Мы встретимся вновь

Никто не ушел, и пьеса продолжалась, и только через сорок пять минут появился тот же человек и объявил, что опасность миновала.

После этого мы пошли в ресторан, где посетители веселились так же решительно, как и в театре. Нас почтительно — видимо благодаря форме Ричарда — провели к свободному столику.

Мы говорили о войне, о надеждах на близкую победу, о моих родителях и о его матери и Мэри Грейс.

Он сказал, что очень благодарен за то, что я сделала для его сестры. Она очень изменилась с тех пор, как нарисовала миниатюры для меня.

Ричард поинтересовался, по-прежнему ли мы храним их.

— Да. Они действительно хороши.

— Думаю, что Мэри настоящий художник, и никто не понимал этого, пока ты не сказала. И она изменилась, в ней появилась уверенность, которой девочке так не хватало прежде. Ты многое сделала для нее, и теперь она с удовольствием работает в том министерстве. Нам повезло, что Эдвард познакомил нас.

— Я волнуюсь за Гретхен.

— Бедняжка, боюсь, что она все время думает о своих родителях. Но это ведь естественно.

— Что с ними стало?

— Не хочу думать об этом. Мысль о том, что происходит с евреями в Германии, просто убивает меня. Уже одно это могло бы стать причиной для войны с ними. — Мы должны победить. — Победим, но какой ценой! Мне нравился Ричард. Он стал совсем другим, не таким, каким был до войны. Пропала куда-то его тогдашняя самоуверенность, он стал… не хотелось бы применять к нему слово «ранимый», но сейчас оно невольно пришло на ум. Казалось, он хочет что-то рассказать мне, что-то важное, что волновало его… Кажется, он хотел попросить помощи. Но этого не могло быть. Ричард был слишком уверен в себе. Когда мы расставались, он сказал: — На этой неделе мне удастся освободиться, а ты уезжаешь в Кэддингтон. — Ну, это не так далеко.

— И ты приедешь снова? В нашем доме места хватает, и Мэри Грейс будет рада увидеть тебя. Или ты собираешься вернуться в Корнуолл?

— Еще не решила. Моя мать не хочет, чтобы я уезжала. Она думает, что мне лучше с ними. Но в Корнуолле у меня работа…

— Ты могла бы найти работу и здесь.

— Полагаю, что да.

— Подумай об этом, Корнуолл слишком далеко, и нелегко ездить туда-сюда во время войны. И… спасибо тебе за сегодняшний вечер. Он был очень приятным для меня.

— Для меня тоже.

— Мы должны повторить это как-нибудь.

— Да, возможно.

— Обещаешь?

— Конечно.

Он легко поцеловал меня в щеку, и я вошла в дом. Дорабелла уже ждала меня.

— Ну?

— Что «ну»?

— Как прошел вечер?

— Пьеса не запомнилась. Во время спектакля была воздушная тревога. Затем мы сидели в ресторане.

— А Ричард… как он?

— Очень милый.

— И?

— А что, разве недостаточно?

— В таких обстоятельствах…

— Каких обстоятельствах?

— Он очень привлекательный.

— О, доброй ночи, Дорабелла!

— И больше тебе нечего рассказать?

— Нечего.

— Ты разочаровываешь меня.

— Были случаи, когда я испытывала то же самое по отношению к тебе.

Шутница, подумала я. А чего она ожидала? Они с мамой здесь походили друг на друга. Обе надеялись, что я перестану горевать о Джоуэне и постепенно забуду его. Милые, родные мои, в общем-то, они ведь желали мне только добра.

ЖУТКАЯ ТАЙНА

Когда мы виделись с Мэри Грейс, она много рассказывала о своей работе в министерстве и о людях, которые работали там, и думала, что мне будет интересно познакомиться с ее подругами.

— В нашей работе нет ничего секретного. Это министерство труда, и в основном мы занимаемся тем, что раскладываем в алфавитном порядке входящие бумаги и ищем работу для людей, который у нас зарегистрировались. Те, кто работает со мной, так же неопытны, как и я. Некоторые до этого никогда не работали, но мы делаем то, что можем.

Я заметила, что она скромничает.

— Нет-нет. Ты убедишься, когда встретишься с моими подругами по работе. Мы сидим за общим столом, сортируя бумаги, делая отметки, а за нами наблюдает начальник. Настоящий служака.

Я поняла, о чем она рассказывала, когда познакомилась с девушками. Они часто обедали или в одном из кафе «Лайонс», или в чайной АВС. Включая Мэри Грейс их было четверо. Мэри работала на полставки, поскольку ей надо было ухаживать за матерью. Остальные — полный день, с девяти до пяти.

Министерство находилось в Актоне, недалеко от центра города, и я должна была встретиться с ними в кафе в двенадцать тридцать.

Как только я вошла туда, навстречу мне поднялась Мэри и усадила рядом с собой. Все с интересом посмотрели на меня. — Миссис Мэриан Оуэн, миссис Пегги Данн и мисс Флоретт Филдс, — чинно представила Мэри Грейс своих сотрудниц. — А это мисс Виолетта Денвер.

— О, класс! — воскликнула мисс Филдс. — Мне нравится это имя. Я была Флорой, но стала Флоретт. Понимаете, профессия заставила. — Флоретт, — сказала я. — Просто очаровательно.

Она улыбнулась белоснежной улыбкой. В ней было что-то простое, располагающее. — Мы заказали «домашний пирог», — сообщила Мэри Грейс. — Не знаю, из чего они его стряпают, но это по крайней мере съедобно. Женщины засмеялись, и смех их был легкий, как у тех военных в театре. — Значит, вы некоторое время пробудете в Лондоне? — спросила Мэриан. — Да. Я возвращаюсь к родителям в конце недели.

— Счастливая, — сказала Флоретт. Первая неловкость прошла, и разговор потек плавно. В основном говорили о министерстве, слышались имена миссис Кримп, которую называли еще и «кудрявой», мистера Бантера, которого звали «Билли».

Они много смеялись. Флоретт и Пегги Данн откровенно рассказывали о себе, но Мэриан Оуэн была более скрытной. Мэри Грейс прекрасно умела разговорить окружающих, и ей очень хотелось, чтобы ее подруги рассказали о себе побольше. Так что за чашкой кофе я узнала многое из прошлого Пегги и Флоретт.

Они очень не походили друг на друга, но обе любили посмеяться над собой. У Флоретт были свои мечты, о которых я и узнала через пятнадцать минут нашего знакомства. Она собиралась стать «звездой». Пегги смотрела на подругу с восхищением.

— Флоретт однажды выиграла конкурс, — сообщила мне Пегги. — Стала первой. Правда ведь, Флоретт?

Та широко улыбнулась.

— Расскажи Виолетте об этом, — попросила Пегги.

К тому времени мы уже просто звали друг друга по имени и перешли на «ты».

— Ладно. В общем, был конкурс. На здании Мюзик-холла висели плакаты: «Попытай свое счастье. Это начало вашего пути к славе» и так далее. Все говорили: «Давай, Флор, ты можешь замечательно спеть».

— У нее хороший голос, — заметила Пегги.

— Ну, не так уж плох, — заскромничала Флоретт. — Видели бы вы меня. Целые недели я практиковалась в пении.

— И она победила! — воскликнула, не вытерпев, Пегги.

— Ладно, я победила, но как дрожали мои коленки! Я походила на жидкий пудинг. Открою рот — и вдруг раздастся писк. Да я бы со стыда сгорела! Вот так я вышла. «Голубые небеса над белыми скалами Дувра». С этим всегда можно выступать. Притом эта старая песня. «Как кончился бал…» Мама всегда пела мне ее. Ну, попала в первую шестерку… и затем мы снова пели.

— И она стала первой, — опять вмешалась Пегги.

— Получила пять фунтов. Мне повезло. Это было лишь начало. Думаю, что я пошла бы дальше, если бы не эта проклятая война. Что можно сделать в такое время, как наше? И все же я сделала первый шаг. Они дали мне удостоверение, где указывается, что я завоевала первое место.

— Это, должно быть, прекрасно, — сказала я.

— Подожди. Ты еще увидишь меня при свете прожекторов. Мама рассказывала о Марии Ллойд. Так вот, я буду такой же. Как только закончится война.

Я внимательно прислушивалась к разговору. Пегги разволновалась, как и сама Флоретт, и Мэри Грейс посматривала на меня, пытаясь узнать, рада ли была я, что познакомилась с ее подругами.

Слабая улыбка блуждала по лицу Мэриан Оуэн. Она порою ловила мой взгляд, как бы говоря: «Мы должны быть снисходительными к ним. Они не такие, как мы. У них нет нашего образования». По крайней мере, мне так казалось. — Затем я сменила имя на Флоретт. Конечно, Флора красивое имя, но оно не совсем под ходит для шоу-бизнеса.