Страница 45 из 62
— Верно, не ожидали, потому что не ими я задуман. Они лишь орудие.
— А кто вас задумал?
— Не знаю… Придет время, и он подаст мне знак. Тогда я и познакомлюсь с ним…
— Как это все странно и непонятно! — с горьким вздохом признался Дуванис.
— Не все сразу, друг мой, — уклончиво ответил старец. — Постепенно поймешь, что к чему. А теперь, голубчик, веди-ка меня к себе в гости, а то эта мантия с бриллиантами все плечи мне отдавила!
— Ладно, ведеор, идемте. Я буду рад принять вас у себя. И Калия будет рада. Калия — это жена моя… Только она у меня еще темная. Верит в бога единого и ничем ее не проймешь! Боюсь я, как бы она по темноте своей не причинила вам беспокойство. Может, не говорить ей, что вы бог, а?
— Нет, Дуванис, обманывать нехорошо. Скажем ей все как есть, а заодно уж и просветим ее. Так будет лучше…
— Как вам угодно, ведеор…
И вот новоиспеченные друзья, оставив холм, двинулись не спеша к деревне. По дороге их беседа ни на минуту не прерывалась, но о себе загадочный бог не говорил ни слова.
Его святость сын божий сидел, по своему обыкновению, у пылающего камина и грел ревматические старые кости, когда дверь его кабинета внезапно распахнулась и перед его светлыми очами предстал протер Мельгерикс. Лицо его было бледно и взволнованно.
— Ваша святость!..
— Что случилось, беспорочнейший? Почему входишь не по уставу?
— Ваша святость, прибыл Канир! Случилось что-то ужасное! Он рвется к вам, но вид у него…
— При чем тут вид? Введи сейчас же доктора Канира! — сердито сказал гросс и повернулся в кресле так, чтобы видеть дверь.
И вот по знаку протера Мельгерикса в кабинет, шатаясь, вошел доктор Канир. Вернее, не сам Канир, а его жуткий призрак — истерзанный, грязный, взлохмаченный. Призрак несколько секунд стоял с выпученными глазами, ловя воздух перекошенным ртом, потом вдруг грохнулся на ковер и, завывая и всхлипывая, медленно пополз к гроссу.
— Что такое? Что случилось?! — вскричал сын божий, взволнованно ерзая в своем кресле.
Доктор Канир, схватив полу мантии гросса, принимается покрывать ее лобзаниями и слезами. Протер Мельгерикс стоит в стороне и наблюдает эту сцену с брезгливой гримасой на лице. Впрочем, его бледность говорит о том, что он тоже взволнован.
Гросс с явным отвращением вырвал из рук Канира полу мантии и легонько пнул его туфлей в лоб.
— Это безобразие, доктор Канир! Извольте взять себя в руки! Это просто безобразие какое-то! Вы расстраиваете меня, а мне врач запретил расстраиваться! Слышите?!.
— Теперь… теперь… уже все равно… — с трудом выдавил из себя Канир, стараясь подавить рыдания.
— Почему все равно? Что случилось? Говорите толком и перестаньте выть! Я не могу это больше слышать!.. Что произошло? С чудом что-нибудь натворили?
— И с чудом… — всхлипнул Канир и поднялся на колени. — Ливень… ливень, ваша святость, совершенно уничтожил поля… Во всей провинции!
— И из-за этого вы так убиваетесь, сын мой? Стыдно! — гневно воскликнул сын божий.
Он повернулся к Мельгериксу и сделал ему какой-то знак рукой. Протер тотчас же подошел к богато инкрустированному шкафчику, вынул оттуда бутылку с темной жидкостью и объемистый бокал. Наполнив бокал до краев, он поднес его Каниру.
— Выпейте, ведеор доктор! Это подбодрит вас!
Канир принял бокал из холеных рук протера, осушил его весь до дна и сразу заметно успокоился. В лице у него появилась краска, в глазах некоторая осмысленность. Отодрав от щеки свою искусственную бородку и отбросив ее на ковер, он начал докладывать:
— Согласно договору, ваша святость, ведеор Браск устроил чудо в Марабранской провинции. Все было тщательно приготовлено, и место для аппарата было выбрано удачно — близ деревни Аркотты. Это было великолепное чудо, ваша святость! Багровые тучи, потом глубокий мрак, как в преисподней, потом ужасающий ливень с чудовищными громами и молниями. Я сидел, в автомобиле и молился богу единому, чтобы автомобиль не унесло в море потоками воды или не поразило огнем небесным. Потом все кончилось, и я увидел размытые поля. Его беспорочество протер Мельгерикс собрал в десять раз больше молящихся, чем требовалось… Да, да, ваше беспорочество, я говорил вам… Но это не главное, ваша святость! Не бедствие крестьян так растерзало и испепелило мою душу…
— А что же? Говорите, доктор!
— О, ваша святость! Вы единственный наш заступник в эту страшную годину! Кому, как не вам, сыну… Но нет, нет, язык мой немеет, и сердце холодеет в груди. Мне страшно подумать об этом, не только говорить, — последние слова Канир произнес совсем шепотом и при этом вновь покрылся смертельной бледностью.
— Именем бога единого, отца моего небесного, заклинаю вас, доктор! Говорите! Ашем табар! Говорите! — закричал гросс сардунский и, выхватив из складок мантии золотой символ бога единого — круг со схемой солнца на украшенной рубинами рукоятке, — поднял его над головой в сухоньком кулачке.
— Не надо, ваша святость! Не надо! Не поминайте его!.. Он… здесь! — завизжал Канир, с ужасом отшатываясь от гросса.
— Кто здесь? О ком вы говорите?!
— Тот… тот, кому служит священная гирляндская община! Тот, чьим сыном нареченным вы состоите на Земле!.. Я видел его, ваша святость! Он ослепил меня своим лучезарным величием! Он оглушил меня своим громовым голосом! Он пришел судить и карать… О, горе нам, горе…
Гросс нахмурился, опустил руку с солнечным символом и посмотрел на своего секретаря. Лицо протера было замкнутым, но настороженным. Сын божий снова перевел взгляд на Канира.
— Вы явно больны, сын мой… Вам нужен покой и врач… — произнес он неуверенно.
— Нет, ваша святость, нет! Я совершенно здоров! — закричал доктор. — Умоляю вас, не обращайте внимания на мой вид и на мое поведение… Я просто глубоко потрясен. Я спешил известить вас, ваша святость… Он явился, явился! Это может подтвердить и ведеор Браск!..
Гросс снова посмотрел на Мельгерикса:
— Что ты скажешь на это, беспорочнейший?
— Я видел Куркиса Браска, ваша святость! Он тоже говорил что-то в этом роде… — сказал Мельгерикс с глубоко озабоченным видом.
На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
Сын божий пристально глядел в огонь камина, словно советуясь с пляшущими языками пламени, и шевелил при этом кустистыми бровями. Канир взирал на него с надеждой и мольбой, а протер Мельгерикс рассматривал свои ногти.
— Вот что, любезный доктор, — заговорил наконец гросс спокойно и строго, — ступайте домой и приведите себя в порядок. В такое решительное время нельзя распускать себя. Шефу своему профессору Вар-Доспигу ничего пока не говорите. Я сам снесусь с ним, если в этом окажется надобность… Ступайте, и мир да пребудет с вами!
— Слушаюсь, ваша святость… — чуть слышно проговорил Канир и, поцеловав мантию сына божьего, вышел из кабинета несколько ободренный.
После ухода научного консультанта Брискаль Неповторимый дал волю своему раздражению. На голову покорно склонившегося Мельгерикса обрушился целый водопад слов, полных горечи и досады.
— Какой стыд! Какой позор для нашей религиозной общины! — кричал гросс, брызгая слюной. — Пришествие! Ты представляешь себе, беспорочнейший, что это значит? При-ше-ствие! А что скажет верховный правитель Гирляндии? Что скажет кабинет министров? Что скажет высший совет?… Ступай и пришли ко мне Куркиса Браска. Он деловой человек, не то что этот слюнтяй Канир. От Браска я узнаю все подробности и тогда решу, какие меры надлежит принять вельможам Гроссерии. В таких делах нельзя действовать опрометчиво! Ступай же и выполняй мою волю. На троне гросса сидит пока еще сын, а не отец!
Протер-секретарь низко поклонился гроссу и быстрым шагом удалился. Через четверть часа после этого в кабинет сына божьего проворно вбежал фабрикант чудес Куркис Браск.
Промышленник из Марабраны успел уже к тому времени справиться со своим испугом. Необыкновенную встречу на холме близ Аркотты он отнес к разряду неприятных случайностей и, взвесив все обстоятельства, не видел в ней теперь ничего трагического и рокового.