Крылатые семена

— Они не потеряли Билла! — воскликнула Пэт, которая не способна была думать ни о чем, кроме своего горя.

— Я потеряла! — Лицо у Салли напряглось. Она стиснула руки, боясь, что еще немного — и она разрыдается так же отчаянно, как Пэт.

— Какая я эгоистка! — Пэт протянула к ней руки. Это молчаливое признание их симпатии и сочувствия друг к другу помогло Салли побороть охватившее ее волнение. — Я знаю, как это ужасно для вас, миссис Салли.

— В прошлую войну, Пэт, — сказала Салли, чтобы отвлечь мысли Пэт от Билла, — был убит Лал. Потом умер Дик — отец Билла. Мне казалось, что я никогда никого не буду так любить. Он был мой первенец. Но потом Билл стал мне так же дорог, как его отец.

— Да, он такой, Билл, — сказала Пэт устало. — Его просто нельзя было не любить. Я ведь очень противилась этому вначале. Но потом почувствовала, что ничего не могу с собой поделать… Тогда я поняла, что должна заставить его полюбить меня. И как же я старалась, миссис Салли, если бы вы только знали! А он не хотел… боролся со своим чувством, а потом все-таки полюбил. А теперь… неужели он никогда не обнимет меня больше… неужели я никогда его больше не увижу!

Салли была понятна эта потребность Пэт говорить о Билле, излить кому-то свою любовь к нему, свою скорбь. Вот почему Пэт и приехала к ней. Она знала, что найдет здесь сочувствие, хотя было время, когда враждебная отчужденность Салли стеной стояла между ними. Салли в ту пору боялась, что Пэт всего-навсего пустая кокетка и Билл для нее не больше как очередное развлечение среди унылых приисковых будней. А Пэт боялась, что Салли сумеет убедить в этом Билла.

— Я жалею, что мы с Биллом не были женаты, — неуверенно сказала Пэт, не зная, как отнесется к ее словам миссис Салли. — Я хотела, чтобы мы поженились перед его отправкой на фронт. Он все боялся, что я, взбалмошная девчонка, еще не проверила себя и мое увлечение скоро пройдет, но это неправда, миссис Салли. Мне был нужен Билл, только он один, и чтобы он был только мой. И я решила: если я сумею доказать ему, что никто, кроме него, мне не нужен, быть может, в конце концов я его добьюсь.

— Вы добились, — сказала Салли.

— Да… — В заплаканных глазах Пэт блеснул вызов. — И у нас был медовый месяц в Сиднее перед его отъездом в Египет. Разве иначе я могла бы расстаться с ним? Я хотела, чтобы он знал, что мы принадлежим друг другу, чтобы ни случилось.

— Я рада это слышать, — сказала Салли. — В жизни мальчика было не так-то много счастливых часов. И вы, Пэт, дали ему большую радость. Он всегда был так поглощен рабочим движением, так занят делами своей организации, собраниями, что для себя у него не оставалось свободной минуты.

— Вот, вот, поэтому мне и пришлось самой перейти в наступление, не дожидаясь, пока он найдет время поухаживать за мной. — Слабая улыбка тронула губы Пэт; казалось, внезапное воспоминание согрело на миг ее омертвевшую душу. — Но я и за это любила его, все в нем было мне дорого. А в то же время я ведь ревновала Билла ко всему, что отнимало его у меня… Это было так глупо — притащить сюда Дэккера, когда Билл приехал в отпуск, но разве я знала, что больше никогда его не увижу… что мы последний раз вместе…

— Билл приехал совсем больной, — сказала Салли. — Измученный и душой и телом. Казалось, он ни о чем не мог думать, кроме войны, кроме того, что было в Греции и на Крите.

— Я поняла это, как только его увидела, — с грустью сказала Пэт. — Когда мы с Биллом бывали вместе, каждый из нас мгновенно понимал, что творилось у другого в душе. Стоило мне оказаться рядом с Биллом, миссис Салли, как я вся горела и словно растворялась в нем… А когда началась эта проклятая война и Билл уехал, я пыталась казаться бодрой и веселой. Нужно ведь как-то жить. И я делала что положено, и заводила друзей, и ходила с мужчинами в кафе — все только для того, чтобы не терзаться мыслями о Билле и не пасть духом. А теперь… я больше не могу. Все кончилось для меня… и тут уж ничего не поделаешь.

Она сидела на кушетке, сжавшись в комочек; ее юное лицо помертвело, взгляд был пуст. Вошел Динни с подносом в руках, на котором стояли чашки, чайник, масленка с маслом и тарелка с толсто нарезанными ломтями хлеба. Салли налила чаю Пэт и себе. Пэт жадно отхлебнула чай, но тут же поперхнулась — в горле у нее стоял комок.

— Не могу… тошнит, — сказала она смущенно. — Все у меня разладилось, как видно.

Салли колебалась — сказать ли Пэт, что для нее самой в этих словах «пропал без вести» и «предполагают убитым» еще таится какая-то надежда. Однако ведь и она была не так уж тверда в своей уверенности, как прежде.

Дафна получила письмо от Стива, в котором тот сообщил ей все, что ему было известно о смерти ее названого брата. Стив, по-видимому, не сомневался, что Билл погиб. Солдаты из отряда Билла, знавшие, что он был ранен, обшарили все вокруг, писал Стив. Они нашли тело убитого японца, на котором были башмаки Билла и его ручные часы. И все же, несмотря ни на что, какая-то надежда еще теплилась в груди Салли: Билл мог зайти слишком далеко в глубь леса; его могли подобрать туземцы, спасавшиеся от японцев, и отнести в какое-нибудь глухое селение.

Когда она призналась в этом Пэт, та выслушала ее, не проронив ни слова.

— И я так думала, — сказала она, помолчав. — Если б только вы были правы, миссис Салли! Ошибки случаются, я знаю. Мой командир наводит справки. Но я чувствую, что все во мне умерло. Я уже не могу надеяться.

Пэт была совсем измучена после тяжелого переезда в машине по скверным проселочным дорогам; она не спала ночь, ничего не ела, и душевное напряжение начинало сказываться. У нее был отпуск на неделю. Салли уложила ее в постель и дала ей легкое снотворное.

Заботы о Пэт отвлекали бедную женщину от ее горя. Она, как наседка, хлопотала вокруг Пэт, окружая ее материнской лаской, стряпала для нее вкусные блюда, уговаривала поесть, сидела у ее постели, когда Пэт не спалось, беседуя с ней о Билле. И Пэт, с которой никто и никогда так не нянчился, находила для себя утешение в том, что она дорога кому-то — ради Билла.

Эйли и Дафна тоже навещали Пэт и всячески давали ей понять, что считают ее членом своей семьи. Салли показала ей письма Билла. Даже старики, приятели Динни, собираясь по вечерам на веранде, чтобы обменяться вестями с фронта, относились к ней с сочувственным вниманием. Но только Лалу и Наде, с детской непосредственностью выразившим Пэт свою симпатию, удалось вывести ее из состояния тупой молчаливой тоски, в которую она была погружена.

Как-то днем, вскоре после приезда Пэт, Надя и Лал, громко смеясь и болтая, вбежали в гостиную: по дороге из школы они решили заглянуть к бабушке Салли. Темно-синий мундир, который продолжала носить Пэт, и ее полные скорби глаза заставили их замереть в благоговейном испуге.

Эйли отвела детей в сторону и объяснила им, что Пэт — невеста Билла и очень горюет о нем. Дети ушли домой притихшие: им было стыдно, что они могли так скоро позабыть о смерти Билла.

Вернулись они через час. В руках у Нади был небольшой букетик: несколько белоснежных маргариток, синие дампьеры, что растут у дороги в окрестностях Соленого озера, и две-три веточки дикой кассии — любимого цветка Салли. Дети поехали на велосипедах за город и нарвали цветов для Пэт.

— Нам очень, очень жалко вас, Пэт, — прошептала Надя.

— Мама говорит, что вы невеста Билла и сильно горюете о нем, — с мальчишеской прямотой пояснил Лал. — И нам захотелось привезти вам цветов.

Надя метнула на него испуганный и гневный взгляд. «Конечно, он не мог не сболтнуть лишнего», — пожаловалась она вечером матери.

Но Пэт посмотрела на цветы, потом на Лала и Надю, и на глазах у нее выступили слезы.

— Дорогие мои, не знаю даже, как вас благодарить, — сказала она, с трудом подавляя волнение. — Да, это верно, я невеста Билла и очень горюю о нем.

К концу недели Пэт немного оправилась. Она уже была спокойнее, и хотя круги все еще лежали у нее под глазами, но взгляд опять стал ясен. Салли знала, что Пат мучает бессонница. Первый, острый приступ горя прошел, но оно придавило ее своей тяжестью. Наконец Пат решила, что ей надо вернуться в свой лагерь в Джералдтоне и снова взяться за дело.