, по их мнению, уменьшила их пафосное мученичество. Некоторые уезжают в Турцию, где им по крайней мере гарантированы мучения, соответствующие их стремлениям. Путь к небесам должен быть выстрадан. Терпимость, размягчающая души, – дьявольская ловушка. Эта сугубо русская концепция искупления через боль удивляет Екатерину. Ей кажется, что недоверие раскольников к земному счастью разделяют массы темного и фаталистически настроенного народа. А может быть, и крепостные втайне боятся освобождения, то есть перехода из состояния безответных рабов в положение людей, осознающих их права и обязанности? Быть может, либеральные идеи, столь элегантно обсуждаемые в парижских салонах, непригодны для темного царства скифов? С величайшей осторожностью подходит императрица к делу всей жизни, как она называет свой «Наказ о выработке Уложения законов».



Россия все еще живет по старому, сложному и строжайшему кодексу, изданному в 1649 году царем Алексеем Михайловичем, под названием «Уложение». Поправки, внесенные Петром Великим, Екатериной I, Петром II и Анной Ивановной, не намного разъяснили законодательство. Этот устаревший документ необходимо очистить от пыли веков и модернизировать. И Екатерина втайне берется за этот титанический труд. Только Григорий Орлов и Панин могут изредка читать по страничке ее рукопись. Они в восхищении. Панин восклицает: «Эти неоспоримые истины сокрушат все стены!» Взявшись за перо, Екатерина чувствует, что путь ей указывают два маяка: Вольтер и Монтескье. Она пишет Д'Аламберу: «Для пользы моей империи ограбила я господина Монтескье, его не называя. Надеюсь, что, если он видит меня с того света, он простит мне сей плагиат во благо двадцати миллионов людей. Он слишком любил человечество, чтобы обидеться на меня. Книга его – мой молитвослов».

А Фридриху II пишет: «Я действовала, как ворона, рядящаяся в павлиньи перья».

На самом деле она не столько у Монтескье «украла перья», сколько у итальянского юриста Чезаре Беккариа, чей трактат «О преступлениях и наказаниях» был опубликован в 1764 году. Все эти заимствования собраны в единое целое, которое изменяет их смысл. «Наказ» – парадоксальная аристократическая интерпретация либерализма авторов, его вдохновивших. Монтескье и Беккариа предстают в одеяниях владык с весами правосудия в одной руке и с кнутом – в другой. Это не кодекс, а перечисление принципов, которым должен следовать законодатель в будущем. Принципы эти, размещенные в 655 параграфах, свидетельствуют о том, что автор постоянно колеблется между заботой о прогрессе и сохранением традиций, равенством и уважением привилегий, между необходимостью абсолютизма и стремлением к терпимости. Каждой строкой Екатерина призывает к милосердию, справедливости, патриотизму, разуму. Но это движение стада к счастью должно происходить в полном порядке и под руководством мускулистой пастушки. Она одна знает, что нужно ее пасомым: твердость и нежность. Она сторонница монархии, но не хочет, чтобы ее обвинили в тирании. Для нее самодержавие означает не деспотизм, а любовь. Она великодушно призывает богатых не угнетать бедных, она осуждает пытки, смертную казнь, кроме как за политические преступления, провозглашает, что не народы созданы для правителей, а правители для народа. Но это не мешает ей выступать за привилегии дворянства, уточняя при этом, что люди могут быть закрепощены лишь на законных основаниях. Таким образом, не отмена крепостного права, а лишь рекомендации по гуманному обращению с крепостными. Эдакий иностранный либерализм с поправками на национальный эмпиризм. Применение европейских теорий под русским соусом. При всей бессвязности труда Екатерины, работать над которым она заставляла себя более года, он свидетельствует о ее смелости, настойчивости и искреннем желании перемен. Ее «мания законотворчества», как она сама это называла, не лишена величия.

Осенью 1766 года Екатерина сама представила свой труд Сенату и повелела создать Комиссию по законодательству, или Большую комиссию, задача которой – кодифицировать принципы, изложенные в «Наказе», предварительно узнав пожелания народа. Спросить у народа о его желаниях! Заставить каждую губернию, каждый класс общества высказать свои пожелания в почтительных «Тетрадях». Привлечь массы, хотя бы очень издалека, к выработке законов! Вот это революция! Сенаторы не знают, что делать: приходить в ужас или в восторг от этой смелости. Решают разразиться аплодисментами, а некоторые даже прослезились.

Принять участие в Большой комиссии призваны не только представители Сената, Синода и коллегий, но также делегаты от аристократии, от горожан и крестьян, кроме, разумеется, крепостных. Дворянство выбирает по одному депутату от уезда, причем в голосовании имеют право участвовать все дворяне. От городов – по одному депутату, но избирателями могут быть только домовладельцы. Депутаты от поселян (свободных казенных крестьян) избираются по одному от губернии. Чтобы быть избранным депутатом от дворянства или горожан, надо иметь возраст не менее двадцати пяти лет и обладать безупречной репутацией. Депутатом от поселян может стать тридцатипятилетний женатый отец семейства. Депутаты получают от избирателей тетрадь наказов, составленную комитетом из пяти членов. Расходы их оплачиваются казной, они пожизненно освобождены от смертного приговора, от пыток, телесных наказаний и конфискации имущества. На практике выборы проходят без энтузиазма, много воздержавшихся. Каждый опасается, что, если его изберут, это будут лишние обязанности и ответственность. К тому же для большинства заинтересованных лиц, будь то кандидаты или избиратели, расстояния между местом жительства и уездным центром так велики! Поэтому многие сидят дома, рассчитывая на соседа, и рассуждают примерно так: «да ладно!», «обойдутся и без меня!» Наконец кое-как создана Большая комиссия, в ее распоряжении 1441 тетрадь наказов.