Ожидание

— Внуки помогли, — говорит бабушка.

Пока взрослые думали, мы ей очень вовремя помогли. Андрюша тарелку разбил, но это ничего. Ведь она была мелкая. Вот если бы он глубокую тарелку разбил! Их у нас мало. А мелких тарелок полно. Серёжа чайную ложечку упустил. Эта ложечка такая вёрткая! Она серебряная была. Теперь Всеволод хочет её достать, но бабушка ему не велит. Серёжа её в помойное ведро упустил, это бывает. Когда работаешь, всё может быть. Тут реветь нечего.

Я ничего не разбила. Только облилась из-под крана. Сейчас платье переодену и буду снова сухая.

— Теперь можно и отдохнуть, — говорит дедушка.

На даче объявляется тихий час, как в детском саду. Детям поспать нужно, бабушка считает. А то нам этот длинный день просто не выдержать. Всеволод уже трёт глаза. Пусть он ложится на мою раскладушку, ему там постелено. А я могу на пол лечь, на матрац. Серёжа тоже может. И Андрюша. Алёша тем более. На полу самое лучшее — отдыхать. Жёстко и прохладно. Бабушка всю жизнь мечтает отдохнуть на полу. Но у неё нет такой возможности. На террасе места не хватит. Вон нас сколько, некуда ногу поставить. Дедушка мог бы всё-таки построить дачу и попросторней…

— Ничего, мы люди маленькие, — смеётся дедушка. — Мы уж как-нибудь на кровати…

Пускай взрослые устраиваются как хотят. Тихий час всё равно не для них. Они так и так не заснут. Дядя Владик вообще не хочет ложиться. Он днём отдыхать не умеет. Только из уважения к бабушке он лёг на диван. Чтобы не нарушать общий порядок.

— Да уж, пожалуйста, не нарушай, — говорит бабушка.

Дядя Владик к себе на диван шахматы взял, чтоб ему было не скучно. Он сам с собой играет. С самим собой ему никогда не скучно. И других партнёров ему не надо. В нашем доме ему партнёров и нет по его силам. Бабушка всё равно сейчас не будет играть.

— И не подговаривайся, — смеётся бабушка.

А с дядей Геной только в «чижика» можно играть.

— Не рассчитывай, — говорит дядя Гена.

У него книга есть. Эта книга библиотечная, надо скорее сдавать. А у дяди Гены в городе минуты нет, чтоб почитать. В автобусе он всегда висит. Тут уж не почитаешь, когда обе руки заняты! На работе он занят работой.

— Смотри как оригинально! — смеётся дедушка.

А дядя Гена как раз любит лёжа читать. Но дома ему не дают. Сразу кто-нибудь на него садится верхом, если он ляжет с книгой. Мой двоюродный брат Алёша. Или брат Серёжа. Андрюша тоже, конечно, не упустит. А о Всеволоде просто и говорить нечего.

— Ишь как тебя обижают, — говорит тётя Лера. — Мне, например, и в голову не приходит днём прилечь.

Тётя Лера круглые сутки крутится как белка в колесе. Ведь на ней держится этот дом. Поэтому тёте Лере даже странно — вот так прилечь. И вытянуть ноги. И расслабиться. И знать, что в соседней комнате никто ничего не подожжёт. Это такое блаженство! Но она блаженствовать не привыкла. Она просто на минуточку прилегла, на пять минут. За компанию. А потом встанет и пойдёт полоть огурцы.

— Шуршат, как тараканы, — говорит бабушка. — Вот я вас сейчас из лейки полью!

Правда, только заснуть мешают.

— Я вам говорю! — кричит бабушка. — Эй, на террасе!

Разве мы шуршим? Мы просто Серёжу немножко на пол столкнули. Но он уже обратно залез, на матрац. Теперь меня спихивает. Но я ногами упёрлась. И ещё мы подманиваем Ардальона. Ардальон ходит и размахивает хвостом. Конечно, у него большой выбор. Он может где хочет лечь. Но мне хочется, чтобы рядом со мной. И Андрюше хочется, чтобы рядом. А Всеволод сейчас с раскладушки грохнется — так он хочет Ардальона схватить. Ардальон всех нас обошёл, лапой открыл дверь в комнату и как прыгнет к дедушке на кровать! Сразу свернулся, и головы не видно — хвост кругом.

Вдруг — стук! стук!..

Мы вскочили. А-а, это шахматы сыплются с дяди Владика. Доска съехала и тоже упала. Дядя Владик перевернулся на другой бок, но не проснулся. Тётя Лера как в тапочках прилегла на минутку, так и лежит. Потом вздохнула во сне и ноги под себя подтянула. Прямо в тапочках. А дядя Гена спит на библиотечной книжке, щекой к ней прижался. Алёша хотел тихонько вытащить. Потянул… Но дядя Гена вдруг замычал с закрытыми глазами и схватился за книжку рукой. Всё же она библиотечная!

Но дядя Гена всё равно не проснулся…

— Пошли смородину есть! — шёпотом крикнул брат Алёша.

И мы все шёпотом крикнули, что пошли. А Всеволод крикнул громко. Но никто всё равно не проснулся.

На улице так жарко! Андрюша сразу открыл кран и сунул голову прямо в струю. Вода заблестела и рассыпалась в разные стороны. А Андрюша зафыркал. Но, конечно, шёпотом, потому что у нас тихий час.

Мы все полезли под кран, головами стукаемся.

У меня волосы уже текут. Как будто они стали до пяток, такие длинные волосы. И от них вокруг мокро.

— Теперь легче дышать, — сказал Алёша.

Мы все задышали. Уф! Уф! А Алёша ещё нас из шланга полил. Шланг фыркает, и вода вырывается из него. С шипом. Этот шланг такой коварный! Он даже у дедушки вырывается. Конечно, Алёше не удержать, хоть он и в третьем классе. Шланг дёрнулся и громко с крана сорвался. Крутится, как змея. Вода во все стороны по грядкам бежит. Это просто потоп.

— Я потоп! — кричит брат Андрюша.

И скачет по грядке. Грядка под ним чавкает. У Андрюши все ноги чёрные. На этой грядке раньше репа была, но теперь тут болото. Мы репу хорошо полили. Не жалея воды! Она из воды блестит.

Алёша кран наконец завернул. Ещё легче стало дышать.

Мы в смородину забрались. Она большая, как лес. Всюду над нами висит. Хочешь — красную рви, хочешь — чёрную. Смородина уже всё равно не может висеть: сама осыпается. В рот осыпается, в руки, в свои листья. Я уже не могу жевать, даже уши болят. Приходится смородину просто так глотать, целиком. Но всё равно кисло.

Андрюша полную ладошку набрал и Серёже пихает в рот:

— Питайся! Питайся!

Но Серёжа больше питаться не хочет. Крутит головой. Андрюша не отстаёт. Он у нас вообще не умеет остановиться. Пришлось Серёже его немножко двинуть. Ногой. Андрюша упал с треском. Это смородина так трещит. Но всё равно кричит:

— Питайся!

— Тише вы, — говорит Алёша. — Забыли, что ли?

Нет, мы не забыли. У нас тихий час. Взрослые днём отдыхать не умеют, мы помним. Если сейчас проснутся, то уж не отдохнёшь. Испортят весь тихий час. Пришлось Андрюше с Серёжей дальше шёпотом драться.

— А где Всеволод? — говорит вдруг Алёша.

Его в смородине давно нет. Он в дом небось побежал за Ардальоном и всех сейчас перебудит…

Мы вырвались из кустов — и бегом к даче.

Нет, наш Всеволод никого не будил. Что он — глупый? Он на качелях висит, животом, и ногами толкается. Но качели едва шевелятся. Всеволод пыхтит, а взобраться как следует не может. Высоко для него. Дедушка на мой рост качели повесил.

Алёша взял Всеволода под мышки и посадил.

— Держись, — говорит.

Всеволод в качели вцепился и кричит, чтоб мы раскачали. Не так! Ещё выше! Ещё! Чтобы он море увидел. Он не боится!

Алёша как со всей силой толкнёт!

Качели взлетели чуть не до перекладины и закрутились в воздухе. Не оборвались. Но Всеволод вылетел…

Он пролетел надо мной. Над Серёжей. Над братом Андрюшей. И врезался прямо в ревень. Плюхнулся и лежит. Вот это полёт!

Мы думали, Всеволод заревёт. Но он молчит.

Алёша первый к нему подбежал. Всеволод лежит на спине и вверх смотрит. В небо.

— Эх, ты! — говорит Алёша. — Ушибся?

— Нет, — говорит Всеволод. И смотрит вверх, всё не ревёт.

— Вставай, — говорит Алёша. — Чего ж ты разлёгся?

— Я думаю, — говорит Всеволод.

Тут мы поняли, что он вообще не будет реветь. Чего Всеволоду реветь? Он мягко шлёпнулся: в ревень. Андрюша показывает, как Всеволод летел. Чуть Андрюше голову не сбил. И Серёжа тоже показывает, как Всеволод на него спикировал.

— И удобно тебе так думать? — смеётся Алёша.

Вдруг кто-то нам с дороги кричит:

— Идёмте на море!

Это Марина Савчук со своим кроликом. Она ему розовый бант привязала и на руках его держит. Кролик ушами ей шею щекочет. Марина так своим кроликом гордится — с рук его не спускает.