Цой: черный квадрат

«FUZZ»: Момент, когда ГИПЕРБОЛОИД сменился КИНО, и Цой с Рыбиным разошлись…

Игорь: А в тот момент мы уже не общались плотно. У них началась своя история. Появился Каспарян. Мы продолжали общаться в общих компаниях. Ситуация «быть вместе все время» перестала быть нужной. Поскольку мы были членами ленинградского Рок-клуба, то посещали одни и те же концерты, тусовались в одних и тех же местах, но уже не было такого, чтобы мы приходили друг к другу в гости. И я со Свиньей уже не общался. Раньше был период становления всех, совместно, а потом все занялись своими делами. Моя жизнь складывалась замечательно – разве что я не смог стать музыкантом, чего очень хотел. И я же, получилось так, играл в группе КИНО на первом концерте в Рок-клубе – на саксофоне. Это называлось «Танец саксофона» на песне «Когда-то ты был битником». Это было шоу. Я вылезал из зала прямо на сцену и дудел в саксофон, разучив одну ноту, дико фальшивил. Там был такой аппарат, что это было неважно, ничего не было слышно, концерт был провальный, группа никому не понравилась.

«FUZZ»: Не понравилась?

Игорь: Да. Наш город часто отторгает то, что очень популярно. И сейчас тоже. Группа КИНО была очень популярна в Москве, и абсолютно равнодушно относились к ней в Рок-клубе. ТЕЛЕВИЗОР, например, считался намного круче. Факт.

Наша компания распалась по причине того, что Свин решил стать настоящим панком. И стал приводить в нашу компанию гопников. Он сказал, что мы все вшивая интеллигенция, что наши родители неправильные, мы никакие не панки, а космополиты, прозападники, а настоящие панки – из рабочих семей. И он стал их приводить. В определенный момент я понял, что окружен гопниками и ублюдками, которые могут украсть, сесть в тюрьму, кто-то из них сидел за изнасилование… Я сказал Свинье: «Мне это не нравится. Не вижу смысла с такими людьми общаться». Он сказал: «Ну, не нравится и не нравится». И я ушел общаться к Майку.

А Майк – это совершенно другая история. И Майк на меня очень сильно повлиял. И тогда я захотел устроиться звукооператором куда-нибудь. Сначала устроился в Большой театр кукол на то место, где работал Майк звукооператором. Там писался АКВАРИУМ, я участвовал в нескольких сессиях. Они записали там «Акустику». Я там играл на бонгах в трех песнях, и у меня эти треки сохранились. Они зарублены были Борей, потому что музыкантом я был не очень хорошим – надо было заниматься. А я больше хотел тусоваться. И мне не давалось всё легко, как остальным. Цой – он кореец, в нем больше упорства… Он же очень плохо пел – в результате стал петь, не был виртуозным игроком на гитаре – в результате ритм-гитаристом стал хорошим. А я так, по верхам. Майк: «У нас нет барабанщика». Я: «О, я буду!» Я был в некотором роде мажором – спекулировал пластинками, джинсами, у меня деньги водились. Купил себе барабанную установку. И ко мне приехали на первую репетицию Майк и Илья Куликов, ныне покойный. Мы стали играть, потом сели выпивать, и Майк сказал: «Не, Панкер, давай ты не будешь барабанщиком, потому что не получается из тебя барабанщик, давай ты будешь нашим звукооператором». Я сразу согласился. Номинально нечего звукооперировать-то. Просто надо же было кем-то быть. А потом я устроился с большими проблемами при помощи своего отчима в Театральный институт. Там был записан альбом Майка «LV», альбом СЕКРЕТА «Ты и я» – магнитофонный, который нигде не вышел, «Нервная ночь» Кинчева… А также туда все время приходил Гребенщиков и писал с Курехиным всякие свои авангардные бредни. Очень они меня смешили этим.

Потом я попал в Рок-клуб, и из Рок-клуба меня забрал Михайлов в клуб «Фонограф». Это был клуб во Дворце молодежи при обкоме комсомола. Там работали я и Слава Задерий. Михайлов начальник, мы подчиненные. Слава крашеный, в значках, мы были отвратительными типами. Но нас любили, мы делали концерты. Первый раз там выступили КАЛИНОВ МОСТ, ЗВУКИ МУ, НАУТИЛУС, ЧАЙФ… Тогда я еще был директором ОБЪЕКТА НАСМЕШЕК, а до этого еще очень плотно с СЕКРЕТОМ работал, я их вытащил на рок-клубовский фестиваль, где они стали лауреатами, а потом они ушли на профессиональную сцену, а меня с собой не взяли. Это было параллельно с Рок-клубом. Рок-клуб был организацией, где денег не платили. Михайлов являлся президентом Ленинградского Рок-клуба и начальником клуба «Фонограф» в ЛДМ. И мы все это увязывали. В ЛДМ благодаря нам прошел фестиваль семидневный…

Я занялся видео – прокаты, салоны. Потом мы открыли с Пиночетом магазин в Рок-клубе, очень неудачный был опыт – кризис, пятое-десятое. А потом я пошел в «Бомбу-Питер» к Олегу Грабко, там проработал три года в качестве продюсера. И уже понял, что не хочется мне идти работать ни в таможню, ни в Москву, меня звали… Деньги не главное, как-то всю свою жизнь я работал с людьми, которые мне были приятны. Если начальник – то Николай Михайлов. Не было какого-то чиноподчинения у меня. А сейчас у нас с Антоном Соей свой продюсерский центр «РММ», в который входят группы КУКРЫНИКСЫ, МУЛЬТFИЛЬМЫ и Михаил Башаков.

«FUZZ»: Когда Цой взлетел уже до стадионов, как вы, его старые друзья, восприняли это, какими глазами вы на него смотрели?

Игорь: Никак не смотрели. Потому что его стадионов никто не заметил. Стадионы-то он не в Питере собирал. У него в Питере был один раз концерт в СКК, я не был там. Единственное что – машина у него появилась. Машина – среди нас это был аргумент. Для меня как космический корабль, такая непонятная вещь. На которой он, кстати, и убрался в результате. Лучше бы ее не было, этой машины. Странно, я никогда не думал, что он будет привязан к вождению так сильно.

Лично мне нравились альбомы «Группа крови» и «Звезда по имени солнце». Я помню, как он впервые сыграл «Звезду по имени солнце» у Кинчева на квартире. Мы приехали после концерта памяти Башлачева к Кинчеву и пили брутально очень. Там был Цой как раз, и он Кинчеву сыграл «Звезду», а Кинчев ему сыграл какую-то тоже песню, которая стала потом крутой. Но «Звезда» понравилась сразу – этот ход, тогда она была как реггей. И песни-то сильные были… Я же говорю, не было уже такого общения – у него группа была своя, он с ними общался. Он погиб в тот момент, когда твердо решил переезжать в Москву, насколько я знаю.

Наиль Кадыров: До армии я воспитывался на нормальной музыке: THE BEATLES, THE ROLLING STONES… И этот детский сад, который творился у нас, никогда не интересовал меня. Потом, когда я пришел из армии, выяснилось, что какие-то движения произошли положительные в Питере. А мой приятель армейский был в курсе и начал таскать меня на концерты, в частности, на Десятилетие АКВАРИУМА. Это был Вадик Шебашов, сейчас известный писатель. Он издает книжки под псевдонимом Борис Карлов. Десятилетие АКВАРИУМА проходило в общежитии кораблестроительного института, по-моему. И один человек мне все время говорил: «Это Майк, Майк!» Ну, я подошел, мы познакомились… И это знакомство переросло в дружбу до самой смерти. Так получилось, что меня семья Науменко усыновила и считала своим сынком. Почти десять лет, до самой его смерти, я постоянно у них бывал, минимум два-три раза в неделю.

Кстати, творчество Майка я очень долго не воспринимал. Мы часто сидели, все обсуждали, никогда не слушали русскоязычную музыку. Он же был человек энциклопедических знаний. У него была огромная коллекция западной музыки. Это сейчас все легко – зашел в любой магазин, все есть. А тогда было все сложнее, надо было это искать. Какая-то часть пластинок попадала к Майку от Кости «Зверя», добрейшего человека, его друга. Вадик Шебашов каждую неделю вывешивал на стенке листочек бумаги – хит-парад, 10 наименований, самое лучшее из того, что на этой неделе у него слушается. Туда входили наши группы и англоязычные. А до этого меня сводили на концерт ЗООПАРКА, там был ужасный звук, никто не умел играть, в общем, бардак. И я как-то раз пришел к Вадику и, увидев ЗООПАРК на каком-то месте, написал рядом неприличное слово. А на следующий день пришел Майк, увидел это и обиделся… Но это все шуточки. А потом он меня начал приглашать играть в ЗООПАРК. Я несколько лет отказывался, а потом и согласился. Когда мы были знакомы лет пять, я уже разобрался, что это такое – его песни. Я считаю, что Майк – единственный автор, в котором нет ни капли совка: ни в музыке, ни в текстах. А с Цоем… Есть такой персонаж, Паша Краев. И у него дома, на улице Композиторов проходило очень много квартирных концертов. Я думаю, это был 1983 год. Тогда уже начали говорить, что есть такой проект КИНО, Цой и Рыба. И меня как-то затащили на их квартирник. И я сразу понял, что это – заведомо обреченный на успех проект. Это было слышно. На тот момент, насколько мне известно, Цой очень много играл квартирных концертов, ездил в Москву. У Паши часто выступал. Я был там раз пять, наверно. В квартиру помещалось порядка сорока человек. Был такой человек Юра Балакирев, а у него два брата по кличке Большие, борцы. И они надевали красные повязки и собирали со всех плату за вход. Стандартная цена была два рубля. А поскольку они Большие, то все им деньги отдавали, в пререкания не вступали. Много сиживали там. Обычно как: до концерта немного выпивания, после концерт, потом основная масса расходилась, мы сидели на кухне, о чем-то болтали, выпивали. К сожалению, это бич – алкоголизм. Все встречи обязательно заканчивались выпиванием. Разговаривали, в основном, о новинках западной музыки. То есть никто не воспринимал друг друга, упаси господи, как гения. Просто дружбаны. Что в мире происходит, какая группа выпустила очередной альбом, он хороший или не хороший – вот об этом говорили.