Алмон

Ближе к обеду Леброн попробовал разбудить Сократа.

– Отстань, – пробормотал толстяк, пряча голову под подушку, – отстань, а то покусаю!

Завязав потуже широкий пояс сиреневого одеяния, напоминавшего просторный длинный халат, Леброн раздвинул шторы и посмотрел в окно, выходящее в сад. Солнечные лучи щедро вызолотили цветущие деревья и богатую зелень кустарников. И так ему захотелось выйти на воздух, согреться в ласковых солнечных объятиях, что Леброн на свой страх и риск снова попытался добудиться Сократа.

– Ну что тебе надо от меня, монстрище? – сердито пробубнил толстяк, пытаясь отвоевать одеяло, которое Леброн упорно стаскивал с него.

– Вставай, просыпайся, – тормошил его юноша, – пойдем в сад погуляем.

– Найди себе девушку и погуляй с ней! И не тронь мою подушку!

– Сократ, ну, пожалуйста, – Леброн присел на край кровати. – Мне нужно на воздух, но я не хочу идти один. Пойдем со мной.

Толстяк сурово взглянул на печальное лицо Леброна, широко зевнул и без особого рвения стал выбираться из кровати. Его всклокоченные волосы торчали во все стороны, рубашка и штаны безнадежно измялись.

– Одевайся! – бросил он и поплелся в ванную комнату.

Леброн помчался в гардеробную, выбрал простой прогулочный костюм, и когда толстяк выполз из ванной, уже поджидал его в полной готовности.

В Деревянной Столовой царило молчание. Ластения смотрела в свою нетронутую тарелку, обдумывая услышанное. Аргон с Олавией ждали ее слова.

– Думаю, не имеет никакого значения, родной он нам по крови или не родной, – наконец произнесла девушка, – но это должно остаться тайной нашей семьи.

– Разумеется, – кивнул Аргон, – если все откроется, невозможно будет предсказать всех последствий.

– А как сам Леброн отнесся к этой новости?

– Ему требуется время, чтобы осознать и примириться.

Сад благоухал летним цветением и щебетал пестрыми птицами. Леброн шагал по тенистой тропинке, следом плелся зевающий Сократ. Мысли юноши витали далеко от Сатурна, перед ним снова и снова возникал образ девушки с золотистыми волосами и глазами редчайшего цвета…

Вспомнился тот день, когда он увидел ее впервые. Аргон взял Леброна на прием к лунным королям, так юноша впервые в жизни оказался на Луне. Как же его поразила красота этого маленького мира! Необычной архитектуры, словно целиком отлитый из серебра дворец правительства Луны, окружали тонкие гибкие деревья. На их голых ветвях покачивались крупные голубые и пепельно-розовые цветы, похожие на удивленно и радостно распахнутые глаза. Столы для гостей расставили прямо в саду на бледно-голубой матово светящейся площадке, огороженной едва заметной серебряной оградкой, исчезающей в темно-синей траве. В кронах деревьев прятались фонарики, огни больших фонарей, приглушенные ажурными плафонами, отбрасывали легкие тени на лица гостей. До начала ужина Леброн вышел побродить по королевскому парку, – после яркого Сатурна, серебристый призрачный лунный мир казался таинственным, заповедным чудом.

Гуляя по тропинкам в зарослях сине-зеленых цветов, он заметил идущую к дворцу пару: высокого статного мужчину с белыми волосами и юную девушку в голубом платье с синеватым отливом. Корону ее золотистых волос украшали нитки прозрачных бусин, казавшиеся каплями росы. Спутник девушки был одет во все черное или темно-синее, Леброн не помнил точно. Тогда юноша решил, что они представители какого-нибудь знатного лунного семейства, но позже, на приеме, узнал, что мужчина в темном – Владыка Марса, а девушка – его дочь Анаис.

Весь вечер пара притягивала Леброна. Зачем-то хотелось понять, седые у Патриция волосы или нет? Если это седина, то почему она такого яркого цвета? Глядя на Анаис, Леброн забывал, что может показаться невежливым. Ее удивительные глаза, мягкие плавные движения, каждый поворот головы гипнотизировали юношу. Леброн никак не мог связать ее с Марсом, девушка чудилась воплощением лунных снов и фантазий…

– Лебрончик, – душераздирающе зевнул Сократ, – давай ты погуляешь, а я пока посплю под кустиком?

Леброн очнулся, возвращаясь под теплое солнце Сатурна. Толстяк плюхнулся в траву под сень тенистого кустарника с гроздьями желтых цветов. Леброн присел рядом.

– Сократ, ты хорошо знаешь Анаис?

– Надеюсь, да.

– Расскажи мне о ней.

– Что именно?

– Всё.

Толстяк посмотрел в лицо, обрамленное жесткими черными кудрями, в янтарных глазах читался такой мучительный вопрос, что Сократу расхотелось спать.

– Хорошо, – он сорвал травинку, растер ее в пальцах и начал рассказывать историю Анаис. Вернее, историю Алмона и Анаис.

Проводив Снекторна, Патриций вернулся в кабинет и долго курил, устремив в окно невидящий взгляд. Затем, тяжело ступая, прошел через сообщающиеся залы во внешний коридор. Поправив светильник на стене, Георг направился к лестничному маршу, ведущему к верхним этажам. Поднимаясь по золотистым ступеням, Георг остановился на одной из площадок и посмотрел на одинокого, замершего изваянием стражника.

– Как тебя зовут?

– Лэгва, – ответила живая декорация.

– Ты любишь вино, Лэгва?

– Да, – кивнул высокий, стройный, молодой стражник. – Конечно.

Георг окинул медленным взором его простую, строгую, но одновременно дворцовую одежду и посмотрел в ясные зеленые глаза на открытом лице.

– Выпьешь со мной вина, Лэгва?

Стражник осмелился взглянуть на Патриция, в надежде уразуметь скрытый смысл предложения. Но, похоже, Владыка действительно звал его простовыпить вина.

– Могу я оставить это здесь? – Лэгва кивнул на подобие изогнутого меча в своей руке.

– Оставь.

Они спустились обратно и прошли к кабинету Георга. Толкнув дверь, Владыка переступил порог, и немедленно вспыхнул приглушенный матовый свет, будто бы льющийся откуда-то из-под мебели.

– Присаживайся, – Георг кивнул на кресло рядом с письменным столом. – Какое вино предпочитаешь?

– Всегда хотел попробовать «Самертон-Самертон», – неуверенно улыбнулся стражник. – Говорят, оно из самого сердца лета?

– Да, – Георг посмотрел в хрустальное окно, – из сердца… лета… Сейчас принесут. Ты располагайся.

Лэгва присел на самый край кресла у хрустально окна и украдкой смахнул со лба капли пота. Вошел слуга с подносом и, расстелив на столе золотистую ткань, расставил бокалы, легкие закуски и бутыли с вином. На чинном боку каждой светилась одна единственная надпись: «Самертон-Самертон». Патриций сам откупорил бутыль, наполнил бокалы и потянул один стражнику. Тот взял и осторожно, словно боясь расплескать, поднес к губам и вдохнул аромат.

– Изумительно, – с восхищением произнес он, – просто удивительно!

– Мне самому именно это, подчас, кажется самым удивительным на свете, – отстраненно улыбнулся Владыка. – Аромат вина… что может быть совершеннее и проще?

Стражник прикоснулся губами к краю бокала.

– Оно прекрасно. Я обязательно расскажу жене о том, что мне довелось его попробовать… в вашем обществе, Владыка. Она, конечно же, мне не поверит.

– У тебя есть жена? А дети?

– Скоро будет, надеемся, – дочь.

– Ты же не всегда стоял на дворцовой лестнице, – Патриций закурил. – У тебя есть другая работа?

– Я историк и археолог, занимаюсь лингвистикой, моя профессия – Системные языки. Я был в группе разработчиков совершенного ключа расшифровки всех Системных языков. Потом на базе этого создали Универсальный Переводчик…

– И теперь ты стоишь на лестнице во Дворце, – закончил Патриций.

– Да, – кивнул Лэгва, – мне повезло.

Рассказ Сократа произвел на Леброна сильное впечатление, такое сильное, что он долго молчал, разглядывая древесные стволы напротив. Толстяк попытался поймать его взгляд, но безуспешно.

– Идем, – Леброн поднялся с травы, – идем скорее.