Забыть адмирала!

И всё это угодно Богу?

Капеллан понял, что напрочь запутался в казуистике догм, а потому закрыл чернильницу, аккуратно обтёр перо и спрятал его в шкатулку. Решительно отбросив пугающие размышления, Хьюм остановился на выводе, который был сделан им самим уже довольно давно и который уже не раз выручал его в минуты тягостных раздумий.

Всё просто. Коли человеку не хватает душевных сил, то он, капеллан, должен ему их дать. Неважно когда - перед боем, перед смертью или после. Облегчить страдания ближнего, суметь найти и сказать ему единственно нужные слова. Поделиться своими душевными силами. Но чтобы поделиться, необходимо иметь избыток. Где его взять? Просить у Бога. И Бог даст, всегда даст, как давал до сих пор. Ибо просить у Бога не стыдно - если просишь не для себя. А сложности философии можно оставить на потом. На старость, которую Хьюм намеревался провести в родных долинах южного Уэльса. Только и всего.

Капеллан задул пламя подвешенного к подволоку светильника, поднялся на верхнюю палубу и пошёл на корму, подставляя лицо влажной ночной свежести Авачинской губы. У кормовой коффель-планки правого борта он заметил одинокую чёрную фигуру. Кто-то из офицеров стоял к нему спиной и курил трубку, пуская призрачные клубы серого дыма в неверные пляшущие отсветы зажжённого кормового фонаря. Помедлив, капеллан решил приблизиться и, легко кашлянув, обнаружить себя. Но на звук шагов офицер обернулся, и Хьюм узнал Ричарда Барриджа.

- Не спится, сэр кэптен? - словно извиняясь, спросил капеллан.

- Увы, мистер Хьюм, - Барридж грустно улыбнулся. - И надо б выспаться, да сон никак не идёт. Вижу, вам тоже.

- Я знаю, какой вопрос не даёт вам покоя, сэр, - сказал капеллан после недолгой паузы, видя, что кэптен Барридж опустил взгляд вниз и тупо рассматривает носки своих сапог.

- Я знаю, что вы знаете, - подняв глаза, ответил Барридж. - Но известен ли вам ответ, отец Томас?

- Вынужден вас огорчить, мой капитан, - сказал Хьюм, вздохнув, - ибо ответа я не знаю. Знают только они двое - он сам и Всевышний. Но нам они не скажут ни слова.

- Но почему же, мистер Хьюм?

- Что - почему? - спросил капеллан чуть лукаво, ибо хотел тончайшей шуткой хоть немного поднять настроение своему капитану, которого, как кажется, застал в минуту душевной слабости, а на неё имеет право каждый живой человек. - Почему "не скажут"? Или почему застрелился?

- Мистер Хьюм, я отлично понимаю причину вашего, с позволения сказать, юмора. Не нужно, прошу вас. Я в норме, не стоит беспокоить себя понапрасну.

- И, тем не менее, вы изволили задать этот вопрос. Почему... Я, кажется, догадываюсь, что вы имеете в виду, но видит Бог, мой капитан, меня окружают точно такие же вопросы, и поверьте, ответов на них я, как и вы, пока не нахожу. Верно, вам странно слышать подобные слова от духовника, но, к моему горькому сожалению, это так, сэр...

- Тогда почему же вы выглядите столь уверенно, отец Томас? - спросил кэптен Барридж после попытки вдохнуть ароматный дым из потухшей трубки.

Капеллан пожал плечами.

- Сэр, я такой же человек, как и вы, и как любой на этом фрегате. Смею предположить также, что я мало отличаюсь и от тех людей, кого завтра мы будем гвоздить из наших пушек. Кто-то утруждает себя вопросами, кто-то находит возможным легко обходиться и без этого. Мне всё же думается, - капеллан Хьюм вздохнул, - что Господь ставит вопросы только перед тем, кто способен хотя бы пытаться искать ответы.

- Получается - если Богу угодно... - начал было кэптен Барридж.

Хьюм вздрогнул, услышав от другого человека слова, которые будили у него те самые вопросы, терзавшие душу, и которых, казалось, он избежал, выйдя на ночную верхнюю палубу за свежим воздухом. Но виду не подал, ибо точно знал, что сейчас любая его неуверенность может легко передаться капитану фрегата, а этого допустить было никак нельзя. В преддверии завтрашних событий... да и вообще.

- Несомненно, мой капитан, - подтвердил капеллан, и голос его ни капельки не дрогнул. - Всё в руках Его.

- А вот я думаю иначе, - вдруг резко сказал кэптен Барридж. - Я честно скажу вам, я далеко не безбожник, да вы и сами это знаете, но неужели ничто в этом мире не зависит от нас самих? Я не хочу быть куклой на верёвочках - пусть даже в руках Господних. Поймите меня правильно, мистер Хьюм, я британский морской офицер, я не игрушка в чужих руках...

Сказал - и осёкся. "Не игрушка..." А кто же ещё? Если уж наше Адмиралтейство вертит нами, как хочет, то что же можно говорить о Боге? "В чужих руках..." Создатель не может быть чужим. Определённо, нет... А эти там, в Адмиралтействе - они же тоже сотворены Создателем. И русские, жгущие костры на берегу. В итоге получается какая-то чушь, и если круг замыкается, то непонятно где. Барридж устало махнул рукой и тремя постукиваниями о больверк выбил трубку, ладонью смахнул лёгкий пепел за борт.

- Мистер Хьюм, если позволите, я отправлюсь спать. Нужно отдохнуть хотя бы час. Хочу надеяться, что вы не сомневаетесь в нашем завтрашнем успехе. Я обещаю подумать над вашими словами, но - завтра вечером, никак не раньше. Спокойной ночи, мистер Хьюм.

- Спокойной ночи, сэр кэптен. Я останусь на несколько минут, воздам молитву за упокой души мистера Прайса. И да поможет нам Бог.

Капеллан проводил взглядом уходящего Барриджа, а потом повернулся лицом к кормовому свесу, за которым на рострах висел небольшой адмиральский тузик, зачехлённый белоснежной парусиной.

"На все воля Господня", - подумал капеллан Хьюм, глубоко вздохнул и начал тихо шептать слова молитвы. Он говорил на латыни, глядя широко открытыми глазами в тёмно-синюю прохладную тишь, в которой не угадывалось ни ночных берегов, ни спящих сопок, ни даже зеркала чёрной воды.

...Русские канониры палили на удивление метко, хотя многие ядра долетали до фрегата рикошетом от поверхности воды. Кэптен Барридж давно уже привык не пригибаться при их рокоте, и стоял, распрямившись, внимательно наблюдая за действиями своих подчинённых. Его артиллеристы тоже стреляли здорово, и в подзорную трубу Барридж хорошо видел, как ядра терзали русский редут, на котором даже было устроено верхнее перекрытие. Он постоянно вёл счёт выведенным из строя русским пушкам, однако очередное сбитое орудие через некоторое время начинало палить вновь, словно батарея изобиловала запасными стволами.

Кэптен опустил подзорную трубу. И без неё было видно, что справа от батареи в подножии горы был устроен пороховой погреб - его легко было опознать по отсутствию дёрна83. Тёмные фигурки постоянно сновали от батареи к нему и обратно.

- Передайте мистеру Моргану: бить в первую очередь по правому флангу батареи, - сказал Барридж лейтенанту Палмеру.

- Есть, сэр! - Палмер успел сделать всего один шаг, и в этот момент русское ядро надвое порвало брас на грота-рее. Тяжёлый толстый трос с огромным деревянным блоком рухнул на верхнюю палубу, зацепив не успевшего увернуться матроса; бедняга получил страшный удар в грудь, и его отбросило к борту - спиной на торчащие в коффель-планке нагели84. Палмер бросился к нему и увидел, что несчастный без сознания - похоже, повреждён позвоночник. Лейтенант чертыхнулся, велел снести бесчувственное тело вниз, и сам спустился на главный пушечный дек, поскольку среди орудий верхней палубы лейтенанта Моргана не нашёл.

Там почти ничего не было видно из-за едкого густого порохового дыма, плававшего слоями. Попеременный грохот стреляющих пушек перекрывал крики команд и треск дерева, когда очередное русское ядро попадало в борт.

- Один выше! Отметить на клиньях! Беглый огонь! - громко распоряжался лейтенант Морган. Он был абсолютно спокоен и даже не оборачивался, когда борт сотрясало от нового попадания. Выслушав Палмера, старший артиллерист кивнул и сквозь пушечный порт показал пальцем в сторону русской батареи. - А прямо туда и лупим. Неплохо они кладут, ничего не скажешь. У нас два орудия выведены из строя. Хорошо хоть, не стреляют раскалёнными ядрами. Кстати, интересно, почему? - Палмер неопределённо пожал плечами. - Ну и слава Богу! Ладно, уж недолго осталось... Что там наверху?

83

Специально устроенный фальшивый погреб. Настоящий находился рядом, чуть в стороне, и был тщательно замаскирован. Барридж об этом, конечно, не знал.

84

Свободные (ходовые) концы тросов на парусниках крепятся на коффель-планке нагелями - особыми деревянными штифтами с рукоятками.