Страница 2 из 8
Так вот, Олег и был главным «поисковиком». Единственный минус — без конца в разъездах, что, может, и неплохо, но не сейчас, когда так хотелось и так важно было побольше времени проводить дома со своими. Хотя работа была динамичная, живая, страшно интересная: за эти месяцы Олег собрал столько человеческих историй — во всех жанрах, от надрывной мелодрамы до головоломного детектива.
Коллизии попадались самые непредсказуемые — да вот буквально последняя. Женщина прислала фото пропавшего несколько лет назад мужа. Они его показали. Удача — откликнулись быстро и многие. Интрига же заключалась в том, что почти все звонившие узнали в человеке на снимке РАЗНЫХ своих знакомых…
— Лужин Станислав Георгиевич, — прочитал Олег вслух, — шестьдесят девятого года рождения, пропал четыре года назад. Не вернулся с дежурства. Работал в Кратове — это же у нас тут, под Москвой?… — охранником.
— Ночным сторожем, — хмыкнул редактор. — Туполевские, или чьи, склады охранял. Там же эти — испытательные аэродромы…
На фотографии был мужик средних лет анфас, выражение застывшее — как на документ фотка. Лицо… даже и не знаешь, что про такое сказать. Обыкновенное. Простое русское. Шатен, глаза, кажется, серые. Без особых примет. И надо же — нескольких разных людей в нём опознали. Хотя, может, именно потому.
— Написала Лосева Зоя…
— Гражданская жена…
— Связывались с ней?
— До неё самой не дозвонились, но связались с фирмой, где он числился. Там всё подтвердили. Действительно работал, действительно пропал, без вести…
Олег проглядел список позвонивших в редакцию. Ничего себе! Один, два, три — аж четырёх разных людей увидели на фотографии… Никогда ещё такого не было.
Он решил начать с единственного москвича. Впрочем, сразу выяснилось, что след ложный. Андрей Наливаев — спортсмен, между прочим боксёр, и достаточно известный, — пропал ещё шесть лет назад: о чём в соответствующей сенсационной тональности сообщили некогда СМИ.
Пропал…
Заинтригованный Олег даже залез в подшивки. Это было странное и чем-то завораживающее (со смутно-болезненным оттенком) занятие — рыться в давно неактуальных новостях, эксгумировать позабытые сенсации, умиляться жёлтой в обоих смыслах (теперь уже и в прямом — по цвету старой бумаги) таблоидной залепухе из прошлого века. Байка, допустим, в древнем-предревнем приложении к «Комсомолке»: некий врач раз пять пытался покончить с собой — и то верёвка не выдерживала, то яд не действовал («Плейшнер восьмой раз прыгал из окна…»). Заголовочек глумливый: «С Колымы не убежишь». Ладно…
Наливаев… И правда числился не последним бойцом в полусреднем весе — хотя карьера и поведение его отягощены были скандалами и мистификациями. Довольно логичным продолжением которых стало их, скажем так, окончание. Поехал в Крым с подругой (моделью) на Новый год, подруга заявила в милицию, к поискам подключилась милиция российская — безрезультатно… Статья на первой полосе «МК»: «Кто стоит за похищением звезды российского бокса?» В «МК» уверены, что чеченская мафия, — не сомневаются, что в ближайшее время потребуют выкуп. Выкупа не потребовали. Звезда не отыскалась ни в живом виде, ни в мёртвом.
Олег придирчиво изучил снимки Наливаева, сравнил со сторожем… Н-ну, какое-то сходство есть, хотя и довольно отдалённое. Тем более боксёр сильно моложе. И в любом случае… За год работы в «Я жду» Олег наслушался самых невероятных (притом имевших место в действительности!) историй об исчезновениях и судьбах исчезнувших, но представить, как пропавшая звезда бокса объявляется — сколько?… два года спустя — в образе ночного сторожа, чтобы снова без вести пропасть! — даже он был решительно не в состоянии. Так что номер первый он вычеркнул смело.
Ещё в списке значились люди из Питера, Риги и Минеральных Вод. Впрочем, Минводы можно было, кажется, тоже вычёркивать заранее: оттуда писал какой-то явно малоадекватный персонаж (такое местами случалось) — чуть не матом хаял беспринципных телевизионщиков…
Питер ближе всего.
— Какой-то «дядя»… На улице… — У Тайки от злости даже лицо пятнами пошло. Олег очень редко видел её — человека, в общем, чрезвычайно сдержанного — в таком состоянии.
— Дал это и посоветовал поставить на конфорку? — Олег вертел в пальцах патрон: пистолетный, с тупой закруглённой пулей, но довольно здоровый, не «макаровские» 9 миллиметров. Скорее уж 7,62 к ТТ.
— Слава богу, Машка, умница, мне сказала…
— Ну что ж она, совсем, что ли, глупая…
Олег поскрёб ногтем покрывавшую патрон бурую корку. Попробовал пальцами расшатать пулю. Та неожиданно легко вышла.
— Он без пороха, — потряс гильзу над ладонью, — не пальнул бы… Пошутил кто-то.
— Ноги за такие шутки ломать надо! — За Тайкиной непримиримостью чувствовалось некоторое облегчение.
Олег привлёк её, обнял. В комнате Мишка с Машкой устраивали черепашьи бега — красноухие черепахи, девочка и мальчик, наречённые Бонни и Клайд, даром что считались водяными и жили в аквариуме, по ковру гоняли весьма шустро. Шутки… Не тот ли это, случаем, остроумец, что по телефону мне звонит? Если правда детей ещё попытается в своём шоу использовать — в натуре поймаю и в травматологию отправлю…
— Малыш, — он поцеловал жену в висок, — у меня ещё одна плохая новость.
При известии об очередном его отъезде Тайка огорчилась, вестимо, но виду не подала. Она никогда не то что не выражала — не намекала даже на недовольство мужниными отлучками: хотя Олег видел, конечно, и недовольство, и его подавление. Он чувствовал вину и благодарность. «Плохо быть деревянным на лесопилке», — по привычке то ли пожаловался, то ли покаялся, то ли посочувствовал он. Все равно уезжал в мерзковатом настроении. Как-то всё сложилось: погода (морозы — злобные, с ветром, с мелким режущим снегом — не отпускали с ноября), шуточки эти анонимные… Поначалу звонки на свой мобильный с театральными угрозами Олег и впрямь принял за тягостный розыгрыш. Но после третьего (звонили из автомата) заподозрил, что глянулся какому-то сумасшедшему. Звонивший ничего не объяснял и не требовал. Подразумевалось, что Олег сам должен понимать, за что ему грозят инквизиторской расправой. Олег, конечно, не боялся, но настроения все это не поднимало. Как он номер-то мой добыл, придурок? Хотя у кого только нет моего номера…
Поезд нехотя поволокся, дрожа и лязгая, натужно разогнался, вошёл во вкус. Темень неслась за окном, снег, снег, снег, станционные фонари под спудом коробчатых руин, сирые огоньки на границе голых пространств — только глядя туда, можно было окоченеть. Олег не глядел: медитируя по-своему, он малевал в блокноте абстракции и думал о том же, о чём думал всегда, когда ощущал неуют и неуверенность, — о жене, сыне, дочери, доме. Олег был убеждённым и искренним консерватором, безусловным адептом только и исключительно традиционных ценностей. Уснул он в самом замечательном расположении духа.
Черт… Господи… Он стоял и смотрел на ЭТО, стоял и смотрел, стоял… — а потом его повело, он рефлекторно выставил руку, рука больно ударила во что-то железное, отдёрнулась, опять ударилась — кистью, потом локтем… он судорожно хлопал глазами в кромешном мраке и раз за разом садил правой снизу в крышку вагонного столика — костяшки были разбиты об его кронштейн… Купе колыхалось и мягко погромыхивало, покряхтывало в темноте какими-то сочленениями… Олег лежал на спине мокрый как мышь, с лупящим в грудину сердцем. Опять…
В Питере он первым делом купил (мысленно извинившись перед Тайкой) сигарет: дома он не курил никогда, вообще курил очень, очень редко — но после этой ночки и этого сна никак не мог окончательно прийти в себя… Здесь стоял такой же мороз плюс, в отличие от Москвы, многократно усугубляющая холод влажность. Как они живут при такой влажности?… Небо из серых шлакоблоков, грязные сугробы, облупленные дома, жуткие подворотни — Олег не любил этого депрессивного города.