Страница 65 из 70
К слову сказать, пакостничеством или местью рыжему обидчику здесь и не пахло. Аннушка давала об этом подписку следователю, будучи допрошенной об обстоятельствах случившихся в тот далекий памятный день в квартире, прослывшей среди жильцов дома дьявольской, перестрелки и пожара.
— Дежурный Горупра РКМ лейтенант Москалев… — послышалось в телефонной трубке, и Аннушка, на удивление толково, изложила ответившему повод своего звонка.
На двери, ведущей в квартиру № 50, висела большая коричневая сургучная печать со слаборазличимыми надписями.
— Ну, кто был прав? — человек в кепочке светился самодовольством, — так никого и не заселили.
— Да, ты, Бегемот, по всегдавошней привычке, просто справился об этом в жилтовариществе, — возразил Азазелло, прищурив бельмастый глаз.
— А, вот и нет, а, вот и нет… — обиженно засопел толстяк с кошачьим лицом.
Не тратя времени на разговоры и на чтение запретительных надписей, Фагот ногтем большого пальца легко сковырнул сургуч. Затем поковырялся в замке острым концом огромной французской булавки, и дверь открылась. Друзья вошли в переднюю — в квартире стоял отчетливый запах гари с едва уловимой примесью сгоревших пороховых газов. А еще пахло свежесваренным кофе.
В гостиной Гелла, единственным одеянием которой был прозрачный кружевной передничек, сметала веником в совок осколки хрустальной люстры, валявшиеся на полу в неимоверном количестве.
В паркете сплошь и рядом зияли начисто выжженные участки, стены и потолок были закопчены, с окон свисали жалкие остатки обгоревших гардин. Большое зеркало трюмо было разбито вдребезги и хищно топорщилось оставшимися по углам и бокам острыми осколками. Зеркало, располагавшееся на старинном камине, было покрыто звездчатыми отверстиями, в которых угадывались следы пуль. Хорошенько присмотревшись, можно было обнаружить во множестве и другие пулевые отверстия, хаотично разбросанные по стенам и потолку, причем особенно много их было в районе крюка, на котором ранее висела люстра.
— Однако, — присвистнул, знавший толк в этих вещах, Азазелло, — должно быть хорошенькая баталия здесь произошла.
Приземистый толстяк горделиво выпятил грудь, показывая, что ему понятно и приятно восхищение старого товарища.
Из кухни на шум открывшейся двери выглянула Маргарита с пачкой цикорного кофе в руке, одетая, а, вернее сказать, раздетая, точно так же, как и Гелла.
Бегемот целомудренно потупил глаза, Фагот же и Азазелло таращились вовсю, ничуть не смущаясь ослепительной наготы двух прекрасных женщин с их точеными фигурками и упругими, свежими телами.
— Кофе? Или, может, чаю, — голос Маргариты звенел в пустой квартире мелодичным колокольчиком.
— С удовольствием и обязательно, — подтвердил Бегемот, казалось, всегда хотевший есть и пить.
— Если мессир позволит, — пробормотал Фагот, осторожно переступая через осколки и хлам своими длинными нескладными ногами по направлению к кабинету. Остальные двинулись за ним.
Маргарита обогнала их, держа поднос с дымящимся в чашечке кофе, обдав при этом друзей ароматом хороших духов и вновь заставив Бегемота отвести глаза в сторону. Ее фигура и сзади была безупречна.
Воланд в своем черном строгом облачении сидел за массивным, красного дерева, письменным столом и разбирал какие-то бумаги. Одни из них он, не читая, бросал в урну, другие — просматривал и складывал в красивую кожаную, с серебряной монограммой «V», папку.
Маргарита поставила поднос на край стола и вышла. Друзья остановились у двери. Воланд был серьезен и мрачен, его вид не сулил троице ничего хорошего.
Фагот кашлянул и шумно переступил с ноги на ногу.
— Судя по срочности сбора, у нас опять вышло что-то не так, — вопросительно-виноватый его тенорок прозвучал в удушливой тиши кабинета приглушенно и зыбко, — но, поверьте, мессир…
— Увы! — голос Воланда отдавал лязгом стального засова, закрывающего камеру, — и, похоже, ваши неудачи стали какой-то навязчивой традицией.
Он не предложил пришедшим даже присесть. Крайне удрученный этим кот, сопел и жевал свои усы. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что в кабинете наличествовал лишь один дубовый стул с резной спинкой, на котором сидел сам Властитель Тьмы, и одно кожаное кресло, покрытое серым матерчатым чехлом, на котором троице было бы расположиться нелегко.
После некоторого гнетущего молчания, далее слово взял Бегемот, слывший у Воланда, и это было действительно так, любимцем.
— Мессир, — с тягучим вздохом начал он, — мы отдали этому делу…
— Знаю! Знаю, — звучный баритон налился рассекающим воздух булатом, — все свои силы, все свое умение… И, что получилось?
— А, что получилось, мессир? — Азазелло умудрился спрятать даже свой громадный клык и являл собой вид самой смиренной овечки, — ведь Он казнен на этот раз по законам этой страны, пусть, возможно и чрезмерно жестоким…
— Он вновь казнен незаконно! И воскреснет волей Небес.
— Но…
— Приговор Ему был вынесен внесудебным органом, который не предусмотрен никакими законами и, тем более, Конституцией данного государства. Следовательно, и предание Его смерти, хотя и в полном соответствии с приговором, является незаконным. Особое совещание не вправе выносить приговоры, поскольку ничего подобного не предусмотрено действующим законодательством. Этот орган создан по воле вождя этой державы, больше — в целях расправы с политическими противниками и устранения неугодных бывших соратников.
— Мессир… — умоляюще произнес Бегемот.
Но сегодня Воланд не хотел даже слышать и своего баловня, скрашивавшего всем жизнь своими остроумными, порой, очень смешными увертками и шутками.
— В случившемся более всего виноват Енурих Иегуда, и он свое получит. Но есть вы — моя опора, мои глаза, мои уши… — в голосе Воланда неожиданно прозвучала несвойственная ему горечь.
И этот, прорвавшийся сквозь леденящую сталь, чисто человеческий оттенок речи, ужаснул стоящих более всего. Загустевший донельзя, воздух полностью сковал их тела, мыслей разом не стало, и обволакивающая тьма уже заклубилась из сверкающих глаз Воланда.
— Мессир! — Маргарита и Гелла стояли на пороге кабинета на коленях.
Воланд некоторое время молчал, переводя свой мрачный нечеловеческий взор с женщин на стоявшую обреченно троицу. Наконец, глаза его потухли, резкие гневные черты лица разгладились.
И напряжение спало. Принимал ли Воланд решение об устранении своих проштрафившихся слуг, либо это было акцией устрашения — так и останется для всех загадкой. При спутниках он проявлял какое-то подобие человеческих качеств, хотя был лишен их начисто.
— У нас будет еще одна попытка в третьем тысячелетии, — прямая резкая складка пролегла между бровями Властителя Тьмы, — но — последняя. Я как раз занимался подбором бумаг и документов для этой операции. Мы отправим Его в небытие с помощью Международного Гаагского трибунала, руками Маргариты, которая сыграет роль прокурора под именем Карла дель Понте. Все детали мы обсудим несколько позже. Решение о том, кто будет старшим в операции, я приму через несколько дней. Возможно, я займусь этим лично. Мне необходимо все хорошо обдумать и взвесить. Права на ошибки мы больше не имеем.
Фагот внезапно насторожился и сделал стойку зверя, прислушивающегося к тревожащим звукам.
— Мессир, — сказал он, — к дому приближается оперативная группа НКВД, посланная для нашего задержания. Ликвидировать опасность?
— Ни в коем случае. Мы уйдем, не создавая излишнего ненужного шума. Мне нужно еще несколько минут для завершения дел. Бегемот, прикроешь нас.
— Да, мессир.
— Только без пальбы и примусов, — строго сказал Воланд.
— Слушаюсь, мессир, — послушно ответил кот, в которого уже преобразился толстяк в кепочке.
Несколько капель машинного масла, капнувшие в механизм замка с помощью масленки, призваны были справиться с запорами бесшумно. Однако пришедшим этого вовсе не понадобилось — дверь открылась сама и на оперативников дохнуло застарелой смрадной гарью.