Страница 15 из 43
– Там знают, что это ты.
– Где – там? Ты что, рехнулась?
– Там, – сказала Анжелка, быстро запихивая Тимошу в ящик с игрушками. Даже девчонки из бухгалтерии говорили, что на них наехали Лихоборы.
– Это кто такое сморозил, Анжелка? – с нехорошим спокойствием спросила Вера Степановна. – С кем ты говорила из бухгалтерии?
На Анжелку вдруг повеяло ледяным холодком: каждое сказанное и несказанное слово падало на весы, а по следам слов, в глубине тяжелых бессонных маминых зрачков скакали черные всадники смерти и белые всадники жизни.
– С кем – ты – говорила? – Мамин голос гремел под черепной коробкой безжалостными раскатами.
Анжелка отрицательно помотала головой. Слезы вытекали из глаз, заслоняя ее от мамы.
– Успокойся, детка, – сказала Вера Степановна с интонациями опытного хирурга, – успокойся и выслушай меня внимательно. Я что, в чем-то тебя обвиняю? Мы что – враги, соперницы? Для кого я мудохаюсь, для кого тяну жилы из себя и своры народа? Только ради тебя и себя, ради нас с тобой. Нас двое ты да я – а больше никого на всем этом подлом свете. Может, я была тебе плохой матерью, мало с тобой цацкалась, за ручку не держала – зато теперь у тебя есть все, доверху, с пенкой. А то б сидели сейчас на пару в этой вот конуре, грызли сухари и презирали друг друга за убогую жизнь. Такая была бы затяжная любовь. Душевная. А сейчас на нас работают сотни людей, миллионы долларов. И не потому, что я такая умная, а потому, что так обломилось. На моем месте хотят быть тысячи, миллионы людей – и кто-нибудь да окажется, если сумеет меня спихнуть. Ты этого хочешь? Нет? Тогда объясни мне, кто распускает свой поганый язык, откуда идет эта сплетня – потому что, клянусь могилой матери, я не имею к этому взрыву никакого отношения. Ты слышишь?
Анжелка кивнула.
– Дымшиц? – спросила Вера Степановна.
Анжелка всхлипнула и тоненьким своим голоском призналась:
– Я ничего тебе не скажу, мама. Давай считать, что я ничего не говорила, а ты ничем не клялась.
– Что он тебе наговорил? – полюбопытствовала Вера Степановна с некоторым даже сочувствием.
– Я не общаюсь с Дымшицем, – раздраженно ответила Анжелка. – У меня достаточно друзей, не надо делать из меня дуру. Но с ним ничего не должно случиться, мама. Ни-че-го. Это и в моих, и в твоих интересах, ты же умная женщина, мама!
– Может, и умная, но ничего не понимаю, – призналась Вера Степановна. Может, все-таки объяснишься? При чем здесь я?
– Я тебе все сказала, – Анжелка вскочила, чувствуя удивительную легкость в теле, и, как на крыльях, выскочила из кухни собирать вещи. С непривычки от этой легкости ее слегка заносило, пока она набивала сумку, а впрочем, вещичек было немного, в основном шмотки и разного рода заначки – в пять минут она собралась и с дорожной сумкой вышла в прихожую, а мать сидела на кухне чугунным изваянием и смотрела в окно.
– Квартира твоя готова, так что я тебе ничего не должна, – сказала Анжелка ей в спину. – А ты Владимиру Николаевичу должна зарплату и премиальные. Не обижай его – он тебе еще пригодится.
– Я пока что тебя с работы не отпускала, – не оборачиваясь, ответила мама. – Сдадите послезавтра квартиру – будут вам и зарплаты, и премиальные. И чтоб энциклопедия была, и расписка от старушки – все как положено.
Анжелка подумала, потом запихнула в баул свою холщовую сумку.
– До свидания, мама, – сказала она.
– Пиздуй-пиздуй, – откликнулось изваяние.
С этим напутствием Анжелка и выскочила в июньскую ночь, под ласковый дождик, замывающий все дорожки в прошлое.
6
А у Дымшица было так: вернувшись с Каннского фестиваля, он узнал от партнеров, что на «Росвидео» попытался наехать некий авторитет Кондрат, он же для окормляемой братии Сергей Лексеич. Наезд был обставлен настолько фарсово и нелепо, что скорее позабавил, нежели обеспокоил компаньонов Тимофея Михайловича. По их оживленным ироническим пересказам – приехал с двумя быками на «лендровере» мужичонка, одетый на скорую руку в лучших салонах коньковской ярмарки – худой, но с брюшком, серый и неприметный, как вошь, – приплелся в директорат и начал вешать компаньонам лапшу на уши про черный передел, надежную крышу и себя, любимого, какой он, Кондрат, выдающийся и какой он крутой Кондрат, как выгодно с ним дружить в мире, где все подверстано под одну крышу, и с ходу в продолжение темы предложил поделиться с братвой четвертью акций. На деликатный вопрос компаньонов, какую братву имеет в виду Сергей Лексеич, последний недвусмысленно дал понять, что имеет в виду братву долгопрудненскую; ему объяснили, опять-таки в очень корректной форме, что он определенно ошибся адресом, после чего попытались сплавить на шефа безопасности для прояснения деталей и профессионального согласования позиций, но тут Кондрат поскучнел, огорчился, что ли, на душевную черствость и пошел восвояси, пообещав заглянуть как-нибудь в другой раз через недельку. Вы тут подумайте, посовещайтесь, сказал он напоследок. Компаньонов чуть кондратий не хватил со смеху, но ничего, сдержались, пообещав вникнуть.
Служба безопасности, вникнув, представила по данному инциденту следующее заключение. Кондрат (в миру Сергей Алексеевич Кондратенко) реален, но обретается у черта на куличках, на благодатных северных почвах лианозовского рынка и тамошней нехилой промзоны; активность долгопрудненских в центре сводится к посещению заведений типа Night Flight и не является деловой; скорее всего, имела место чистой воды импровизация – возможно, по наводке кого-то из рядовых сотрудников «Росвидео» – последняя версия взята в разработку, но скорых результатов не обещает.
– Тут что-то не так, – сказал Тимофей Михайлович, обращаясь в присутствии компаньонов к шефу безопасности. – На таком уровне и в такой манере требуют «кэш», а не акции. Чует мое среднее ухо, что никакая это не импровизация, а что-то типа блатной прелюдии к серьезному разговору. Попробуйте прокачать вашего батьку через Бюро, пусть они еще поработают по этому эпизоду. Тут что-то не так.
Он сразу смекнул, откуда ветер, но не мог поделиться соображениями ни с партнерами, ни с охраной. Следовало для начала провериться, а кроме того, очень не хотелось подставляться в качестве источника бед. Тем не менее Дымшиц мобилизовал охрану и попытался сбить ироническую спесь с компаньонов. Те не разделяли его озабоченности, полагая, что Тимофей роет копытами после оттяжки на Лазурном-то бережку, хотя вообще-то безопасность была коньком компаньонов, предметом их почти мальчишеской гордости. Наработав в прошлой жизни изрядные связи в потустороннем мире, они и службу безопасности укомплектовали выходцами с того еще света, никогда не упуская случая прихвастнуть, что половина личного состава «секьюрити» штурмовала президентский дворец в Кабуле, а другая половина этот захват готовила. Фактически их служба была структурным подразделением известнейшего охранного бюро, работавшего в тесном контакте с силовыми и постгэбэшными ведомствами. Никакой другой крыши у «Росвидео» никогда не было – если и возникали инциденты, подобные нынешнему, они оперативно, бесшумно и неведомо как гасились через бюро (слово это писалось с маленькой буквы, а произносилось с большой, с придыханиями и модуляциями, возбуждавшими у сотрудников приятные ностальгические реминесценции). Полагали, очевидно, что эпизод с Кондратом из той же серии. Дымшиц имел основания думать, что это не так: если Кондрат объявился с подачи Верки-усатой, дело пахло керосином и серьезными, очень серьезными напрягами. Ее уровень был сильно повыше. (Он имел представление не только о разветвленных многолетних связях Веры Степановны с ГУВД и городскими властями, не только о концентрированной финансовой мощи ее торгового дома, фонда и банка, но и о тех огромных, несоизмеримых даже с ее масштабами суммах, которые прокачивались через Арефьеву в оба конца, то есть в общак и в Европу.) Стоило ей только пожаловаться, что ей жмет какой-то там Дымшиц… Даже если она не хотела его закопать, а рассчитывала всего лишь чувствительно прищемить за яйца дура-баба не понимала, что контролировать дальнейший ход событий не сможет, потому что решение ее проблем брали на себя совсем другие по психологии и по отношению к Дымшицу люди, очень серьезные люди, не чета Кондрату. А кроме того, по ходу подобных дел сама собой кристаллизуется своя собственная, неизбежная и невеселая логика. Так что было о чем задуматься Тимофею Михайловичу – тем более что предчувствия его имели свойство сбываться.