Крылатые семена

Пэт выскользнула из объятий Билла.

— Ах, провалиться ему!.. — простонала она. — Ну, как я могу уехать от тебя, Билл! Я не в силах тебя оставить!

Билл снова притянул ее к себе, бормоча отрывистые ласковые слова. Наконец он сказал:

— Когда-нибудь эта проклятая война кончится, и мы будем вместе на веки вечные.

— Если бы я не верила в это, я бы просто не смогла расстаться с тобой, — сказала Пэт. — Я буду ждать этого дня, Билл, мечтать о нем.

Раздался резкий, повелительный гудок автомобиля.

Пэт вскочила, пригладила волосы, провела помадой по губам и нахлобучила на голову пилотку.

— Как только мы будем жить без него! — воскликнула она, обернувшись к Салли. — Но я понимаю, он должен нести свою службу, а я — свою.

— Да, иначе нельзя, — сказал Билл.

Они обнялись еще раз; потом Пэт побежала к машине, и Билл последовал за ней.

Когда Билл подошел к майору Дэккеру, чтобы поблагодарить его за то, что он привез Пэт, американец не поверил своим глазам — так не похож был этот юноша на того угрюмого солдата, которого он оставил здесь два часа назад. Радостно-приподнятое состояние Билла и его непринужденную уверенность в себе майор, разумеется, не преминул приписать уединению Билла с Пэт, но подкупающая простота и обаяние Билла, спокойное достоинство, с каким держался этот юноша в засаленном комбинезоне, вдруг бросились майору в глаза и заставили его невольно усомниться — не померкнут ли теперь его собственные неоценимые качества в глазах сидящей рядом с ним девицы. Однако американец тут же утешился, подумав, что и он занимает не последнее место в ее жизни.

Пэт крепилась и весело болтала с Динни и Салли, пока машина не тронулась с места.

— Плюнь через левое плечо, милый! — крикнула она Биллу.

— Не тревожься, все будет в порядке, — беззаботно ответил Билл. — Я все еще храню талисман Калгурлы.

Машина помчалась в сторону аэродрома, оставляя позади густые клубы пыли. Когда фигура Билла, стоявшего у калитки рядом с Салли и Динни, скрылась из глаз, Пэт бурно разрыдалась.

— Полно, полно, моя радость, — проговорил американец, уверенно ведя машину одной рукой, а другой обнимая Пэт. — Он славный малый, но нельзя же так убиваться.

Глава XXXIII

От Билла приходили коротенькие весточки; он писал, что добрался до Сиднея. Салли догадалась, что его перевели в лагерь где-нибудь в Северном Квинсленде. Потом пришло письмо, в котором Билл описывал девственные леса, тяжелый, влажный туман джунглей, синее море, сверкающее на горизонте, и Салли поняла, Что он, должно быть, попал на Новую Гвинею или на один из близлежащих островов. И это было все. Билл всегда был очень осторожен в письмах.

Салли знала — почему. А что если самолет с почтой собьют или торпедируют почтовое судно? Билл не желал сообщать «сведения, которые могут быть использованы врагом». Ведь то, что Салли нужно знать, он ей написал — он жив и здоров. На его языке это звучало так: «плюю через левое плечо» и «уже отрастил себе брюшко». И хотя Салли не очень-то верила этим бодрым словам и от письма к письму жила в состоянии вечной тревоги, тем не менее она работала так же неутомимо, как прежде, и, помимо своих повседневных дел, помогала, чем могла, в Красном Кресте и в Комитете по оказанию помощи фронту, поражая всех своей выдержкой.

Но перед ее глазами неотступно стояла картина тропического леса, нарисованная Биллом в его письмах. И порой ей чудилось, что душа ее — или как бы это ни называлось, — отрешившись от своей телесной оболочки, скользит среди огромных, оплетенных лианами деревьев, образующих вместе с кустарником непроходимую чащу, так что даже в яркий полдень там царит полумрак.

Эти таинственные, молчаливые джунгли, протянувшиеся на огромные пространства в глубь страны, могли скрывать в своей чаще врага, и если Биллу они внушали своего рода благоговейный трепет, то Салли одна мысль о них повергала в ужас. Порой ей казалось, что она видит перед собой пестрых, сверкающих бабочек, которых описал ей внук в одном из своих писем, видит, как они кружатся в зеленоватых сумерках над стелющимися по земле ползучими растениями. Билл написал ей также о своих встречах с местными жителями. Это красивые люди с медно-красной кожей, с пышной шапкой вьющихся волос, в которые они втыкают веточки тропического жасмина или алые цветы мальвы. Билл рассказывал Салли об их отваге и дружелюбии, о том, с какой осторожностью и заботой переносят они раненых солдат по крутым горным тропам, переправляются с ними через кишащие крокодилами реки, пробираются по зыбким топям болот.

Раз как-то Билл написал, что встретил ребят с приисков и они устроили нечто вроде вечера воспоминаний о родине. А Стив написал Дафне, что видел Билла. Дафна была в восторге, когда от Билла ей тоже пришло письмо, в котором он описывал свою встречу со Стивом, рассказывал, какой у Стива бравый вид и каким авторитетом он пользуется в своей части.

Это письмо Дафна прочла вслух Салли и Динни.

«Я всегда считал, что Стив — парень, каких мало, — писал Билл. — Таким он и показал себя на фронте. Мы с ним много беседовали о тебе, Дафна, и о малыше. Я видел вашу фотографию, которую он носит с собой в бумажнике. Уж и гордится он вами! Говорит, что он — самый везучий человек на земле, раз ты досталась ему в жены. А я бы сказал, что и тебе повезло, моя дорогая: заполучить такого мужа, как Стив! Впрочем, тебе, верно, и самой это известно. Когда кончится эта проклятая война, вы со Стивом чудесно заживете…»

— Да, когда кончится война! — воскликнула Дафна, чувствуя, как в душу ее снова закрадывается леденящий страх. — А до тех пор я должна мучиться с утра до ночи, вечно дрожать при мысли, что Стива ранят или убьют.

— Нельзя так говорить, — резко оборвала ее Салли.

— Я знаю, — сказала Дафна упавшим голосом, стараясь взять себя в руки. — Но японцы уже в тридцати двух милях от Порт-Морсби, и у Милн-Бей шли бои. И Билл и Стив — оба, вероятно, принимали в них участие. Как же я могу не тревожиться!

— Я понимаю, родная, — сказала Салли. — Но старайся чем-нибудь заняться и гони эти мысли прочь. Мы должны твердо верить, что Стив и Билл вернутся домой целыми и невредимыми. Это поможет не только нам, но и им.

Все места себе не находили в эти дни. Батальон австралийского ополчения — шестьсот человек, — который первым пробрался через темные сырые джунгли, а затем переправился через бурные потоки и штурмовал высоту Оуэн-Стенли, был отброшен японцами. Эти австралийские юноши целый месяц удерживали Какоду — небольшое туземное селение у стратегически важного Прохода в горах, — удерживали его против трех тысяч японцев. Во время отчаянных схваток Какода трижды переходила из рук в руки. Но, когда японцы получили подкрепление, австралийский батальон, потерявший половину своего состава, вынужден был покинуть этот рубеж и отступить к Порт-Морсби. Положение создалось отчаянное, и в Австралии все об этом знали. Японцы хлынули лавиной через горный хребет и, спустившись по южному склону, угрожали гарнизону порта, который считался одним из главных опорных пунктов обороны Австралии.

Салли ни на секунду не могла отрешиться от мысли о Новой Гвинее. Каждое утро она набрасывалась на скудные вести, просачивавшиеся в газеты, и потом целый день мучилась тревогой и страхом; всеми силами гнала она их прочь, но они крепко угнездились в ее сознании и каждую минуту грозили взять над ней верх. Все ее мысли были заняты Биллом и войной, бушевавшей где-то там, на северо-востоке, на прекрасных тропических островах далеко за горизонтом, и она никак не ждала, что беда может подкрасться к ней с другой стороны.

Салли считала, что Дэн и его семья живут в покое и благополучии. Не было никаких оснований тревожиться за них. Дэн был уже слишком стар, чтобы идти в действующую армию, к тому же скотоводам не разрешалось покидать свое хозяйство. Они должны были поставлять продукты, как можно больше продуктов. А единственный сын Дэна был еще ребенок, и война не могла его коснуться.