Страница 40 из 54
Глаза Иаиль наливались кровью.
Через полгода все газеты и телеканалы трубили о неслыханном преступлении. На вручении наград за вклад в киноискусство Сисар был убит бывшей женой прямо на сцене в тот момент, когда получал премию за тот самый фильм о домохозяйках.
— Добрый день, дорогие наши телезрительницы! Именно вы, так как сегодня наша передача посвящена исключительно вам!
Дебора, сидя прямо в высоком кресле, похожем на трон, в белой одежде, отливающей сталью, с гордо поднятой головой, говорила о том, как важно быть свободной, как важно освободиться от гнета, как ценна женщина сама по себе.
— Вы не должны быть рабынями, вы не должны отказываться от себя. Мир изменился! Женщина — это такая же личность, как и мужчина! Они равны, они должны жить в равных условиях, иметь действительно равные права! Ни работодатели, ни государственные служащие, ни судьи не должны обращать внимания на ваш пол. Вы не должны подсовывать своим дочкам кукол! Дайте им книги, дайте им конструкторы, дайте им развивающие компьютерные программы. Не называйте ее девочкой. Называйте ее человеком!
Вы должны освободиться прежде всего от навязанных обществом штампов. Почему вы должны мыть посуду и готовить, а не работать финансовым аналитиком или инженером компьютерных сетей?! Вы свободны в своем выборе. Главное — это понять, что мир изменился, что вы, только вы делаете выбор. Свободный выбор! — Дебора простерла руку над невидимой толпой, призывая к восстанию.
Гром аплодисментов в студии, треск срываемых на миллионах кухонь фартуков, грохот захлопнувшейся за Иаиль двери тюремной камеры, словно мощный внутренний взрыв, заставили вздрогнуть храм Гименея, по стенам которого во всех направлениях поползли угрожающие трещины, словно здание готовилось похоронить всех находящихся внутри.
ЮДИФЬ И ОЛОФЕРН
За совершение умышленного убийства супруга перед судом предстала интересная женщина. Она сидела на скамье подсудимых, гордо подняв голову, расправив плечи, с видом полного презрения к происходящему. Судья — довольно пожилой и, прямо скажем, простоватый мужчина — иногда дергал плечами, пытаясь стряхнуть навязчивое ощущение неловкости перед ней за то, что ему приходится исполнять свою работу.
Строго говоря, преступницу назвать красивой было нельзя. Прямой нос немного длинноват, тяжелые волосы гладко убраны назад, глаза широко расставлены, широкие скулы четко выделяются на бледном лице, рот велик. Да еще губы сами по себе чрезмерно ярки от природы. Тело костлявое и плоское, лишенное какой бы то ни было женской мягкости и округлости, с тяжелым мощным костяком и сухими мышцами. Оно туго обтянуто темно-синей трикотажной кофтой и черной шерстяной юбкой.
Суд отличался тем, что вызвал повышенное внимание со стороны тех, кто знал покойного и его подсудимую вдову. Небольшой зал забит. Знакомые и друзья сами приходили к следователю или прокурору и предлагали дать показания. Свидетельства отличались редким единодушием — покойный был удивительным мужем, прекрасным человеком, спокойным, добрым, отзывчивым, чрезвычайно душевным и любимым всеми.
У следователя сложилось впечатление, что умер местный кот Леопольд. Каждый свидетель чуть ли не долгом считал высказать собственные предположения о мотивах убийства. Изложив свою точку зрения и худо-бедно аргументировав, каждый из местных инспекторов Лестрейдов пытливо заглядывал в глаза следователю, ища подтверждения своим догадкам, но следователь оставался совершенно непроницаемым по одной простой причине — сам не знал, что предположить.
Сама подсудимая показания давать отказалась, в содеянном преступлении не раскаивалась и вообще не желала ни с кем разговаривать.
В общем, причина, по которой благополучная женщина, мать двоих взрослых детей, уважаемая на работе и в обществе, всю жизнь прожившая с мужем без единого скандала, вдруг среди ночи встала, взяла топор и с размаху отрубила мужу голову прямо на супружеском ложе, — оставалась тайной, без проблеска надежды на ее разгадку.
Судебная экспертиза признала Юдифь — так зовут убийцу — вменяемой и более того отметила ее высокий интеллектуальный и моральный уровень. Судмедэксперт даже выдвинул предположение, что это не она убила мужа, а кто-то другой, кого она тщательно покрывает.
Данное предположение было отклонено по целому ряду объективных причин, но вызывало большой резонанс у городских сплетников. Как минимум двадцать человек, серьезных, уважаемых, исключительно занятых и деловых людей, проводили часы за телефоном, записными книжками и сопоставлением различных обрывочных воспоминаний, дабы вычислить возможного любовника Юдифь, но, к сожалению, репутация сорокапятилетней женщины была кристально чиста. Никто не мог вспомнить ни одного подозрительного взгляда, слова, жеста… Словом, любовника, если таковой вообще был когда-либо, найти было абсолютно невозможно.
Вина Юдифь доказана, она сама подписала признание, улик предостаточно, свидетельских показаний тоже. Однако суд продолжался. С бесконечным заслушиванием друзей, знакомых и родственников, экспертов, речами прокурора и адвоката, судейским резюмированием. И все это с одной-единственной целью — узнать почему! Ну почему она его убила?!
Суд заслушал всю историю их брака, от знакомства до того самого дня. Брак претендовал на идеальность. С начала и до самого своего трагического конца.
Юдифь и Олоферн познакомились в институте. Встречались до третьего курса, на четвертом поженились, сразу после выпуска у них родился первый ребенок. Олоферн работал, быстро продвигался по службе, Юдифь родила второго ребенка и через три года также вышла на работу. Семья была обеспеченной, ни в чем не нуждалась, дети росли здоровыми.
Особенно яростно выступали против обвиняемой свидетели-женщины. Одной из первых была вызвана соседка вдовы.
— Я никогда ее не понимала. Она могла ходить целями днями хмурая, чем-то озабоченная, могла огрызнуться на мужа, хотя человек он был исключительный! Исключительный! Всегда такой отзывчивый, внимательный, никогда слова грубого не скажет, каждый праздник с цветами, с подарками домой приходил. Пьяным его никогда не видела!
— Бывали ли между супругами ссоры? Может быть, вы слышали что-то или видели?
— Никогда! Он всегда советовался, помню, как они покупали мебель. Она настаивала на гарнитуре… Вы, конечно, извините, но я бы и в общественный туалет такой не поставила. Он пытался ее убедить, но она все равно настояла на своем. Он всегда ей уступал, никогда не спорил до скандала. Прекрасный был человек, прекрасный… так жаль… Ни за что.
И добрая женщина расплакалась.
В качестве следующего свидетеля была приглашена мать Юдифь. Она красилась хной в огненно-рыжий цвет и подводила тонкие старческие губы яркой помадой. Волосы были тщательно уложены в прическу, спадая на морщинистый лоб колечками, — несмотря на свои шестьдесят пять лет, мать Юдифь была в отличной форме. Одета в безукоризненно отглаженный клетчатый костюм с юбкой до колена и бархатные туфли на каблуках с большими металлическими пряжками.
— Расскажите нам, пожалуйста, в каких, на ваш взгляд, отношениях находилась ваша дочь со своим мужем. Как мать, вы, конечно, знаете ее лучше. Может быть, она вам на что-то жаловалась или была чем-то возмущена, узнала о своем муже что-то неприятное?
— Мы никогда не обсуждали эти темы.
Прокурор осекся, несколько минут собирался с мыслями и наконец продолжил:
— Ну, может быть, вы сами что-нибудь замечали?
— Я не имею привычки лезть в чужие дела.
— Но это ведь ваша дочь! Мать всегда чувствует, если что-то не так… — предположил нерешительно государственный обвинитель.
— На мой взгляд, все было «так», как вы выражаетесь. Я не знаю, почему моя дочь решила вдруг убить своего мужа. Как зять он был наилучшим из всех знакомых мне мужчин его возраста. Мне жаль его. Где-то, может быть, есть и моя вина…
Почему-то принято считать, что с возрастом женщины мудреют. Чушь полная! Если женщина была глупа в молодости, то к старости она поглупеет еще больше, хотя бы в силу объективных физиологических причин — старение клеток, ухудшение кислородного обмена и так далее! Однако матери Юдифь такая точка зрения бы не понравилась, поэтому она корчила глубокомысленные рожи с нескрываемым упоением.