Крылатые семена

— Ребята завладели городом, как я погляжу, — усмехнулся Билл.

— Что ж, ведь это их последний свободный денек, — отозвался Динни. — И последний денек в Австралии… Когда-то еще они снова увидят родину. Вот они и стараются погулять вовсю.

После завтрака Биллу захотелось искупаться. Они отправились в Котсло, и Салли взяла напрокат купальный костюм, чтобы поплескаться в море вместе с внуком. Динни сидел на берегу и с тревогой следил за ними, боясь, как бы миссис Салли не унесло прибоем в открытое море. Зной еще не спал, но уже поднялся легкий ветерок и, вздымая высокие зеленоватые буруны, гнал их прямо на Динни.

Биллу очень хотелось знать, что происходит на приисках. Растянувшись на песке рядом с Салли, он расспрашивал про друзей и близких, и Салли казалось, что все повторяется снова, — так было уже много лет назад, когда Лал перед отправкой на фронт купался в море вместе с Диком и они бросались навстречу прибою, резвились и кувыркались на пляже. И тогда, так же как сейчас, у воды копошилась живая гирлянда ребятишек, и тогда, так же как сейчас, под огромными пестрыми зонтами лежали фигуры в ярких купальных костюмах и то тут, то там привлекали к себе взор стройные загорелые тела юношей и девушек, беспечно нежащихся под ослепительными лучами солнца. А далеко в море, в туманной дымке, заволакивавшей острова, темнели серые корпуса транспортных кораблей, стоявших вместе с конвоем на якоре в ожидании живого груза, который им надлежало бросить в кровавую мясорубку войны.

Салли стало тяжело на сердце от этих воспоминаний; промелькнула мысль, что Лал так и не вернулся к ней… Быть может, это последние часы, что она проводит с Биллом…

Они пообедали в ресторане и, когда Биллу пришло время возвращаться на свой корабль, проводили его в порт. Час отплытия не был известен Биллу. Вероятно, они уйдут на заре. Салли готова была просидеть на берегу всю ночь, лишь бы только проводить взглядом смутно темневшие вдали серые громады, когда они будут скрываться за горизонтом. Она уговорила Динни вернуться в Перт, а ее оставить в Котсло, в отеле, окна которого выходили на морской залив.

Но когда на рассвете она выглянула в окно, море на горизонте было пусто. Транспортные корабли и эсминцы уже покинули рейд.

Глава XXVIII

С этого дня мрачное уныние овладело Салли и не оставляло ее в течение долгих месяцев. Динни уговаривал Салли поехать в Ворринап, навестить Дэна, но она не могла заставить себя сдвинуться с места. Несчастная и одинокая, бродила она по дому и по саду. Она тосковала без Мари и без Билла, которого так жестоко оторвали от нее.

— Зачем понадобилось посылать войска в Европу, когда они позарез нужны здесь, для обороны страны? — ворчала она.

Интерес к войне заметно упал. Зря нас пугали, говорили люди, это «дутая война». И все смутно надеялись, что она скоро придет к концу. Рудники продолжали работать, и жизнь города текла, как обычно: кино и дансинги были переполнены, в ресторанах пили и шумели, затевали драки.

И каждому представлялось, что война, застрявшая где-то там, в снегах и туманах европейской зимы, может оказать не больше влияния на жизнь здесь, в Австралии, чем самые эти снега и туманы. На приисках люди изнемогали от зноя и духоты пылевых ураганов. Но когда открылись военные действия между Россией и Финляндией, вокруг этого разгорелись такие яростные споры, словно теперь война сразу захлестнула всех. Салли и Динни никогда не ссорились, если не считать тех небольших размолвок, которые возникали у них главным образом из-за ее отношений с Фриско; однако теперь они повздорили всерьез.

— Бедная маленькая Финляндия! — возмущенно восклицала Салли в один голос с некоторыми своими соседками.

Ей было даже отчасти приятно, что она в кои-то веки нашла с ними общий язык. Однако Динни с пеной у рта доказывал, что Финляндия — фашизированное государство и Гитлер мог в любой момент использовать ее как плацдарм для нападения на Советский Союз. Советское же правительство предлагало ей большую территорию и очень щедрую компенсацию за те стратегические пункты, которые были необходимы ему для обороны Ленинграда. Но Салли упрямо стояла на своем до тех пор, пока не стало известно, что Англия и Франция посылают в помощь финнам свои войска, самолеты и вооружение.

— Ну, теперь вы видите, что у этих интриганов на уме? — накинулся на нее Динни. — Они хотят перебросить войну на восток. Они все время сидели притаясь, в надежде, что между русскими и немецкими войсками в Польше начнется драка. А теперь довольны, что получили, наконец, возможность подложить русским свинью.

Да, Салли все это понимала. И снова она оказалась на перепутье, снова не знала, что ей думать о войне. Все эти подводные течения, политические козни, мошенничества, интриги, царившие в стане союзников, были слишком сложны для ее понимания; она чувствовала, что совсем запуталась. Она шила или вязала что-нибудь для солдат, но в душе у нее была безнадежность. Всякий раз, когда она принималась за работу, перед взором ее возникали руки Мари — как они быстро и легко порхали над разложенными на столе кусками материи… И как изувечила их потом болезнь! Да, жизнь обошлась сурово с дорогими ей людьми. А сколько честнейших и достойнейших мужчин и женщин погубила, искалечила война! Самоуправство, жажда наживы, двурушничество и массовый террор под флагом патриотизма — все это приводило ее в ужас.

В Джералдтоне произошел чудовищный случай. Ветеран прошлой мировой войны и его жена были приговорены к шести месяцам тюрьмы за то, что хранили у себя «запрещенную литературу». Это были газеты и листовки, выпущенные задолго до того, как издания такого рода попали под запрет. У миссис и мистера Оуэн было двое детей — девятилетний и полуторагодовалый, — но это не помешало местным властям бросить в тюрьму и отца и мать и продержать их там полгода.

Чаще всего подвергались преследованиям коммунисты да еще те лица, у которых находили крамольные листовки вроде: «Не допустим войны против Советской России!» Но были случаи и комические, вроде пресловутой истории с матросом, который, в числе немногих счастливцев, спасся с потопленного немецкой подводной лодкой корабля. Месяца два-три спустя его приговорили к штрафу в 60 фунтов, поскольку он «не явился отбыть месячное тюремное заключение» за то, что хранил у себя брошюру «Будущая война на Тихом океане» и другие ныне запрещенные издания.

Не зная, куда деваться от тоски, Салли уныло и нехотя работала у себя в саду. Но мало-помалу эти бессмысленные старания сохранить жизнь цветам, в то время как на фронте ежедневно убивали людей, стали вызывать в ней глухое раздражение. Не все ли равно, будут эти розы цвести или нет, когда кругом гибнут люди? — спрашивала она себя. Какая радость ей от того, что ее дикие мальвы расцвели пышными букетами лиловато-розовых цветов с прозрачными лепестками или что кусты «райских птичек» так весело пестреют своими желтыми крылышками и киноварными хвостиками? Как может она наслаждаться их красотой, когда смерть и разрушение опустошают целые страны?

Салли перестала ходить на собрания Красного Креста и Комитета по оказанию помощи фронту. Если бы Динни не присматривал за садом, ее цветник пришел бы в полное запустение. Но Динни наряду с различными домашними делами, которыми Салли стала теперь пренебрегать, умудрялся находить время и для цветов.

— Возьмите себя в руки, мэм, — сказал он ей однажды с упреком. — Если нам живется не сладко, это еще не причина, чтобы не поливать цветы. Я знаю, каково вам сейчас, — война да еще эти проклятые репрессии… Но это переменится… Вот увидите. Не долго уж им издеваться над народом.

— Вероятно, вы правы, Динни, — отвечала Салли апатично, не находя в себе сил превозмочь оцепенение. — Думы о Билле, о том, что его жизнь пропадает зря, совсем меня доконали.

Эйли обижалась, что Дик, встречая ее на улице, ограничивается небрежным: «Хэлло, мама!»

Сын ни разу не навестил ее с тех пор как женился. Он щеголял теперь в военной форме и совсем недавно, выступая на одном патриотическом митинге, потребовал, чтобы против красных были приняты самые решительные меры. Они-де распространяют на приисках нелегальную литературу и тем подрывают обороноспособность страны.