Алмон

– Даже если тебя опять попросит Терр-Розе? – хмыкнул Палач.

– Даже если меня об этом попросит сам Патриций! – отрезал Дракула с неожиданной злобой.

На Сатурне рассветало. Небо – чудесная гармония оранжевых и фиолетовых оттенков – с каждым мгновением увеличивало палитру цветов. Ни дуновения ветерка, ни шороха, ни шелеста… Все вокруг замерло, ожидая чуда пробуждения природы, в предчувствии феерии ее радости, пробуждения света и жизни. Планета просыпалась, а обитатели королевского дворца, проведя за беседами всю ночь, только отправлялись на покой. Леброн ушел первым. Вскоре и Олавия сказала, что хотела бы отдохнуть. На балконе остались Аргон и Сократ.

– Я опасался, что мы все сделаем неправильно, и вот именно так мы все и сделали, – Аргон смотрел на догорающие свечи.

– Ничего уже не изменить, это произошло бы рано или поздно. Я зайду к нему, ладно?

– Вряд ли он захочет сейчас с кем-нибудь разговаривать.

– Я просто пожелаю доброго сна.

Аргон согласно кивнул.

Первым возвратилось осязание, и под ладонями Патриция проступила прохлада подлокотников кресла. Вернулся слух, и Георг услышал, как звенит кабинетная тишина. Он чувствовал, что не один, что рядом кто-то есть, но зрения пока еще не было, оно вернулось в самый последний момент. У окна стоял Снекторн.

Опустив плечи и повесив голову, Леброн сидел на кровати.

– Спишь? – заглянул в спальню Сократ.

– Сплю, – ответил юноша, не поднимая головы.

– Что-нибудь снится? – Сократ присел рядом.

– Пока нет.

– Я тогда пойду?

– Погоди, – Леброн убрал упавшие на лицо волосы, – побудь со мной.

– Хорошо, – с готовностью закивал толстяк. – Но с условием: ты раздеваешься, укладываешься в постель, накрываешься одеялом до самого носа, и я сижу с тобой столько, сколько ты захочешь. Давай, вставай, я помогу тебе все это снять.

Юноша покорно поднялся. Большинство дворцовой одежды невозможно было одеть и снять без посторонней помощи. Толстяк добросовестно принялся расстегивать многочисленные мелкие застежки-крючки на спине Леброна.

– Помнишь, Сократ, я частенько в детстве не мог заснуть, пока ты не придешь и не расскажешь какую-нибудь историю.

– Как забыть, – хмыкнул он, – только прикончишь культурно пару винных бутылей, только приляжешь сладко всхрапнуть, как тебя расталкивают слуги с тем, что нужно опять идти убаюкивать это маленькое кудрявое безобразие. Да, пришлось с тобой повозиться. В минуты отчаяния начинало казаться, что это я тебя родил, сам, лично, и, похоже, роды все еще продолжаются.

Леброн виновато улыбнулся.

– Готово, – Сократ расстегнул последнюю застежку. – Штаны-то сам снимешь?

– Постараюсь, – рассмеялся юноша, – приложу усилия.

Пока он раздевался, Сократ задернул портьеры, разобрал кровать и взбил многочисленные подушки. Когда Леброн улегся, он накрыл его одеялом и потушил свет, оставив гореть лишь крошечный светильник в изголовье.

– Расскажи, каким образом ты догадался, что я сын именно Патриция?

– Ты опять за своё?

– Очень прошу.

Сократ посмотрел на его затемненное лицо, тяжело вздохнул и уселся на кровать, сунув под спину пару подушек.

– Понимаешь, Леброн, можно изменить внешность, можно вставить другие глаза, но изменить движения, манеру поведения, доставшуюся от твоего настоящего родителя, невозможно. Ты – молодая копия Патриция, ты так похож на него, что даже странно, что только я один, такой умный, догадался.

– Не говори, что я похож на него!

– Не шуми на старших. Буду я об этом говорить или нет – суть дела не изменится.

– А Анаис?

– Что – Анаис?

– Она моя сестра?

– Выходит, так.

– Где она сейчас?

– На Марсе, во Дворце.

– Во Дворце?

– Она там не по своему желанию.

– Ее необходимо привезти на Сатурн. Нет в мире места лучше Сатурна, ей здесь понравится. Она должна узнать, что у нее есть брат, есть вся наша семья. Сократ, а как ты думаешь…

Но Сократ уже крепко спал, уютно утонув в подушках. Леброн укрыл его краем одеяла, погасил ночник, устроился под боком толстяка и вскоре задремал, согретый его знакомым с детства теплом.

Тихонько шелестели брызги восьмиугольного фонтана в центре прохладной травянисто-зеленой залы. Георг сидел в кресле у самой воды, поставив бокал на белый каменный край с зелеными жилками. Хозяин Системы Бич расположился в кресле напротив, его тело терялось в волнах черной одежды, виднелись лишь худые, будто вырезанные из бумаги руки с непомерно длинными пальцами, тонкая шея и продолговатая лысая голова. Его лысый череп, обтянутый пергаментной кожей, вздувался венами и узлами, почти безгубый рот едва различался, заострялись полупрозрачные уши. На белой маске лица зияли огромные черные глаза, казалось, нечто темное и вязкое плещется в прорезях… Георг курил. Слова Патриция медленно, тяжело плыли в сизоватых дымных полосах.

– Что с тобой происходит? – Снекторн пил густую прозрачную жидкость, привезенную с собой.

– Просто слабость после приступа, еще не восстановился.

– Ты так и не выяснил, что это за приступы?

– Какая разница? – Патриций усмехнулся, поднимая на Снекторна взгляд непрозрачно голубых глаз.

Снекторн укоризненно покачал головой.

– Неужели тебе все равно?

– В общем, да.

– Но ведь это не правильно, ты же страдаешь.

– Снекторн, для меня одним страданием больше, одним меньше – существенной роли не играет. – Улыбка Патриция стала живее и ярче. – Я давно перестал прислушиваться ко всем своим мучениям, тем более отслеживать их причины и последствия. Когда ты добровольно не становишься рабом своей боли, она теряет над тобою власть.

– А ты не берешь во внимание, что эти приступы могут быть опасны?

– Ну, допустим, возьму во внимание, а дальше что? Тут-то они меня и раздавят окончательно.

Патриций замолчал, разглядывая перстень на безымянном пальце.

– Может тебе уехать куда-нибудь на время? – не зная, что предложить, сказал Снекторн.

– Куда, например?

– Да хоть бы в Бич, давно ты у меня не бывал.

– И что я там нового увижу?

– Одна звезда вот-вот должна взорваться, со всех ближайших Систем соберутся посмотреть…

На губах Патриция возникла кривая ухмылка.

– Понимаю, тебе это не интересно, – тяжело вздохнул Снекторн. – Но ты только скажи, только намекни, чем я могу тебя увлечь? Заинтересовать? Развлечь? Я все сделаю.

– С чего ты взял, что я вообще нуждаюсь в развлечениях?

– Да потому что тебе скучно! Тебе надо куда-нибудь съездить…

– Куда, Снекторн, куда? – Патриций встал и принялся мерить шагами залу. – Куда я смогу выбраться из своей тюрьмы? – Он ударил себя кулаком в солнечное сплетение. – Из своей личной тюрьмы, которая всегда со мной? И весь остальной мир, Снекторн, это тоже тюрьма, аккуратно разделенная на клетки! Я слишком хорошо знаком с ее архитектурой, чтобы питать иллюзии!

– Твоя беда в том, что ты всемогущ! – Снекторн тоже поднялся и стал ходить вокруг бассейна. – Ты находишься на такой вершине, откуда можно только падать!

– Я далеко не все могу…

– Это ты сам себе придумал, чтобы твое всемогущество окончательно тебя не задушило! Но, вынужден тебя огорчить, это не так! А, между прочим, всемогущество – страшная вещь! Как ты мог допустить, чтобы с тобой случилось такое?

Патриций остановился и посмотрел на Снекторна с озадаченностью во взгляде.

– Тебе не кажется, что ты глупости говоришь? У меня, почему-то сложилось такое впечатление.

– Может быть, – он подставил ладонь каплям фонтана и охладил лоб. – В запальчивости я порою не логичен. Пойми, я беспокоюсь о тебе и хочу хоть как-то, хоть в чем-то быть тебе полезен.

– Ты оставил свои дела, свою Систему и примчался по первому зову, чтобы просто поговорить со мной. И большего не нужно.