Милорд и Сэр

Серега с самым серьезным видом покивал головой, дескать, ага, а как же. Хотя назвать его более чем прямые обвинения в адрес досточтимой и Священной просто намеками – это, знаете ли…

– И если глянуть с этой точки зрения, сэр Сериога, – с воодушевлением все громче и громче продолжала леди Клотильда, – то, несомненно, следует мне послушаться оборотня вашего… то бишь нашего. Нашего друга и это, гм… советчика. И, к моему сожалению и глубочайшему раскаянию, не послушать на этот раз его благость пречлена. Увы мне! Вам, друг мой, в одиночку придется сразиться с тем мерзостным и неведомым злом. Надеюсь я лишь на силу проклятия мага Мак'Дональда: твари – это не люди, особой беды вам от них не должно быть…

– Стало быть, не всегда слова пречлена несут эту самую… благодать божественную? – с самым невозмутимым видом подковырнул ее Серега.

– Всегда! – жарко возразила набожная леди. И сделала перед лицом круговое движение ладонью – истово так, прямо как крест православный положила. – И везде-везде! Но… Как говаривал мой предок Перси – пока правая рука круговращенье в честь Бога совершает, левая вечно соседскую девку за зад ущипнуть норовит! Сие высказывание и к пречленам вполне относимо быть может…

Серега хмыкнул, одним прыжком соскочил с роскошной кровати. Ополоснул опухшую от дневного сна физиономию водичкой из невесть откуда взявшегося кувшина, то ли позолоченного, то ли и впрямь золотого. Набрал в рот воды, с сожалением и тоской (едва ли не впервые за свою недолгую жизнь) вспомнив о такой роскоши, как зубная щетка и паста. Наверняка изо рта у него сейчас разит так, что одним дыхом убить можно…

– Готов! – объявил он терпеливо ждущей в проеме распахнутых дверей баронессе Дю Персиваль. И почти тут же кинулся вдогонку за стремительно помчавшейся от него по коридору Клоти.

Оборотень ожидал в большой зале, той самой, где накануне барон Квезак праздновал свадьбу. Он пребывал в этот момент в своем человеческом обличье, и обличье это, расслабленно-сыто развалясь, сидело в кресле. Одном из тех трех, что стояли на возвышении, и причем не где-нибудь, а точнехонько в центре хозяйского стола. И в самом крупном из всех трех. И к тому же щедрее прочих декорированном позолоченными финтифлюшками. Господ баронских гостей (а также и его, Сереги, будущих вассалов – будущих, это если он переживет эту ночь) – нигде не было видно. Лишь в углу у камина сидели трое и азартно резались в кости. Судя по заковыристой брани и крайне образным глагольным формам, летящим из угла, то были самые что ни на есть чистопородные рыцари. Но относятся ли они к гарнизону замка или же к числу приезжих вассалов, Серега не знал и знать не мог.

Вдвоем с Клоти они торопливо уселись в кресла, стоявшие по бокам того самого, главного – явно хозяйского-энд-баронского, в котором сейчас так вальяжно нежился оборотень. Слуги поспешно заменили пустые тарелки и кувшины на полные. (Оборотень явно время зря не терял.) И мгновенно улетучились, бросив напоследок на троицу за столом испуганные взгляды.

– Кстати, а где все наши гости? – в коротком перерывчике между двумя кусками поинтересовался Серега. – Разъехались по домам?

– Все здесь, – полузадушенно по причине набитого рта прохрипела Клоти, – по комнатам разбрелись и это… ждут окончания сегодняшних событий. Победит его сиятельство герцог – скажут, что остались, дабы верноподданнейше принести присягу новому сюзерену. Буде победят мерзкие бароновы приятели – остались для выражения горячего желания поучаствовать в справедливой казни некоего самозванца со товарищи, кои обманом их опоили сонным зельем и затем потребовали от них присяги, но они, честные и благородные, само собой, мужественно отказались…

– Красиво описываете! – Серега чуть было не подавился куском, который уже почти проглотил на момент всего этого… живописания. – И слова ваши, баронесса, ободряют просто до жути. Как и ваши трехдюймовые глазки…

– Ага. – довольная баронесса мотнула головой, почти в точности повторив одно из движений своего вороного коня. То самое, которым он отгонял мух, – моим братьям тоже ужасно ндравится перекинуться со мной словечком перед каким-нибудь особо опасным сражением рыцарским. Мол, с тобой, Клоти, как побеседуешь, так сразу и начинаешь понимать всю тщету и зыбкость жизни человецкой. И думы сразу только об одном – чтоб противника трах мечом – и сразу на две половины!

Оборотень, похоже налопавшийся и наболтавшийся досыта еще до их появления в зале, ни в беседе, ни в трапезе вновь прибывших двух благородных персон участия не принимал. А между тем в высоких узких окнах залы, куда Серега с внутренней дрожью то и дело кидал страдальческие взгляды, догорал фиолетово-алый закат. И наступала черно-фиолетовая ночь, жалко украшенная мелкими и тусклыми местными звездочками…

Перед толстенной дверью местной камеры пыток Клоти еще раз придирчиво осмотрела все его боевое снаряжение. Лично прошлась рукой по всем пряжкам и завязкам одежды.

– Сие вельми важно, – деловито пояснила в ответ на радостно-вопрошающий взгляд Сереги (бог ты мой, предмет его тайных воздыханий – и ладошки приложила на, гм… не в обществе будь сказано, завязки его штанов!), – в бою плохо завязанные штаны вечно с ног спадывать начинают, а сие может и движения сковать, и на скорости ответного удара сказаться…

Затем Клоти смачно плюнула на пол, попав точно между носков сапог Сереги. Молча сложила из кулаков две здоровенные дули и ткнула ими в пространство над Серегиными плечами. Вновь повторила все это, но теперь уже с оборотнем. Ритуал на удачу, как понял Серега.

Ох и вправду – удачи бы… Дверь захлопнулась за его спиной, по которой тут же ощутимо сквозануло дрожью и гусячьими пупырышками. И вот он без Клоти… А так хорошо, когда она рядом. Подстрахует, сопли утрет. Теперь вся надежда была только на зажатый в дрожащей руке эльфийский меч. Да на нож за голенищем сапога. Да еще на оборотня. Тот уже обернулся в лиса и теперь крайне деятельно пролазил у Сереги между ног. Чтобы Серега явился на бой с тварями непременно в виде всадника. На лисе. Как Чапай на белом коне…

Барон все так же нудно выл и стонал в углу на своем личном “троне раздумий” (теперь уже личном в самом широком смысле этого слова… и вообще во всех смыслах). Но в данный момент на Серегу это вытье не производило никакого впечатления. Не вызвало душевных переживаний. Увы. Здорово же он тут опаскудился, прямо-таки всеми фибрами души впитав непреходящей ценности сентенцию – своя рубашка ближе к телу.

Жить, что самое ужасное, хотелось все сильнее и сильнее. Мухтар на плече взвыл и резко засандалил все свои когти в шею. Оборотень в лисьей личине, на спине которого гордо, аки орел на перевернутом корыте, восседал в этот момент Серега, рывком двинулся вперед. Крепкие кости лисьего хребта чувствительно вдарили по мягкому месту. Но было уже не до того.

За глухо шелестнувшим кожаным занавесом царила непроглядная тьма. Серега, наполовину занятый борьбой со своими страхами, наполовину – проблемой длинных ног, которые так и норовили заскрести по полу – низковата была спина у лиса, не сразу и заметил, что запах в коридоре, идущем к зловещей комнате, переменился. Запашок затхлой плесени, который он помнил по первому посещению этой каменной кишки, исчез. Вместо этого воздух тошнотворно вонял кровью. Только что разлитой, только что покинувшей живое тело. Воображение услужливо рисовало густые брызги на стенах, широкие теплые красные лужи, наплывающие на стыках стен и пола… На деле ничего этого не было. Не было вообще ничего – только непроглядно черный мрак вокруг. И когти Мухтара в шее. А пахнет – ну так и пусть себе пахнет, мы теперь уже не прежние баре, нас от этого не стошнит, мы и похуже запахи обоняли, бывало. Одно только здешнее благородное общество так пахнет, так, простите за моветон, воняет…

Каменная кишка казалась чуть ли не бесконечной. Странно, но днем проход был вроде как покороче… Тишину нарушали лишь звуки их дыхания – учащенного и хрипловатого у Сереги и мерного, почти неслышного у лиса. Время от времени раздавались скребки лисьих когтей по камню пола.