Рассвет

– Я не нуждаюсь, чтобы мне показывали…

– Но я нуждаюсь, – он с силой вырывал у меня полотенце.

Я попыталась вывернуться, но это только помогло ему, и полотенце слетело с моей груди. Его глаза расширились в предвкушении.

– Филип, остановись! – вскрикнула я. Но он схватил меня за локти и зажал руки сзади.

– Если кто-нибудь услышит тебя, мы все попадем в неприятность, – предостерег он, – ты, я, и особенно Джимми.

Он поднес свои губы к моим соскам, быстро перенося их от одного к другому.

Я закрыла глаза, пытаясь отстраниться от того, что происходило. Когда-то я мечтала, чтобы он прижимал и любил меня, но все это теперь грубо перевернулось. Мое бедное растерянное возбуждаемое тело откликалось на его ласки, но мой разум кричал: «Нет!» Я чувствовала себя так, словно кто-то погружал меня в теплый, мягкий зыбучий песок. Несколько секунд удовольствия сулили только беду.

Я продолжала извиваться под его пальцами-щипцами. Кончик его языка описывал линию от одной груди к другой, потом он присел, целуя внизу живота, пока не добрался до края полотенца, который едва прикрывал меня до поясницы. Я едва держала его кончиками пальцев. Он захватил полотенце, словно взбесившаяся собака.

– Филип, пожалуйста, остановись! – умоляла я. Он сорвал полотенце с моего тела и швырнул его к моим ногам. Потом он взглянул на меня бешеными от вожделения глазами. От их блеска сердце мое забилось еще быстрее и застучало еще сильнее.

Не в состоянии вырваться от него, потому что он прижал меня к стене, я закрыла ладонями лицо, как только он освободил мои руки, чтобы обнять бедра и прижаться к ним лицом. По-прежнему закрывая лицо, я почувствовала, как мои ноги стали подкашиваться и скользить по стене на пол.

– Дон, – сказал он, дыша тяжело и прерывисто, – это так приятно прижимать тебя. Мы не должны думать ни о чем другом.

Все, что я могла сделать, это заплакать. Его руки блуждали по моему телу, обследуя и лаская его.

– Разве неприятно это чувствовать? Разве ты не счастлива? – прошептал он. Я отняла руки от лица, когда он начал расстегивать брюки. Словно электрический разряд страха прошел по моей спине. Со всей силой я попыталась оттолкнуть его от себя, чтобы дотянуться до двери и убежать. Но он схватил мои кисти, вывернул их и повалил меня на деревянный пол.

– Филип, – закричала я, – остановись, пока не слишком поздно!

Но он уже очутился между моих ног.

– Дон… не будь такой пугливой. Я не могу не хотеть быть с тобой. Я думал, что смогу, но ты такая красивая. Это не будет иметь никакого значения, – выдыхал он слова.

Я сжала руки в кулачки и пыталась колотить его по голове, но это было все равно, как если бы маленькая птичка била своими крыльями по пасти лисы. Он даже не заметил этого, он устроился удобнее против меня, его губы захватили мягкую плоть моей груди, а рука пробиралась к моему животу.

Неожиданно я почувствовала его тяжесть, когда он вдавил в меня свой разбухший, твердый половой орган, который требовал удовлетворения. Он ворвался в мою тугую и сопротивляющуюся плоть, разорвав ее и вызвав кровь.

Я закричала, уже не думая, что нас могут обнаружить и найти Джимми. Потрясение от ощущения его внутри меня отбросило прочь все страхи. Мой пронзительный крик оказался достаточным, чтобы он отпрянул.

– Ладно, ладно, – уговаривал он, – перестань, я тоже перестану. Он вскочил и стал быстро натягивать трусы и брюки. Я перевернулась на живот, все мое тело содрогалось.

– Разве тебе не было хорошо? – тихо спросил он, присев возле меня. Я почувствовала его руку на своих ягодицах. – Во всяком случае, у тебя теперь есть представление о том, на что это похоже.

– Уйди. Оставь меня, Филип. Пожалуйста! – кричала я сквозь слезы.

– Это всего лишь потрясение. У всех девушек на это одинаковая реакция. – Он встал. – Все в порядке, – повторил он, больше, чтобы убедить себя, чем меня. – Дон, – прошептал он. – Только не возненавидь меня за то, что я хочу тебя.

– Оставь меня одну, Филип, – потребовала я. Последовало долгое молчание, потом я услышала, как он открыл дверь ванной и вышел.

Я повернулась, чтобы убедиться, что он ушел. На этот раз я проверила, чтобы дверь была заперта. Потом я взглянула на себя. На груди и животе были красные пятна в тех местах, где он сжимал и сосал меня. Я вся дрожала. Его насилие надо мной, хоть и короткое, оставило во мне ощущение грязи. Я встала под душ и пустила горячую воду, почти обжигающую мое тело. Я предавалась этому жару, ощущая, как он очищает меня и смывает память о руках и поцелуях Филипа. Я терла себя с такой силой, что на теле появились новые красные пятна. Мои слезы смешивались с водой. То, что когда-то обещало романтический экстаз и восторг, сейчас обернулось грязью и порчей. Я терла и терла.

Наконец, измученная попыткой смыть то, что произошло, я вышла из-под душа и вытерлась. Я вернулась в спальню и, чувствуя себя усталой и разбитой, легла. Я больше не могла плакать. Я закрыла глаза и заснула. Проснулась я, заслышав легкий стук в дверь.

«Он вернулся», – подумала я, мое сердце снова учащенно забилось. Я решила не отзываться. Стук стал громче, а потом я услышала: «Дон!»

Это был мой отец. Может быть, Филип, напуганный моим отпором, пошел к нему и рассказал о Джимми? Я медленно поднялась, руки и ноги были такими тяжелыми, словно я целый день проработала в поле на ферме. Я надела халат и открыла дверь.

– Привет, – сказал он. Его улыбка быстро угасла. – С тобой все в порядке?

– Я… – Я хотела рассказать ему обо всем, хотела выкрикнуть все, чтобы выбросить это из памяти. Я хотела кричать ему обо всех насилиях надо мной. Я хотела потребовать возмездия, потребовать любви и заботы, потребовать, чтобы со мной обращались как с человеком, по крайней мере, если уж не как с членом семьи. Но я только потупилась и покачала головой. – Я очень устала, – сказала я.

– А, я прослежу, чтобы тебе дали выходной.

– Спасибо.

– У меня есть кое-что для тебя, – отец полез в нагрудный карман и достал оттуда конверт.

– Что это?

– Квитанция о получении из тюрьмы. Орман Лонгчэмп получил твое письмо. Я сделал, что обещал.

Я взяла квитанцию и взглянула на официальную подпись. Папа получил мое письмо и, похоже, уже пробежал взглядом по моим словам. По крайней мере, теперь я могу с надеждой смотреть вперед в ожидании его ответа.

– Но ты не должна волноваться, если он не ответит, – посоветовал мне отец. – Я уверен, что сейчас он испытывает стыд, и ему было бы трудно встретиться с тобой лицом к лицу. Скорее всего, он не знает, что сказать.

Я кивнула, глядя на квитанцию.

– Мне еще трудно все понять, – сказала я, сдерживая слезы. Я взглянула на него. – Как мог он выкрасть меня прямо под носом моей сиделки?

– О! В этом он был очень сообразителен. Он дождался, когда она оставила детскую, чтобы навестить миссис Бостон в ее комнате (та крепко спала, и она решила взять перерыв). Это не означало, что она невнимательна. Она и миссис Бостон были добрыми приятельницами. Он, должно быть, прятался в коридорах, наблюдая и выжидая. Когда этот момент настал, он вошел, взял тебя и скрылся через задний вход.

Я пристально смотрела на него.

– Сестра Дальтон ушла в комнату миссис Бостон?

Он кивнул.

«Но почему же миссис Бостон не сказала мне об этом, когда я спросила ее, как папа мог взять меня прямо на глазах сестры Дальтон? – размышляла я. – Ведь это такая важная подробность: как могла она забыть об этом?»

– Мы не знали, что тебя забрали до тех пор, пока миссис Дальтон не вернулась и не обнаружила, что ты пропала, – продолжал отец. – Сначала она подумала, что мы взяли тебя в нашу комнату. Взволнованная, она прибежала к нам.

«Что вы имеете в виду? – сказал я. – У нас ее нет». Мы не думали, что бабушка Катлер могла взять тебя в свои комнаты, но миссис Дальтон и я побежали проверить, и тогда меня пронзила страшная догадка, я побежал по отелю. Но уже было слишком поздно.