Неистовое сердце

Джинджер… В последние три дня, с той минуты, когда, поддавшись безрассудному порыву, он поцеловал ее, Джадд не мог выкинуть ее из головы. Ее аромат, казалось, заполнил каждый уголок дома. Он увидел ее темные лосины и пеньюар, висящие в ванной, и сразу же стал мучительно представлять, как она выглядит в этих вещах. Из-за таких-то видений он и уходил из дома каждый вечер.

Последние три вечера он провел с Амандой Уидерз. Ему было приятно общество женщины, которая ловила каждое его слово, соглашаясь со всем, что он говорит, которая смотрела на него так, как будто он знал ответы на все вопросы в мире.

Но вечера с Амандой не решали проблему мужа для Джинджер. В списке кандидатов значилось четыре имени, и все они были вычеркнуты. Найти хорошего мужа для Джинджер было не легче, чем иголку в стоге сена. Ладно, хватит думать об этом. Сейчас ему нужны только стакан воды и горячий душ. Он вяло направился к дому, ощущая тяжесть и влажность воздуха.

В кухне он налил себе большой стакан воды со льдом, невольно прислушиваясь, чтоб узнать, здесь ли Джинджер. Но ее не было слышно. «Вероятно, обнюхивает курятники, выискивая недостатки», – зло подумал он.

Роджер Хауэлл. Имя всплыло неожиданно, когда он поднимался по лестнице в ванную. Роджер был почти ровесником Джинджер, и Джадд знал, что большинство женщин находят его привлекательным: он был блондин с правильными чертами лица. Он работал в семейном бизнесе по продаже недвижимости и, кажется, вполне преуспевал. Да, Роджер Хауэлл мог быть именно тем, кого искал Джадд.

Стоило ему открыть дверь в ванную, как все мысли о Роджере Хауэлле исчезли. Более того, он вообще потерял способность думать, так он был ошеломлен представшим перед ним зрелищем. Джинджер спала, повернув голову и положив щеку на край прохладной ванны, влажные завитки волос обрамляли лицо. Ее щеки слегка порозовели от горячей воды, а длинные ресницы потемнели от влаги.

Почему во сне она всегда выглядела такой уязвимой? И такой осязаемой? Ее плечи выступали над водой, светящиеся округлые формы ее тела цвета слоновой кости были усыпаны солнечными поцелуями в виде веснушек. Джадд представил себе, как он прижимается губами ко всем этим милым коричневым пятнышкам, и у него задрожали руки.

Пена в ванне начала опадать, и он смог различить слабые очертания ее грудей. Ему захотелось взять мыло и медленно намылить ее всю. Интересно, знало ли ее тело любовные ласки? В ее глазах он читал невинность еще не разбуженной женщины. Но, глядя на нее сейчас, он удивлялся, как любой мужчина из тех, кого она встречала в Нью-Йорке, смог удержаться и не прикоснуться к ней.

Он вышел, тихонько затворив дверь и ощущая, что весь дрожит и что над верхней губой у него выступил лот.

Что-то необходимо сделать, думал он, спускаясь по лестнице и садясь за кухонный стол. Роджер Хауэлл – он уцепился за это имя, как утопающий цепляется за спасательную шлюпку в бурном море.

Если он выдаст Джинджер замуж, выполнив тем самым обещание, данное Тому, тогда, возможно, будет разумно покинуть ферму. Но, как это ни было разумно, его сердце восставало от одной только этой мысли. «Островок спокойствия» – это его дом. Его сердце, его душа принадлежат полям и службам фермы. Все счастливые минуты его жизни были проведены здесь, все хорошие воспоминания были связаны с этим местом. И он знал, как управлять фермой, чтобы она процветала еще больше. Разведение кур – это был только первый шаг из тех, что позволят ему сделать из «Островка спокойствия» ферму его мечты, а эту мечту он вынашивал с пятнадцати лет. При мысли об отъезде его сердце заболело так же сильно, как тогда, когда умер Том.

Нет, он не должен уезжать, по крайней мере, сейчас. Слишком много дел, которые надо завершить, прежде чем уехать.

Между тем он решил, что очень неплохо бы облиться в саду из шланга. Он надеялся, что это охладит не только его тело, но и разыгравшееся воображение.

Джинджер вдруг проснулась, осознав, что вода остыла, а пальцы на руках и ногах стали ребристыми, как чернослив. Она открыла душ и быстро ополоснулась, потом вытерлась и завернулась в большое полотенце.

Выйдя в коридор, она услышала звон посуды и скрипучий звук открываемой духовки. «Должно быть, пока я была в ванной, пришла Лайза», – подумала Джинджер, быстро идя в спальню. Через несколько минут она уже спускалась с лестницы, на ней был легкий ситцевый сарафан.

Джинджер остановилась в дверном проеме, с удивлением увидев, что на кухне хозяйничает Джадд: рукава рубашки закатаны, он помешивает что-то на плите.

– Где Лайза? – спросила она, прислонившись к косяку.

– Звонил Рей, сообщил, что она не очень хорошо себя чувствует. Я сказал, пусть лежит, сегодня вечером мы позаботимся о себе сами, – ответил он, не поднимая глаз от плиты. – Надеюсь, ты любишь гуляш, в холодильнике есть еще салат, в духовке – хлеб с чесноком.

– Прекрасно, – сказала Джинджер рассеянно; она подошла к окну и стала смотреть в него.

Сгущались ранние сумерки, вернее, так казалось из-за грозовых туч. В небе сверкнула молния, Джинджер вздрогнула и прижала к груди руки, еще через мгновение она услышала раскаты грома.

– Я полагаю, утром метеоролог был прав, предсказав дождь.

– Да, скоро разразится сильная гроза. – Он открыл духовку и вынул завернутую в фольгу буханку чесночного хлеба.

– Помочь? – спросила она, подойдя к Джадду и остановившись прямо за ним.

Джадд почувствовал аромат, исходивший от нее, то благоухание полевого цветка, которое он ощущал везде в последние дни. Краем глаза он заметил женственный бледно-голубой сарафан, который оголял ее плечи. Те самые плечи, которые он видел раньше, когда она была в ванне.

– Лучше садись и не мешай, – сказал он грубовато, не желая вспоминать то, что представилось ему в ванной.

– Ну, извини, – коротко ответила она, отошла к столу и села.

«Так оно безопасней, – подумал он, спиной чувствуя ее растущую враждебность. – Спокойнее числить ее в стане противника». Он переложил гуляш на блюдо, поставил хлеб на стол, потом достал из холодильника салат.

Джадд присоединился к Джинджер за столом, чувствуя на себе взгляд ее медных глаз и понимая, что она сердита на него за его недавний резкий ответ. Это то, что ему всегда нравилось в Джинджер. Она никогда не пыталась скрыть свои чувства. Если ты ей не нравишься, ты узнаешь об этом первый. А ему она очень ясно дала понять, что он ей не нравится. Ну вот и хорошо. Он ведь тоже считал ее избалованной своим дедом, который во всем ей потакал, и слишком импульсивной. Она ему тоже не нравилась.

Что было у них с Джинджер общего, так это любовь к ее деду и любовь к этой земле. И это будет связывать их долгие годы, как бы они ни относились друг к другу.

– Ты убрал всю пшеницу? – спросила она холодно, потянувшись за куском теплого чесночного хлеба.

Он кивнул:

– Завтра Рей отвезет последний грузовик с зерном на элеватор.

– Хорошо, раз ты свободен, утром начнешь красить дом.

Он в недоумении взглянул на нее.

– Красить что?

– Дом. На тот случай, если ты сам не заметил, скажу, что ты все здесь ужасно запустил. – Обвиняя, она пристально смотрела на него, ее глаза сверкали.

– Я запустил? – Его голос был обманчиво спокоен. – Пока ты была в Нью-Йорке и играла роль дебютантки, собираясь поступать в эту изысканную школу мод, я надрывал пупок, чтобы получать постоянную прибыль, позволяющую тебе носить модные тряпки.

– Это удар ниже пояса, – прошипела она. – Ты знаешь, я никогда не гонялась за модными тряпками, а в этой изысканной школе я хотела получить образование.

– Ты, ни на минуту не задумываясь, сбежала с фермы и разбила сердце своего дедушки, – парировал Джадд.

Джинджер задохнулась, все краски сбежали с ее лица. Чувство вины, которое пробудили в ней его слова, причиняло почти физическую боль. Джинджер выскочила из-за стола белая как мел.

– Я не хочу есть, – сказала она и, прежде чем он смог ей ответить, повернулась и выбежала из комнаты.